Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

107. К Ж<УКОВСКОМУ>

Ты, который с равной легкостью,С равным даром пишешь сказочки,Оды, песни и элегии;Муз любимец и учитель мойВ описательной поэзии!Добрый друг, открой мне таинства!Где ты взял талант божественныйВосхищать, обворожать умы,Нежить сердце, вображение?Не Зевес ли положил печатьНа челе твоем возвышенном?Не Минерва ль обрекла тебяПри рождении чистым музам в дар?Нам талантов приобресть нельзя,Мы с талантами рождаемся.Все пиитики, риторики,Все Лагарпы, АристотелиНе соделают поэтами.Что наука? Кормчий смысленный,Искушенный и воспитанныйВ школе времени и опытов;Но без ветра морем плыть нельзяИ писать без дарования.Ты поэтом родился́ на свет,В колыбели повит лаврами.Родился — и улыбнуласяМать-природа сыну милому,И все виды для очей твоихВ красоту преобразилися,И все звуки для ушей твоих —В сладкогласие небесное.Представляешь ли Фантазию,Как она по свету рыскает,Подостлавши самолет-ковер,Алый мак держа в одной руке,А в другой ширинку белую, —Претворяешь в пурпур рубище,В пышный храм шалаш соломенный,Узы тяжкие железныеВ вязь легчайшую, цветочную.Все блестящи краски радугиНа палитру натираешь ты,Все цветы, в полях растущие,Разноцветны, разновидные,Рвешь, плетешь из всех один венокИ венчаешь им прелестнуюДщерь Зевесову — Фантазию.

Со друзьями ли беседуешьПод покровом кленов сетчатым,На ковре лугов узорчатом,Где ручей журчит по камышкам,Где шум сладкий бродит по лесу,—Ты, сливая голос с лирою,Поощряешь к наслаждениям,К сладострастию изящному.«О друзья мои! — вещаешь ты.—Жизнь есть миг, она пройдет, как сон,Как улыбки след прелестный,Как минутный Филомелы гласУмолкает за долиною.Посмотрите, как за часом часОставляет нас украдкою.И как знать? Быть может, завтра жеМы уснем в могиле праотцев;Так почто же дни столь краткиеОтравлять еще заботами,Подлой страстью сребролюбия,Домогаться пресмыканиемМзды за низкость жалких почестей?Насладимся днем сегодняшним!В чаше радости потопим грустьИ, стаканом об стакан стуча,Смерть попросим, чтоб нечаянноПосетила среди пиршества,Так, как добрый, но нежданный друг».

Иль с Людмилою тоску делишьО потере друга милого.Иль с Светланою прелестноюВечерком крещенским ре́звишься,Топишь в чашу белый ярый воскИ, бросая свой золот перстень,Ты поешь подблюдны песенки.

О соперник Гете, Бюргера!Этой сладкою поэзией,Этой милой философиейТы пленяешь, восхищаешь нас;Превосходен и в безделицах,Кисть Альбана в самых мелочах.Но почто же, мой почтенный друг,Ты с цветка лишь на цветок летишьТак, как пчелка златокрылая,Так, как резвый мотылек весной?Ты умеешь соколо́м паритьИ конем лететь чрез поприще.Состязайся ж с исполинами,С увенча́нными поэтами;Соверши двенадцать подвигов:Напиши четыре части дня,Напиши четыре времени,Напиши поэму славную,В русском вкусе повесть древнюю, —Будь наш Виланд, Ариост, Баян!Мы имели славных витязей,Святослава со Добрынею;А Владимир — русско солнышко,Наш Готфре́д или Великий Карл;А Димитрий — басурманов бич;Петр — Сампсон, раздравший челюсть льва,Великан между великими;А Суворов — меч отечества,Затемнивший славой подвиговАлександра, Карла, Цесаря;А Кутузов — щит отечества,Мышцей крепкою, высокоюСокрушивший тьмы и тысячиКолесниц, коней и всадниковТак, как ветр великий севераИстребляет пруги алчные,Губит жабы ядовитые,Из гнилых болот излезшиеИ на нивах воссмердевшие;А Плато́в, который так, как волхв,Серым волком рыщет по лесу,Сизым орлом по поднебесью,Щукой зоркой по реке плыветИ в единый миг и там, и здесьКолет, гонит и в полон берет!

Выбирай, соображай, твори!Много славы, много трудностей.Слава ценится опасностью,Одоленными препятствами.В колыбели сын ЮпитеровЗадушил змей черных зависти,Но зато Иракл на небо взят;И тебе, орел поэзии,Подле Грея, подле ТомсонаМесто на небе готовится!

7 января 1813

108. К ЕК<АТЕРИНЕ> АФ<АНАСЬЕВНЕ> П<РОТАСОВ>ОЙ

ПРИ ОТЪЕЗДЕ ИЗ ЕЕ ДЕРЕВНИ 31 ЯНВАРЯ

Итак, оставить сей гостеприимный кров,Где снова с тишиной и радостью дружилсяИ с каждым днем добрей и лучше становился!Нося из края в край отеческих богов,Скитался долго я, как странник бесприютный,Далёко от родных, от милых, от друзей,Встречал холодный взгляд, холодных лишь людейИ, перестав уже погоды ждать попутной,Вздремал под бурей бед унывшею душой,Когда, несытая разлукою одной,Судьба из малого любезного мне кругаВ бою похитила еще героя-друга,Незалечённые открылись раны вновь —И друга прежнего жестокая утрата,И смерть во цвете лет любезнейшего брата,И в гробе матери нежнейшая любовь!..Вотще мой кликал глас, мои искали взорыНеобходимый утехи и подпоры!Но сердце привело к обители твоей…В Жуковском обнял я утраченных друзейИ спутников живых, рассеянных судьбою, —В нем был соединен весь мир мой предо мною.Пространство, время, смерть исчезли в сладкий час!Мы испытания минувшие забыли,Биение сердец приветствовало нас,И слезы лишь одне в восторге говорили!

О, радость полная превыше бед моих!Я поспешал сюда в объятья только брата,И что же? — Я нашел твой дом семьей родныхИ месяц радостей за год скорбей заплата!И быстро по цветам сей месяц пробежалВ неизмеримую пучину лет и ве́ков!И своенравный рок стезю мне указалИз мира ангелов в мир низкий человеков…Удел мой — находить в сем мире и терять,И чаще грустью смех, чем смехом грусть сменять.

Простите, милые! В какой бы край судьбамиОтброшен ни был я — всё буду сердцем с вами!К вам, к вам, под тихий кров, растерзанной душой!..Рассеешься ли ты, тумана мрак ужасный?Приветный солнца луч блеснет ли надо мной?Дождусь ли я тебя, возврата день прекрасный?И скоро ль положу дорожный посох свой?..

<1814>

109. ПОСЛАНИЕ К С. С. УВАРОВУ

Муз благодатных славный любимец, владеющий лирой,Даром язы́ков и грифелем Клии, Уваров! постыдноВеликолепный российский язык, сладкозвучный и гибкий,Сделать рабом французской поэзии жалкой, нескладной,Рифмой одной отличенной от прозы. Не нам пресмыкаться!Льзя ль позабыть, что законные мы наследники греков?Нам с православием вместе науки они завещали —И сохраним в чистоте наследное наше богатство!Усыновим богатый и полный Гомеров гексаметр,Разнообразнейший всех стихотворных древних размеров!

Как невозможно в одежду младенца одеть великана,Углем и мелом сходно списать картину Вернета,Или Моца́ртов сонат рассказать в простом разговоре,Так невозможно александрийским стихом однозвучнымВ ходе, в падении стоп, в пресеченьи стиха, в сочетаньиРифм, одинаким в течение целой пространной поэмы,Часто из нескольких песен и тысяч стихов состоящей,Выразить с тою же верностью, смелой в рисовке, в смешеньиСвета и тени, и с тою же яркостью в красках, всю силуЧувств, всю возвышенность мыслей и блеск, которыми каждыйСтих Илиады и каждый стих Энеиды сияет.

Вспомни, Уваров! что пишет Вольтер к китайскому хану:Острый старик насмехается едко над варварским, страннымПравилом их стихотворным, которое требует строгоДвух шестистопных стихов и друг подле друга стоящих.Ежели верить Вольтеру: одна стихов половинаСлужит для смысла, другая же вечно только для рифмы,Так что легко, ничего в существе не теряя, французамМожно во всякой поэме стихов половину убавить.

Участь русской державы и русской словесности сходны:Долго владычество чуждое Русь ярмом тяготило!Нас, несогласных, татары, быстро нахлынув, пленили;Россы, оковы татар разорвав, их самих оковали.Нам, не радевшим о чести народной, о славе престола,Дали сарматы царя и красной Москвой овладели.Иго сарматское сбросили мы; но, приняв от французовМоды и образ их мыслей, снова стали рабами.Галлы, тяжелую цепь наложа на поэзию нашу,Видя, что мы отступили от древних обычаев русских,Дать и царя своего и уставы свои возмечтали…Но орел встрепенулся, расторгнул железные путы,Крикнул германским орлам знакомым им голосом славыИ, распустив могучие крылья, стал над Парижем.

Наши поэты среднего века с умом и талантом:Славный князь Кантемир, Феофан, Симеон и БуслаевПравилам польской поэзии, с нашею столько несродной,Русский, способный ко всем измененьям, язык добровольноПоработили. И сам Ломоносов своею чредоюДань заплатил предрассудкам и мнению века.Преобразитель словесности нашей пишет, об ней рассуждая,Что велелепнейшим метром, и звучным и самым способнымВыразить скорость и тихость и страсти движенья, считаетОн анапесты с ямбами. Но увлеченный примеромНемцев, которых словесность была тогда в колыбели,Больше — примером французов, дал преимущество ямбам,И в Петриаде своей подражает поэме Вольтера.

Тщетно полезный муж Тредьяковский желал в ТелемахеИстинный путь проложить российской эпической музе:Многоученый, он не имел дарований и вкуса,Нужных вводителю новой системы и новых законов.И Ломоносова гений, увенчанный лавром победы,Ямб освятил и заставил признать эпическим метром.И Херасков повлекся за ним — слепой подражатель.И отважный Петров не посмел изобресть в ЭнеидеНового, больше поэме приличного стопосложенья!И стихотворец, рожденный с талантом, Костров в ИлиадеЯмб утомительный выбрал своим стихотворным размером!Сам подражатель Кострова, Гнедич уж несколько песенПереложил шестистопными русскими ямбами с рифмой.И восхищенный Вергилием и ослепленный Делилем,Юноша дерзкий, я перевел половину Георгик,Мысля, что рифмой и новым и лучшим размером украсилПесни Вергилия, коим в сладости нету подобных.

Честь и слава тебе, Уваров, славный питомецЭллинских муз и германских! Ты, испытательно вникнувВ стопосложение греков, римлян, славян и германцев,Первый ясно увидел несовершенство, и вместеСпособ исправить наш героический стих, подражаяУмным германцам, сбросившим иго рифмы гремушки,Освободившим слух свой от стука ямбов тяжелых.Я устыдился, бросил в камин свое земледелье;Начал поэму сию и новым, и, сколько возможноМне было, к метру латинскому самым ближайшим размером.

В самом деле, сличая ямб всегда одновидныйС разнообразным и звучным гексаметром, вижу в последнемБольше, чем тридцать колен, перекатов в тоны из тонов:Можно возвысить свой стих и понизить; быстро промчатьсяВихрем, кружащим с свистом и шумом по воздуху листья;Серной скакать с скалы на скалу, с камня на камень,Тихо ступать ступень с ступени по лестнице звуков.Пусть говорят галломаны, что мы не имеем спондеев!Мы их найдем, исчисляя подробно деяния россов:Галл, перс, прусс, хин, швед, венгр, турок, сармат и саксонец, —Всех победили мы, всех мы спасли и всех охраняем.

Мы их найдем, исчисляя прекрасные свойства монарха.Царь Александр щедр, мудр, храбр, тверд, быстр, скромен и сме́тлив.Хочешь ли видеть поле сраженья: пыль, дым, огнь, гром,Щит в щит, меч в меч, ядры жужжат, и лопают бомбы,Сгрянулись рати, брань закипела — и кровь полилася.Хочешь ли видеть мирное поле под жатвой богатой,Слышать в гумне на току бой в лад цепов молотящих:Здесь сквозь доски пила визжит, зацепляясь зубами;Тут ковачи раз в раз бьют сталь, стуча молотами;Там раздается лай псов по мхам, по холмам, по долинам.Грянул перун — и громкое эхо кругом прокатилось;Свистнул порывистый ветр, буграми вздулося море,Хлябь ревет и клокочет, огромные волны хлебещут,Ребра трещат в корабле и скрипят натручены скрепы.Руль раздроблен, и внезапно вал, на корабль набежавший,Перевернув его трижды, стремглав сшиб кормчего в бездну.

Вот, Уваров! гекзаметр, которому дать не желаютВ русской империи права гражданства, законного права!

Я не дивлюся нимало, что есть на святой Руси странные люди,Люди, которых упрямство ничем не преклонное губит:Знают они, что в осьмнадцать годов текущего векаРусское царство в искусствах, в науках, в силе и славе,Как исполин, на столетие целое смело шагнуло;Но из упрямства на прежнем старом месте остались,Смотрят на вещи с той точки, с которой полвека смотрели,Верить никак не хотят, что время и опыт открылиМногое в ходе, в сложеньи вселенныя бывшее тайной;Мыслят, что всякая новость в правленьи, в науках, в искусствахГибель и веры и нравов и царства ведет за собою.Проклят, по мнению их, всяк тот, кто, древних читая,Вздумает ввесть в поэзию нашу новые метры —Он прослывет нечестивцем, не знающим бога и правды.

Но признаюсь пред тобой: с удивлением слышу, что те жеНаши великой ученостью в свете славные люди,Те просвещенные наши большие бояра, которымПрежде читал я старый свой перевод из Георгик,С жаром которые выше Делилева труд мой ценили,Ныне, когда им новый читаю, жалеют об рифмах.Часто, терпенье совсем потеряв, головою качая,Думаю: «Знать, у больших господ и… затеи большие!»

1818 Дерпт

110. ПОСЛАНИЕ К Д. В. ДАВЫДОВУ