Воспоминания - А. Аллилуева

Разговаривая с ним, трудно было представить, что здесь, в обыденной питерской обстановке, он скрывается от большой опасности, от угрозы, может быть, смертельной. Он никогда не говорил об этом, не выражал ни беспокойства, ни тревоги.

Однажды все мы пережили беспокойную ночь. Было уже, после двенадцати, все легли спать. Неожиданно резкий звонок задребезжал с черной лестницы.

Мы с мамой спали на кухне и вскочили первые. Кто это мог быть? Все были дома, товарищи давно ушли, никто из них не мог прийти в этот час, тем более, что после двенадцати ворота и подъезд запирались.

И тогда появился Ленин — быстрый в движениях и невозмутимо спокойный.

— Надо открыть, Ольга-Евгеньевна, — сказал он. Мама тихо подошла к двери.

Поколебавшись мгновенье, она спросила:

— Кто там?

— Это я! Свои! Откройте, пожалуйста! — голос был женский.

Мама открыла дверь — на пороге с маленьким чемоданчиком стояла женщина.

— Я из Москвы. С поручением к Ленину, — объяснила она.

Помнится, это была Ногина. Я первый раз увидела, как Ленин рассердился.

— Какой же вы после этого конспиратор! — сказал он Ногиной. — Да вы понимаете, что могли провалить все, подвести всех нас и хозяев квартиры тоже!

Ногина стала оправдываться срочностью поручения. Владимир Ильич не принял ее доводов.

Все равно, вы должны были дождаться утра, — говорил он и опять начинал перечислять те правила, которым должен следовать всякий уважающий себя подпольщик. Позже, в своей комнате, Владимир Ильич слушал Ногину, которая передавала ему поручения товарищей.

Почти каждый день к Ленину приходил Сталин. В первый же день по переезде Ильича в нашу квартиру к нему вместе со Сталиным зашел Серго Орджоникидзе.

Был тогда и Ногин, была Стасова. Обсуждали, следует ли Ильичу отдать себя в руки временного правительства. Сталин и Серго возражали единодушно — для них было ясно, что обещаниям Керенского верить нельзя.

— Юнкера убьют Ленина, прежде чем доставят его в тюрьму, — сказал Сталин.

Однажды вместе со Сталиным пришла к Ильичу Мария Ильинична. Это было на другой день после разгрома «Правды» юнкерами.

Вскоре после этого к нам зашел сын Полетаева — Михаил. Ленин вышел в столовую, и Полетаев тут же, при мне и маме, сообщил Ленину, что Каменев принял предложение Керенского и сегодня же садится под арест. Известно было даже, что за ним пришлют карету.

Мы почувствовали, что рассказ Михаила Полетаева произвел на Владимира Ильича тягостное впечатление.

Он обратился к маме:

— Ольга Евгеньевна, у меня будет к вам поручение. Надо пойти к Каменеву.

Передайте ему еще раз мое категорическое требование — ни в коем случае не соглашаться на предложение Керенского… Сходите туда сейчас же…

Мама ушла. Она вернулась в самом беспокойном состоянии и не могла скрыть его, когда рассказывала все, что произошло с ней.

На лестнице, поднимаясь в квартиру Каменева, мама встретила Ногина.

Он шел сверху и остановил маму:

— Угадываю, от кого и зачем вы идете. Думаю, что все будет напрасно. Там уже, — кивнул он наверх, — решение принято.

Мама поднялась и позвонила. Открыла жена Каменева. Узнав, что мама от Ленина, она встрепенулась:

— Нет, нет!.. К Каменеву нельзя. Он плохо себя чувствует… Передайте мне все, что вы хотите сообщить Каменеву.

Мама, поняв, что к Каменеву ее не допустят, рассказала все, на чем настаивал Ленин. Жена Каменева неприязненно воскликнула:

— Каменев сам знает, как ему поступить! Он в учителях не нуждается…

И сейчас же скрылась в другой комнате. Из-за неплотно закрытой двери послышался ее возбужденный голос. Она повторила только что переданные мамой слова Ленина и истерически закричала:

— Ни в коем случае ты не должен соглашаться на это! Нам грозит смертельная опасность. Если ты немедленно не примешь предложения Керенского, мы все погибнем!

Она переходила от угрозы к мольбе. Потом она вышла к маме и холодно объявила, что Каменев действительно принимает предложение временного правительства и сегодня же садится под арест и что власти уже извещены об этом.

Ильич выслушал рассказ мамы, и лицо его не выразило ни гнева, ни возмущения, он только пожал плечами и сказал:

— Я почти был в этом уверен…

И пошел к себе.

Наш адрес слишком многим стал известен, и опасность для Ленина быть открытым все увеличивалась. Тогда-то возникла мысль об отъезде Ильича в Сестрорецк, на Разлив.

Подробности отъезда Ленин обсуждал вместе с отцом. Ильич обязательно хотел наметить и вычертить точный путь к Приморскому вокзалу.

Отец, который много лет работал в этом районе, знал все закоулки.

— Доведу вас, Владимир Ильич, — говорил он. — Мне там все повороты известны.

— И папа стал перечислять улицы и перекрестки, которых следовало держаться.

Ильич все же настаивал на необходимости предварительно вычертить путь по плану города. На другой день план был Ильичу доставлен. Вместе с отцом они погрузились в его изучение, а вечером в этот же день Владимир Ильич покинул наш дом.

К часу, назначенному для ухода, пришел Иосиф Виссарионович. Собрались все в комнате Ильича. Стали обдумывать, как переодеть Ленина, чтобы сделать его неузнаваемым. Мама предложила забинтовать Ильичу лицо и лоб. Предложение это сначала одобрили, и мама, взяв широкий бинт, стала наматывать его на голову Ленина. Но, взглянув в зеркало, Ильич остановил маму.

— Нет, Ольга Евгеньевна, пожалуй, не стоит. С этой повязкой я скорее привлеку к себе внимание. Не стоит… Повязку сняли.

— Не лучше ли всего побриться? Посмотрите, каков я без усов и бородки, — предложил Ленин.

Остановились на том, что Ленина следует побрить. Через несколько минут Ленин уже сидел с намыленным лицом. Брадобреем был Иосиф Виссарионович.

Без усов и бородки Ленин и в самом деле стал неузнаваемым.

— Ну, а теперь давайте мерить кепку, — обратился Владимир Ильич к отцу.

Еще раньше было решено, что Ленин наденет пальто и кепи отца. В нахлобученной кепке, в длинном, мешковато сидящем, порыжевшем отцовском пальто, Ленин очень походил на финского крестьянина. Переодевание было признано удачным.

В сопровождении Сталина и отца Ленин вышел из квартиры. Шли поодиночке.

Впереди шел Ленин. Поодаль шагали Сталин и отец.

Все сошло благополучно. Спокойно дошли до Приморского вокзала, и оттуда, никем не замеченный в дачном переполненном вагоне, Владимир Ильич уехал на Разлив.

Глава тридцать седьмая

Комната Иосифа Виссарионовича на Рождественке наконец дождалась хозяина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});