Запрет на тебя - Елена Тодорова

– очевидное отчаяние. Духовная в том потребность или интуитивное желание быть, как любимая всеми Лиза – трудно сказать. Не знаю и того, насколько хорошо это работает, учитывая, что после я мысленно заряжаю винтовку и прихожу в бар.

Горю, глядя в глаза Шатохину… Неистово горю. Но чтобы разорвать зрительный контакт, приходится задействовать колоссальные резервные силы. И даже они по факту не справляются. Отвернуться приходится, лишь когда теряется физическая возможность – мы минуем его столик.

Смотрю на Никиту и, прежде чем занять предложенное место, прижимаюсь губами к его губам.

– Ого, – глухо выдает тот, когда неожиданная ласка заканчивается. Сжимая ладонями мою талию, задерживает, не давая отстраниться. – Фишка, чаровница… Мм-м… – прикрывая веки, ведет носом по моей щеке. – Какая же ты чумовая, Чарушина… Хочу себе. Тебя, Мариш. Давай уже, сдавайся!

– Мм-м… Не так быстро, Никит, – упираюсь ладонями ему в грудь, но сильно не сопротивляюсь.

Желаю, чтобы Даня этим контактом вдоволь насладился. Смотрит же? Проверять не рискую, но очень на это надеюсь.

– С восьмого класса мне снишься, веришь? – признается Орос, обдавая меня частым дыханием, которое отчего-то на моей коже ощущается каким-то липким и неприятным. – Хочу тебя, Чарушина! – выталкивает максимально решительно, буквально требовательно. – Я себе цель давно поставил, что будешь моей. Будешь, Мариш! Я, блин, готов на тебе даже жениться, веришь?

Выпалив последнее, стискивает меня еще крепче и, слегка отстраняясь, смотрит в глаза.

– Прямо сейчас, что ли? – смеюсь, чтобы смягчить неловкость.

– Да хоть сию секунду, Чарушина!

– Черт… – хохочу громче. – А у тебя серьезный подход! Приятно, когда так! Таких предложений мне, определенно, еще не делали!

– Так соглашайся! – выкрикнув это, резко встает передо мной на одно колено.

Я знала, кого звала с собой. Рассчитывала на запал Ороса. По размаху в действиях мы с ним в чем-то похожи. Однако, черт возьми, аж прям такого не ожидала, конечно же.

Смеюсь, когда по задымленному залу расходятся крики. Одни одобряют и улюлюкают, а другие вопят: «Мужик, проспись!» Но внимание мы привлекаем, однозначно.

– Погоди… Я подумаю, – кокетничаю, поглаживая ладонями широкие теплые плечи Никиты. – Вставай, пожалуйста.

– Встаю, пожалуйста, – со смешком комментирует собственные действия. – Только с ответом теперь не отвертишься.

Красивый он все-таки… Улыбка шикарная. Черты лица на зависть мировому топ-10. Идеальное сочетание смазливости и мужественности, так еще и харизма в наличии. Задор, граничащий с дерзостью. Все, как я люблю. Но что-то не то. И все же я позволяю ему себя обнять.

Может, что-то и правда у нас получится?

Только вот дьявол манит в другую сторону. Неудержимо веду взглядом, чтобы оценить реакцию Дани, и тотчас сумасшедшей мукой захлебываюсь. Он не смотрит на нас. С выразительной страстью стискивает и целует свою девчонку.

Внутри меня в очередной раз какой-то важный датчик перегорает. Сердце продолжает стучать, но делает это уже настолько откровенно нездорово, что остается лишь ждать секунды, когда все это дерьмо под названием «Моя прекрасная жизнь» закончится.

Вновь заставляю себя отвернуться. Когда садимся за стол, невзирая ни на что, фокусируюсь исключительно на Никите. Он, наверняка, не первый приход шока сегодня ловит. Еще никогда ему столько моего внимания не доставалось.

С диалогом у нас, конечно, проблем не возникает. Оба любим поговорить. Язык подвешен, ум заряжен, комплексы отсутствуют – легко подхватываем друг друга, понимаем с полуслова и входим в любую тему. Все идет отлично.

От еды я отказываюсь, но легкий цитрусовый коктейль постепенно выцеживаю. По сторонам больше не верчусь. Даже когда идем с Никитой на танцпол, смотрю исключительно прямо перед собой.

Я усердно игнорирую ужас и муку своего организма. Я щедро улыбаюсь. Я упорно выживаю.

Движения на автомате. Хорошо, что опыт огромный. Мне не нужно подключать голову, чтобы задавать команды телу. Оно будто своей жизнью живет. Вьюсь около Никитоса, словно он и правда мной любим. Тошнота нарастает, но я упорно ее игнорирую. Не хочу принимать то, что в это мгновение мне, кроме всего прочего, от самой себя мерзко.

– Песня классная, – горланит мне на ухо Орос. – О нас с тобой!

Плевать, о чем он фантазирует, вслушиваясь в этот романтический бред. Я пытаюсь представить, что его в принципе нет.

Словно я в танцевальном зале. Словно это репетиция. Словно я просто сама с собой развлекаюсь.

Только вот слова дурацкой песни все же проникают в мой мозг и подрывают там ворох незабываемых воспоминаний.

Как безрассудно я любила… Как самоотверженно отдавалась… Какой счастливой я была…

«Я тебя обожаю…»

«Сейчас расслабься, кисунь…»

«Космос, Чаруша…»

«Это твоя энергия, Марина. Твоя шакти. Чувствуешь, как она горит, когда я тебя возбуждаю? Чувствуешь, маленькая…»

«Я здесь за твоим пятым пунктом. Что там? Бомби!»

«Ты пиздец какая красивая, Динь-Динь…»

«Маринка… Маринка моя…»

Не хочу останавливаться. Забываю ведь, где, с кем и по какой причине нахожусь. Боль уходит. Никита, толпа людей, даже этот душный зал – все исчезает. Я кружусь и кружусь, будто счастливее меня на всем белом свете никого нет.

«Иди сюда, Чаруша…»

«Сейчас полетаем, Динь-Динь…»

«Думаешь, что существует что-то, чего я еще не пробовал?»

«Что за бред, Марин? А? Кто, блядь, на такое спорит? Кто?»

«Пять Г» исключается… С тобой исключается…»

«Маринка…»

Сложно определить, сколько по времени длится эта странная эйфория. Много ритмов и мотивов сквозь мое сознание проносится. Много личных сокровенных моментов проматываются. Много слов проходит.

Пока внутри не поднимается слишком сильная волна тошноты.

– Мне в туалет нужно, – бросаю Никите, когда он мешает уйти с танцпола.

Его лицо вынуждает вернуться в действительность, и это оказывается чрезвычайно болезненным. Скривившись, выкручиваю руку и быстро иду в сторону уборных. По дороге туда щекам мокро становится. Лишь по этому факту осознаю, что плачу, и с оттяжкой содрогаюсь от муки.

Толкаю массивную дверь, переступаю порог и резко замираю. Не двигаюсь, а будто на полной скорости дальше несусь, чтобы разбиться о жестокую реальность насмерть.

Согнутая у пьедестала раковины полуобнаженная девушка и трахающий ее Шатохин – слепок на все мое тело. Потому как не только роговицу это видение выжигает. Словно от столкновения с бушующим пламенем, ожогами покрывается весь кожный покров.

Поймав в зеркале мой взгляд, Даня сразу же прекращает движения и полностью разворачивается.

– Присоединишься, Марин? – хрипит он, сжимая ладонью член и грубо его наглаживая через блестящий от смазки презерватив.

Дважды моргаю, прежде чем