Фидель Кастро - Себастьян Бэлфор

Хотя Кастро осмотрительно прямо не критиковал новую систему, очевидно было, что она его не удовлетворяла. Не совпадением было и то, что меры экономической либерализации в прошлом вводились в двух случаях, когда модель централизованной и «нравственной» экономики Кастро находилась под особым давлением: в 1964 году, после провала индустриализации, и после кризиса 1970 года. Его скрытое недоверие к рыночным механизмам усилилось в середине 80-х гг., когда выявилось, что экономика начала страдать от огромного напряжения. Дела подошли к высшему пику с созданием в 1985 г. плана Центральной коллегией по планированию (Юсплан) под руководством Умберто Переса, экономиста, обученного в Москве. После личного вмешательства Кастро план отвергли на том основании, что он обеспечивал чрезмерно огромный бюджет, не принимая во внимание экономическую ситуацию на Кубе. Одной из самых важных проблем, считал Кастро, является то, что децентрализация экономических решений дала рост корпоративистским тенденциям в бюрократии. Объясняя свои действия, он сказал Национальному Собранию: «В течение всех этих лет, с тех пор как мы впервые приступили к планированию и развитию, настроение разброда господствовало во всех организациях, во всех министерствах… битва каждого учреждения за получение ограниченных ресурсов. Этот критерий, этот стиль… был отменен и было установлено, что план должен стать планом каждого и чтобы хозяйство было хозяйством каждого»[192]. Обходя «Юсплан», Кастро учредил новый комитет для составления исправленного плана на 1985 год, который значительно сокращал государственные расходы, создавал преобладание экспорта над импортом и устанавливал меры по охране ресурсов. Вскоре после этого Умберто Перес, технократ, наиболее связанный с СУПЭ, был снят с поста, а в 1986 году исключен из Политбюро.

С началом кампании «Пересмотра» Кастро расширил границы своей критики. На нескольких съездах в течение 1986–1987 гг. он кинулся в атаку на «ошибочные и отрицательные тенденции», возникшие в предыдущие годы. В то же время он призывал кубинцев к повышению производительности, к низким расходам и возобновлению добровольного труда, в частности добровольных строительных отрядов, «микробригад». Его управление этими растянутыми собраниями проводилось по основным его методам. Он вовлекал делегатов в диалог, спрашивая о мельчайших подробностях их работы и используя информацию, призванную иллюстрировать его широкие темы. Только несколько организаций избежали колкости его языка. Он осуждал низкую производительность кубинской промышленности, обвиняя управленческие органы в трате ресурсов, технократов — в невыполнении установленных правил работы и рабочих — в использовании низких норм выработки для получения чрезмерных премий. Он осуждал возникновение нового слоя предпринимателей, которые захватили возможности, предложенные введенными рыночными механизмами, такие как свободные фермерские рынки, для собственного обогащения. Он заметил, что в результате таких тенденций возросло различие в доходах и подкралось потребительство, в то время как добровольный труд обесценился. Вообще, за последние несколько лет, продолжал он, снизились как дисциплина, так и уважение к закону[193].

Как и в 1970 году, новая кампания частично являлась ответом ка давление масс снизу. К середине 80-х гг. общее чувство недовольства распространилось особенно среди городского населения и стало осторожно находить отражение в материалах прессы. Гавана, как политический, административный и промышленный центр острова и самый населенный город Кубы, оказалась рассадником этой критики. Источником недовольства стали длительная проблема скудного запаса субсидированных товаров, высокая цена продукции на рынках, качество услуг, таких как общественный транспорт, но и вынужденные жертвы, которые требовало руководство. Хорошо известно, что существовали люди, которые воспользовались нехватками для извлечения значительных выгод из новой либеральной системы. В администрации были другие — военные или государственные предприниматели, которые злоупотребляли своими привилегиями. В изобилии рассказывались истории о кумовстве, магарычах, взятках, о счетах с высокими расходами и об использовании государственных машин в личных целях. В речи к третьему съезду Партин Кастро обсудил некоторые из этих жалоб, выступая в качестве самоназначенного выразителя недовольства населения против администрации. Таким образом, укрепилась его репутация как «человека, совмещающего в себе лучшие качества людей». Один из главных членов Центрального Комитета и protege[194] Кастро сказал на том же съезде: «В течение прошедших месяцев ни на одном из собраний и митингов я ни разу не слышал от людей сожалений о том, что именно товарищу Фиделю еще раз пришлось столкнуться с отклонениями и ошибочной политикой»[195].

Самая резкая обличительная речь Кастро относилась к старому предмету ненависти — бюрократам и технократам. Воспользовавшись в качестве примера Министерством строительства (Минстрой), представители которого во время его реплик, должно быть, заерзали на своих местах в зале, Кастро объявил со злым сарказмом: «Взываю к Минстрою и говорю им… пожалуйста, постройте центр в Гуанабако, так как там новая фабрика… которая нуждается в рабочей силе и не имеет ее, у них кризис рабочих рук, так как 200 женщинам приходится платить 60, 70 или 80 песо плюс питание, чтобы кто-то присматривал за их детьми. Минстрой не смог построить ничего! Простой просьбы о строительстве детского сада было достаточно, чтобы им стало дурно… Как вы можете просить о такой ужасной вещи, построить детский сад в Гуанабако, учитывая все обязательства и все проекты, которые мы никогда не завершим!».

Пример с детским садом был взят Кастро не из воздуха; он имел намерение в семьях связать социальные потребности и экономическое развитие, что составляло суть его «нравственной экономики».

Действительно, нравственные образы преобладали в его речах об экономике. Вызывая в воображении довольно безвкусный образ в середине своей речи, он обвинял некоторых кубинских технократов и бюрократов «в носительстве и распространении идеологического СПИДа… что разрушало защиту Революции»[196]. По словам Кастро, эта новая бюрократическая болезнь была ничем иным, как распространением «капиталистических и мелкобуржуазных» настроений среди людей, которые казались хорошо сведущими в марксизме, но кто ошибочно отдал свою верность рыночным механизмам, забыв о верховенстве революционного сознания[197]. В прошлом Кастро неоднократно нападал на бюрократические отклонения. Во время кампании «Пересмотра» он возобновил нападение, намекая на возникновение после 70-х гг. нового слоя управленцев в администрации и государственных предпринимателей, близко связанных с реформистскими мерами СУПЭ. Это способствовало большей автономии управления, появлению заводских тарифных сеток, материальных стимулов, дифференцированной заработной платы, увеличению потребительского рынка квалифицированных рабочих.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});