На службе зла - Роберт Гэлбрейт

– Серьезно? – Страйк не верил своим ушам.

– А то как же, семейный бизнес, – ответила Лоррейн, перебирая пачку фотографий. – От отца к нему перешел. Вот опять он, полюбуйтесь.

На снимке, сделанном, очевидно, в пабе, они держались за руки. Лоррейн вся светилась, а Лэйнг сидел с озадаченным видом; глаза щелочками темнели на отечном лице. Можно было подумать, он принимает стероиды. Волосы, похожие на лисью шкуру, не поредели, но в остальном Страйк затруднялся найти черты отлично тренированного молодого боксера, который когда-то укусил его за щеку.

– Сколько времени вы были вместе?

– Десять месяцев. Познакомились вскоре после маминой смерти. Ей было девяносто два – она жила тут, со мной. Я еще и за соседкой ходила, за миссис Уильямс, та до восьмидесяти семи дотянула. Уж в маразме была. Сын у ней в Америке живет. Донни хорошо к ней относился. Лужайку подстригал, еду покупал.

Этот ублюдок знал, с какой стороны заходить, думал Страйк. Для больного, безработного и нищего на тот момент Лэйнга одинокая женщина средних лет, которая умеет готовить, живет в собственном доме и только что унаследовала материнские деньги, была просто подарком судьбы. Чтобы к ней подольститься, достаточно было изобразить сочувствие. Лэйнг умел включать обаяние, когда ему это требовалось.

– Когда мы познакомились, он был еще ничего, – угрюмо проговорила Лоррейн. – Правда, помогать мне особо не мог. У самого проблем куча. Воспаление суставов и все такое. Ему уколы нужны были… Потом начались перепады настроения, но я-то думала, это все из-за болезней. Никто ведь не ждет, что у больного человека вечно будет рот до ушей. Не все же такие, как мама. Она была просто уникум: здоровье ни к черту, а она всегда с улыбкой и… и…

– Я вам достану платочек, – предложила Робин и медленно, чтобы только не потревожить собаку, положившую голову ей на колени, наклонилась к коробке в вязаном чехле.

– Вы заявили о пропаже драгоценностей? – спросил Страйк, когда Лоррейн получила платок и начала утирать лицо между длинными затяжками.

– Нет, – мрачно ответила она. – Зачем? Их бы все равно не нашли.

Робин подумала, что Лоррейн просто не хотела выставлять напоказ свое унижение и потому заслуживала сочувствия.

– А жестокость он не проявлял? – деликатно поинтересовалась Робин.

– Бог с вами, – удивилась Лоррейн. – Не потому ли вы приехали? Он кого-нибудь покалечил?

– Мы не знаем, – сказал Страйк.

– Вряд ли он мог кого-то покалечить, – продолжила она. – Не такой он человек. Я и полицейским так сказала.

– Извините, – вклинилась Робин, поглаживая дремлющую собачонку, – но я так поняла, что вы не заявляли о краже?

– Это потом было, – объяснила Лоррейн. – Через месяц с лишним после его исчезновения. Кто-то вломился к миссис Уильямс, дал ей по голове и ограбил дом. Полицейские у меня дознавались: где Донни? Я говорю: «Он давно тут не живет, выехал». Короче, говорю им, Донни бы на такое не пошел. Он ей всегда помогал. И не стал бы на старуху с кулаками лезть.

Когда-то они держались за руки в пабе. Он подстригал старухину лужайку. Лоррейн отказывалась верить, что Лэйнг – исчадье зла.

– Предполагаю, ваша соседка не смогла описать преступника? – спросил Страйк.

Лоррейн помотала головой:

– Она сюда не вернулась. Умерла в доме сестринского ухода. А в «Нортфилде» теперь семья живет. С тремя малыми детьми. Уж такие шумные, а еще хватает наглости на собаку жаловаться!

Расследование зашло в тупик. Лоррейн не представляла, куда направился Лэйнг. Не могла вспомнить, упоминал ли он какие-нибудь города, кроме Мелроуза; не знала его друзей. Когда до нее дошло, что он исчез с концами, она даже стерла номер его мобильного. Страйк и Робин попросили у нее фотографии Лэйнга, но никакой другой помощи она предложить не смогла.

Собака громко запротестовала, когда Робин вытащила из-под нее свои теплые колени; судя по всем признакам, псина решила выплеснуть свое недовольство на поднявшегося со стула Страйка.

– Уймись, Тиггер, – проворчала Лоррейн, с трудом удерживая на диване рассвирепевшую собаку.

– Не провожайте нас! – прокричала Робин, перекрывая оголтелый лай. – Спасибо огромное за помощь!

Лоррейн, немного печальнее и несчастнее, чем до их прихода, осталась сидеть с поднятой кверху забинтованной ногой в захламленной, прокуренной гостиной. Истеричный собачий лай сопровождал их до мостовой.

– Надо было хотя бы чаю ей заварить или еще как-нибудь помочь, – виновато сказала Робин, когда они сели в машину.

– Она не понимает, как легко отделалась, – жестко возразил Страйк. – Вспомни ту старуху, – он указал на «Нортфилд», – которая получила по голове за свои грошовые сокровища.

– Думаешь, это Лэйнг сделал?

– Конечно Лэйнг, скотина! – взорвался Страйк, когда Робин прогревала двигатель. – Все спланировал под видом помощи. И заметь: вроде как артритом мучился, а сам газонокосилкой орудовал, старух калечил – и ничего.

Голодная и уставшая, с головной болью от прокуренной затхлости гостиной, Робин сочла за лучшее кивнуть и сказать, что, наверное, он прав. Она была удручена этим разговором, и перспектива провести два с половиной часа в дороге уже не казалась заманчивой.

– Ну что, поехали? – спросил Страйк, посмотрев на часы. – Я обещал Элин, что вечером буду.

– Конечно, – ответила Робин.

Но по какой-то причине – возможно, из-за головной боли, возможно, из-за зрелища немолодой женщины, прозябающей в «Саммерфилде» наедине с воспоминаниями об ушедших от нее любимых людях, – Робин вновь оказалась на грани слез.

29

I Just Like To Be Bad[56]

Иногда он тяготился общением с гопниками, которые считали себя его друзьями; к ним его толкало только безденежье. Основным их занятием было воровство, главным развлечением субботнего вечера – пьянство; а они к нему тянулись, думали, он им кореш, дружбан, ровня. Надо же: ровня!

В тот день, когда обнаружили ее тело, ему хотелось просто побыть одному, чтобы окунуться в газетные репортажи. Почитывать такие материалы – одно удовольствие. Его переполняла гордость: впервые он сумел убить в уединении, без суеты, на свой вкус. И с Секретуткой намеревался сделать то же самое; насладиться ею живой, а потом прикончить.

И только одно капитально портило настроение: нигде не упоминались письма, которые должны были навести полицию на Страйка: пусть бы этого гада таскали на допросы, гнобили, пусть бы замарали его имя, пусть бы тупая серая масса решила: дыма без огня не бывает. Однако на глаза попадались только репортажи, сообщения, фотографии квартиры, где он ее прикончил, интервью со смазливым мальчишкой-копом. Все материалы требовалось сохранить на память, вместе с частицами самой девушки, которые добавились к его заветной коллекции.

Разумеется, Чудо не должно было заметить его ликования и гордости – терять бдительность не следовало. Оно было недовольно, очень недовольно. Жизнь складывалась не так, как Чудо планировало, а он, хоть ему и насрать, вынужденно притворялся, что и сам обеспокоен, что он белый и пушистый, – а все потому, что без Чуда было не обойтись: оно его кормило и могло в самом крайнем случае предоставить алиби. Как знать, когда тебе понадобится алиби. Один раз он уже чуть не спалился.

Дело было в Милтон-Кинс, где он убил во второй раз. Не гадить у себя на пороге – он всегда придерживался этой заповеди. В Милтон-Кинс его не заносило ни до, ни после; с этой дырой ничто его не связывало. Машину угнал сам, без посторонней помощи. Фальшивыми номерами обзавелся заранее. А потом просто поехал наобум, куда глаза глядят. После первого убийства ему хронически не везло. Как он ни старался заклеить девчонку в баре, в клубе, увести подальше от толпы – ничего не получалось, хотя в прежние времена ни одного сбоя не бывало. Естественно, по молодости он выглядел хоть куда, но даже сейчас не стоило регулярно скатываться до проституток. Если западаешь на один и тот же тип, копы начинают шевелить мозгами. Однажды ему повезло выследить подвыпившую девушку, но не успел он выхватить нож, как в переулок откуда ни возьмись с гоготом высыпалась компания каких-то малолеток – ловить уже было нечего. После того случая он отказался от привычных способов снять телку. Оставалось только действовать силой.

Ехал он, ехал и все больше расстраивался: никого подходящего в Милтон-Кинс не наблюдалось. В десять минут двенадцатого он был близок к тому, чтобы сдаться и присмотреть себе проститутку, но тут заметил ее. Коротко стриженная брюнетка в джинсах и ее парень устроили свару на островке безопасности посреди проезжей части. Он проехал мимо, но все время смотрел в зеркало заднего вида. Девица сорвалась с места, будто опьяненная собственными слезами и гневом. Оставшись в одиночестве, ее парень что-то кричал, а потом, с отвращением махнув рукой, побрел в противоположном направлении.