Реквием по завоевателю - Майкл Гир

— Чье это?

— Мое. Моя лучшая работа. Хотел… — голос Пибала сорвался на сухой, трескучий кашель. — Отдай это… Отдай Кайлле. Она была… добра ко мне. — Он совсем уже повалился на трубу. Она наверняка жгла ему тело, но у него уже не было сил подняться с нее. — Я сам сделал. Был когда-то… хорошим… ювелиром. — Он снова закашлялся, потом добавил:

— Хотел оставить у себя что-нибудь, что напоминало бы о красоте в… страшном месте.

Все его тело содрогнулось, голова дернулась и в следующую минуту его вырвало на песок кровью!

— Пойдем, — сказал потрясенный Стаффа, взяв его за бессильно повисшую руку.

— Нет, — прошептал еле слышно Пибал, снова поморщившись. Его кожа от солнца стала тонкой и походила на пергамент. — Я… умираю. Умираю, Тафф-Стаффа нагнулся и подхватил Пибала на руки. Невесомость тела коротышки до глубины души потрясла Стаффу.

Закипавшая в его сердце ярость перемешалась со скорбью. Нагретый солнцем медальон жег кожу. Ему казалось, что в этом есть своя символика: клеймо проклятия на теле предателя людей!

К тому времени когда Стаффа дошел до палатки с водой, Пибала стошнило еще раз. Кровь полилась по руке Стаффы. Она была теплой, но окружающая температура была еще выше, поэтому Стаффа ощутил приятность прохлады.

Остальные рабы смотрели на Пибала равнодушно и устало. И только Кайлла, скорбно сомкнув губы, подошла к умирающему.

— Что случилось?

— Видимо, открылась язва, — проворчал Стаффа. Кайлла помогла опустить хрупкое тело Пибала на песок.

К ним подошел Англо. Он смерил умирающего пустым взглядом злых глаз с тяжело нависшими веками.

— Сдается мне, уже не жилец, — проговорил он спокойно. — Пей, Тафф. Ты истратил на него почти все время, предназначенное для отдыха.

Прежде чем отойти, Англо ущипнул Кайллу за шею, плотоядно улыбаясь ей в затылок.

— Надо было ему шею свернуть, — процедил сквозь зубы Стаффа.

— Его поганая жизнь не стоит твоей. Его грязная сперма выливается, но и засыхает. Это всего лишь временное телесное унижение. — Затем, видно, чтобы придать себе же уверенности:

— Я его не воспринимаю. Ему не удастся влезть мне в душу.

— Зачем? — слабо прошептал Пибал, про которого почти забыли. Стаффа опустился на корточки и поднес к его сухим губам кружку с водой. — Зачем тратить свое время на мертвеца?

Слабая улыбка, больше похожая на гримасу боли, тронула его потрескавшиеся, окровавленные губы.

— Потому что ты показал нам красоту в этом диком мире. Пусть на одну минуту, но ты осветил наше существование чистым светом.

Пибал мотнул головой, и в следующее мгновение его в третий раз вырвало кровью.

— Тафф, пей! — прошипел вновь оказавшийся поблизости Англо. — Залей в себя немного воды или ты будешь следующим после этого коротышки!

Кайлла кивнула.

— Пей, Тафф.

— Идите, — прохрипел Пибал.

Стаффа поднялся на ноги и отправился к чану с водой. Он успел сделать три больших глотка, прежде чем за его спиной раздался голос Англо:

— За работу! Тафф и Кайлла, задержитесь!

Пока Англо подходил к ним, Стаффа, закрыв глаза, наслаждался ощущением прилива сил от воды, впитанной его иссушенным на солнце организмом.

Надзиратель остановился над Пибалом и напряженно уставился на него. В его свинячьих глазках застыло выражение нетерпеливого ожидания.

Стаффа потрясено смотрел на то, как тело умирающего начинает мелко содрогаться, руки тянутся к ошейнику, охватившему гибельным обручем худую шею, глаза закатываются, голова елозит по песку… Мучения длились недолго, около минуты. Затем испуганное лицо Пибала навечно застыло и засыпанные песчаной крошкой зрачки глаз остановились.

— Вот так, — удовлетворенно промычал Англо. — Работник из него уже был никакой. А зачем напрасно страдать?

Не обращая внимания на потрясенного Стаффу, он повернулся к Кайлле и запустил свои загребущие руки ей под одежду. Некоторое время он, тихо постанывая от наслаждения, лапал ее. Потом впился в полураскрытые равнодушные губы жарким поцелуем и проговорил:

— До вечера, крошка.

Не в силах скрыть стыд, Стаффа отвернулся и посмотрел невидящим взором на труп ювелира. Мелкие черты лица Пибала застыли в выражении предельного, смертного ужаса. Все же остальные избитые, окровавленные и уставшие части тела наконец-то получили покой и расслабились. Только на лице была неестественная, искаженная маска страдания.

Англо снял с пояса бластер. С натренированной ловкостью он быстро отделил лучом голову Пибала от тела и снял ошейник. Глянув на замершего в оцепенении Стаффу, Англо скомандовал:

— Ты принес сюда эту развалину, ты и унесешь его обратно. Во рву есть рытвина. Можешь швырнуть его туда. Мы не будем устраивать званый ужин для местных шакалов, но если они потрудятся раскопать его, — их дело. — С этими словами Англо молча развернулся и ушел в свою палатку с воздушным кондиционером.

— Я убью его, — пообещал Стаффа, перекинув изуродованное тело Пибала через плечо и подняв его голову за волосы. — Я у него у живого вырву глаза, отрежу член и заставлю сожрать его. Он у меня подавится им!

— Нет, — возразила устало Кайлла, когда они шли по барханам хоронить ювелира. — Он умрет, и все мы покинем это место. Не только ты.

Он присвистнул — этот звук дался ему с большим трудом. И спросил с грустной усмешкой:

— Каким же образом, милая Скайла, ты это всем нам обеспечишь?

— Опять воспоминания замучили, Тафф? Ты снова видишь во мне свою Скайлу.

Он покачал головой и невесело рассмеялся, отчего тело бедняги Пибала едва не упало.

— Да, она помогает мне выжить. С ее помощью я еще и держусь, — сказал он, а про себя добавил: «И с твоей».

Она кивнула.

— Поэтому-то ты до сих пор не давал себе воли?

Он искоса глянул на нее.

— В каком смысле?

— Я несколько раз замечала желание в твоих взглядах. Оно было по моему адресу? Или по адресу твоей Скайлы? Впрочем, неважно. Я все думаю, когда же ты возьмешь меня?

— Зачем?!

Она пожала плечами.

— Сейчас такое поганое время. Все противно. От всего тошнит. Мужчины погибают в жестоких войнах и драках. А женщины? Женщины становятся чьей-то собственностью. В них видят только привлекательную оболочку и не замечают души, чувств и переживаний. Их можно без конца насиловать, бить, унижать. Я к этому не привыкла. Ты никогда не пробовал поставить себя на наше место? По-моему, женщинам приходится в нынешние времена куда хуже, чем мужчинам.

Она покачала головой.

— Я единственная женщина, у которой хватило силы воли внешней и внутренней, чтобы выдержать. Другие рано или поздно срывались и предпочитали смерть от ошейника, избавляющую от невыносимых длительных страданий среди песчаных дюн. Их насиловали каждую ночь. Никто не выдержал, кроме меня. — Она сплюнула себе под ноги. — Мужчины желают меня. Даже ты. Но ты не лез еще ни разу ко мне. Почему?

Из его горла вырвался раздраженный смешок.

— Может, честь не позволяет.

— Да, понимаю… Держись и дальше в том же духе. Не передумай. Мне сейчас все мужчины противны.

Чтобы успокоиться, Стаффе пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. Несмотря на то что он недавно пил воду, во рту пересохло.

— Почему ты не сдаешься? — спросил он. — Почему продолжаешь борьбу?

— Месть, Тафф. — Она окинула рукой ослепительно белые просторы, которые окружали их. — Господь допустил, чтоб мы, человечество, создали сами себе эту вонючую погибель. Бесконечное, адское страдание. Мы это создали для себе подобных. Я никогда… Впрочем, тебе это можно знать, ничего от этого не изменится. Ты даже не представляешь себе, сколько в моей голове было всего самого злого и плохого. Но я никогда ничего не претворяла на практике. Не знаю, сразу ли после смерти наши души устремляются к богу или нет, но я тебе вот что скажу! Я очень хочу, чтобы этот ублюдок полной чашей испил страдания, унижения и боль перед тем, как я умру!

— О чем ты говоришь? Кому мстить?

— Богу, — прошептала она, уронив голову и сосредоточившись на своих мозолистых ногах, которые с каждым новым шагом погружались больше чем по щиколотку в обжигающую песчаную топь.

— Ты с Этарии? Жрица?

— Седди, — спокойно ответила она. — Только между нами.

Он подумал с минуту, потом согласно кивнул.

«Кто я такой, чтобы осуждать ее за суеверия и язычество? Кто я такой, чтобы упрекать ее хоть в чем-нибудь, после всего того, что я сделал? Каждый платит за свои грехи по-своему».

Они спустили останки Пибала на дно рва. С минуту Стаффа молча стоял над покойным, потом нагнулся и перевернул его на спину, скрестил ему руки на груди и приставил голову. Сдул песчинки с широко раскрытых, остекленевших глаз и закрыл их. Затем они вместе засыпали его песком.

Кайлла внимательно посмотрела на Стаффу и спросила:

— Прости, конечно, но зачем нам было так возиться с трупом?

— Выражение уважения. Это был хороший человек, не потерявший чувства собственного достоинства.