Призыв мёртвых - Джеймс Барклай

— Здесь распоряжаешься ты, — согласился Гестерис.

— Именно так. Идите к центру ограждения. — Д'Алинниус повысил голос. — Ставьте и зажигайте свечу не спеша, мастер Лагалий.

Двое относивших статую торопливо вернулись, один закрыл дверь в мастерскую. Оба выглядели возбужденными и слегка нервничали. После короткой паузы Гестерис услышал торопливые шаги, и рядом с ними появился Лагалий. Все трое зажали уши ладонями, кивком показав Гестерису, чтобы он последовал их примеру.

— Громко бабахнет, — пояснил Лагалий.

Несколько мгновений спустя и впрямь бабахнуло, да так, что Гестерис, хотя и зажал уши руками, едва не подпрыгнул до потолка. Ученые с ухмылкой переглянулись. Внутри что-то забарабанило по стенам, громыхнуло в металлическую перегородку. Помещение погрузилось во тьму, похоже, погас факел. В голове Гестериса звенело, а когда Д'Алинниус заговорил, его голос показался приглушенным.

— Пойдем посмотрим.

Взяв с маленького стола фонари, они впятером обошли металлическое заграждение, и глаз Гестериса расширился от удивления. Деревянное пугало исчезло. Не просто было повреждено или сломано, а именно исчезло. От него остались лишь валявшиеся на полу щепки. Не толще большого пальца, не длиннее пары пядей.

— Сохрани меня Бог! — выдохнул он, и собственный голос эхом отдался в его голове. — Невероятно!

Д'Алинниус оперся на трость, на его покрытом шрамами лице появилось самодовольное выражение.

— Я так понимаю, что ты одобряешь.

Гестерис лишь развел руками, мысленно уже оценивая разнообразнейшие возможности изобретения.

— Как это вообще может быть?

— Пойдем, — позвал Д'Алинниус. — Я объясню тебе, в чем тут дело.

Они вернулись в кабинет. Медлительный слуга поставил на письменный стол вино и фрукты. Гестерис сел напротив ученого, который, делая одновременно наброски на листе бумаги, заговорил с почтительной ноткой в голосе.

— Итак, имеются два соединения. Из записей, которые к ним прилагаются, удалось выяснить, что опыты со смешиванием этих веществ в разных пропорциях сулят широкий диапазон результатов. Для того что ты видел, мы использовали, может быть, десятую часть нашего запаса.

— Это все?

— Малое количество вещества производит мощный взрыв. Мы используем открытый огонь для воспламенения одного из составов, как нам думается, какой-то смеси фосфора и магния. Температура его горения очень высока, и в результате происходит воспламенение второй смеси, и она по не выясненной нами причине стремительно выгорает, практически мгновенно. Расширяющиеся газы разрывают сосуд, в который заключены смеси, и осколки этого сосуда, вкупе с энергией расширения, уничтожают объект. В данном случае эту фигуру. Из дуба, между прочим. Крепчайшая древесина.

— А разве в записях не говорится, что именно представляют собой эти составы? — осведомился Гестерис.

— Не слишком вразумительно. Мы сейчас обшариваем все библиотеки, ищем возможность сделать точный перевод. Очень трудно найти эсторийские соответствия для сирранских названий некоторых минералов и металлов.

— Это меня не удивляет, — кивнул Гестерис. — Но должен тебе сказать, что необходимость поджигать эту смесь для производства взрывов существенно ограничивает возможность ее военного применения. Я бы сказал, что она очень хороша для разрушения стен, но вот на поле боя — едва ли.

— Приятно слышать, что ты сразу сообразил, в чем суть. И в этом отношении у нас есть кое-какие наработки. Причем, как это часто бывает, открытие произошло случайно. Лагалий не зря лишился бровей. На самом деле ему повезло, что он остался жив. Сегодня утром мы обнаружили, что взрыв может вызвать сотрясение или сила удара.

Гестерис ощутил, как к щекам приливает тепло.

— Это значит…

— Вот именно, сенатор. Ты только представь. Набить этим составом какой-нибудь сосуд, скажем металлическую флягу, запихнуть в середину клети или сетки с камнями и метнуть из онагра на головы врага. Бабах!

Д'Алинниус резко развел сцепленные руки и издал рокочущий горловой звук. Гестерис почувствовал, что краснеет от возбуждения и восторга.

— Ты ведь можешь получать эти вещества?

— Я предпочел бы обсудить этот вопрос со своими коллегами из Сиррана. Думаю, они предоставят нам нужную методику, хотя, конечно, захотят узнать что-нибудь взамен.

— Боюсь, что на такого рода переговоры нет времени. Цардиты уже выступили.

— Это я понимаю. А потому, честно говоря, мы уже пытаемся разработать методику получения нужных соединений самостоятельно.

— Будь благословен, Орин. — Гестерис встал. — Да возрадуется Всеведущий всем твоим деяниям.

Лицо Д'Алинниуса мгновенно помрачнело.

— Нет никакого бога, только слепая вера. У меня нет желания тратить время на поклонение Всеведущему, от которого одно лишь зло. Хочешь знать, во что и вправду можно верить, — посмотри, какое разумное применение найдено нынче для бывшей резиденции канцлера. Будущее за ними, а не за писаниями фанатиков и репрессиями.

— Ну, по вопросам теологии мы можем поспорить как-нибудь в другой раз, — отозвался Гестерис. — Но позволь мне заверить тебя, что наше будущее не в последнюю очередь зависит и от твоих гениальных рук. Реши задачу, добудь нам это оружие, и твое имя навечно засияет в пантеоне героев Конкорда.

Д'Алинниус осклабился в неожиданной улыбке.

— Ты только проследи за тем, чтобы памятный бюст изображал меня таким, каким я был в молодости. Неохота, знаешь ли, остаться в памяти грядущих поколений этаким чудовищем.

ГЛАВА 22

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

— Забери меня Бог, терпеть не могу ночные дежурства. Темень, холод, и даже цардиты не воют свои поганые песни.

Центурион Чарик окинул взглядом расстояние по верху стены до поста Лиссы Хелан. Ей бы только ныть да ворчать. Она и в лучшие времена нашла бы, на что жаловаться, а уж когда приходится торчать на продуваемой ветром стене над госландской границей, то и подавно. Он всегда удивлялся, как это ее, с таким нравом, занесло в легионы. Правда, надо отдать ей должное, драться Лисса умела и из лука стреляла метко. Могла бы неплохо продвинуться с такими задатками, но язык подводил — всегда ухитрялась ляпнуть что-то неуместное. Некоторых людей жизнь ничему не учит.

— Знаешь что, Лисса, если хочешь не торчать на стене, а принимать почести на балконе, так заработай золотой венок на играх.

— Так-то оно так, командир, но все же. Посмотри хотя бы на нас, караульных. Нас тут два десятка, торчим на этой платформе как проклятые, и чего ради? Чтобы послу Дел Аглиосу спалось спокойнее?

— Здесь он не посол, а генерал Дел Аглиос, ясно? И вот что я тебе скажу, легионер: если Дел Аглиос считает нужным усилить караулы, так уж поверь мне, не для того, чтобы ему слаще спалось. Он что-то знает, а если нам не говорит, значит, не время. Он одержал больше побед, чем ты имела любовников, а это что-нибудь да значит.

Хелан собралась возразить, но вместо этого хихикнула.

— Очень смешно, командир. Только все равно это нелепо. Чтобы предупредить об их приближении, хватит и трех часовых. Да и не полезут они. Вон их, всего ничего, а у нас в казематах сейчас дрыхнут четыре полные манипулы, и онагры наготове, все в смазке. Показуха это, только и всего.

— Там видно будет. Я одно знаю. Часовому положено не лясы точить да мечтать о чае у костра, а смотреть в нужном направлении. Изволь нести службу, легионер.

— Есть, командир. — Хелан вильнула бедрами и демонстративно повернулась спиной к цардитскому лагерю.

Чарик едва сдержал смешок и, покачав головой, уставился туда, куда следовало, — в сторону врага. И увидел летящие стрелы за долю мгновения до того, как они, просвистев между зубцами, вонзились ему в грудь.

Этой доли мгновения не хватило даже на то, чтобы поднять тревогу. Он с удивлением воззрился на торчащие из груди оперенные древка и почувствовал тянущую тяжелую боль в горле. Схватившись руками за раны, центурион ощутил липкую, горячую кровь и, кажется, смутно разглядел заваливавшуюся назад Хелан. Или это падал он сам? Глаза его закрылись.

Последний вздох.

Если это был вздох.

Чарик лежал на спине. Мысли его путались. Он не ощущал своего тела. Но что-то определенно чувствовал. Нечто, касающееся его не снаружи, а изнутри, но воспринимавшееся как голоса. Странно. Какие-то голоса, звучащие изнутри, ни на что не похожие. И кроме них, ничего. Центурион не мог заставить себя подумать о чем-то другом, словно кто-то закрыл дверь, отделив его сознание от всех посторонних мыслей.

Потом внутрь хлынули воспоминания. Стрелы. Прилетевшие из ночи и оросившие их смертельным дождем. Их. Тех, которые были с ним. Стояли. Смотрели в темноту. Падали. Кровь. Чарик закрыл глаза. Он понял это, потому что свет, который он видел, исчез, хотя это было именно знание, а не ощущение.