Журнал Наш Современник №11 (2004) - Журнал Наш Современник

В зрелом творчестве новозаветность Крылова проявляется, в первую очередь, в неявно выраженной нравственной оценке всех событий и поступков персонажей в басенном рассказе. Суровая правда земной жизни такова, что жить народу, чтобы выстоять, не распасться и не рассеяться, следует по суровым и жестким законам. Но за всей суровой диалогичностью крыловских басен, где все персонажи имеют свой собственный самостоятельный голос, свою ни в чем не искажаемую автором правду — такую, какова она есть, — обязательно прячется абсолютная, бескомпромиссная русская православная совесть, нравственность, христианская любовь. Без этого никогда не стать бы ему любимым русским народным писателем! “Слух” на правду у русского народа в то время, во всяком случае, был безошибочный. Впрочем, и в недавнее еще время В. И. Шукшин писал: “Народ знает правду...”. Кстати, в явном виде, в открытом тексте у мудрого, осторожного, религиозно и нравственно тактичного Крылова тема Бога, Христа нигде в баснях не присутствует. И эта неявная христианская нравственная оценка происходя­щего в басенном рассказе упраздняет, отрицает крыловский консерватизм земной меры. (Как консерватизм меры, в свою очередь, отрицает и либерализм, и консерватизм мирских языческих полюсов. ) Из консерватора компромисса (тоже, как и все земное, относительного) Крылов окончательно превращается в консерватора вечного — Божеского, Духовного — неизме­няемого и абсолютного. Превращается в консерватора русской совести, русского нравственного закона.

Помимо христианской нравственной оценки на новозаветность басенного творчества Крылова указывает его стиль. Это стиль разговорной народной речи — стиль низов, причем никаким искусственным образом не “возвышае­мый”, не “облагораживаемый”, не “олитературиваемый”. Крылов, который был вхож в любые высшие аристократические круги, в любые литературные салоны, в басенном стиле абсолютно бескомпромиссен, поистине патриар­хально консервативен. И дело здесь далеко не только в авторском демокра­тизме, дело в том, что к началу XIX века только народ — низы (крестьянство в первую очередь) хранили еще в чистом виде православный христианский Идеал, принятый и утвержденный Древней Русью. Дворянские верхи, как и третье сословие, в большинстве своем в течение “немецкого” XVIII века, оставаясь формально крещеными, этот Идеал во многом утеряли. Новое время, с его идеями гуманизма, оязычило как раз тех, кто был образован и свободен. Крепостные, лишенные внешней личной свободы, сохранили свободу внутреннюю — христианскую — тайную. Используя в баснях разго­ворный, свободный от всякого наносного искусства стиль (от сохи, от земли), Крылов тем самым отказывался от гуманистических (языческих по своей метафизической сущности) идеалов общества, где личность шла навязывать себя миру и перестраивать этот мир в соответствии с собственными “голов­ными” идеями. Те, кто был наверху социальной пирамиды, часто оказывались на низших ступенях духовной лествицы, ведущей к Богу, — на более низком и менее совершенном метафизическом уровне духовного развития, нежели “темный” народ. Утверждая христианский Идеал народа, Крылов намечал, по сути, для оязыченных верхов путь к новому крещению: путь через сбли­жение, сроднение с низами, через православных Егоровну, Савельича, Арину Родионовну... Сближение должно было идти и шло, с одной стороны — через преодоление отвлеченной философичности и искусственного, нарочито утонченного эстетизма, что отрицал крыловский стиль, а с другой стороны, — через приучение верхов к народному быту, к языку, к народной художест­венной образности, к мужицкой народной жизненной правде. Образность и стилистика басенного “рассказа” и логика басенной морали эстетически и логически “захватывали” верхи и “притягивали” их к низам. Интонациями и оборотами устной народной речи, введенными в литературу, читаемую всем обществом, Крылов сближал разговорный и книжный, письменный, язык, а значит, сближал верхи с низами. Он приводил русских людей всех сословий, возрастов, профессий не к земному, не природному или социальному равен­ству (в принципе невозможным на земле), но к равенству по православному духу, который внешне проявлялся в их единой, общей любви к народному слову. А за народным словом стояло Слово — Слово Бог.

Конечно, крыловские “прибаутки лубочные” могли, бывало, оскорблять эстетический вкус представителей высших сословий (П. А. Вяземского, например) и “потрафляли порой невзыскательной толпе”. Но что делать?.. Таков уж был русский мир после блестящего XVIII века: Христос мог облачиться только в “простое” народное рубище.

 

 

Ирина СТРЕЛКОВА • Московские характеры (Наш современник N11 2004)

МОСКОВСКИЕ ХАРАКТЕРЫ

 

Зубавины. Судьбы времён русской реставрации. Повести, рассказы. Составитель Марьяна Зубавина. МО СП России, 2004.

 

Сборник повестей и рассказов писателей трех поколений Зубавиных — Бориса Михайловича, Владимира Борисовича, Михаила Владимировича — открывается вступительным словом Евгения Носова. В 1962 году Носов учился на Высших литературных курсах в семинаре по прозе Бориса Зубавина. Познакомившись с рассказами Носова и узнав, что в журнале “Москва” они были отвергнуты, Зубавин сказал: “Завтра же принеси на Софийку, в “Наш современник”. “Так что в большую литературу крещён я Борисом Михайло­вичем Зубавиным — человеком света и добра”, — эти благодарственные слова Евгения Носова могли бы повторить многие, кому Зубавин помогал как руководитель семинара на ВЛК, как председатель творческого объединения прозаиков Московской писательской организации, как первый главный редактор “Нашего современника”. Исконный москвич, он был человеком общительным, но не любил ораторствовать с трибуны писательских собра­ний, и его не тянуло в бурные литературные дискуссии. Борис Зубавин был весь в своей работе, он принадлежит к тому направлению русской прозы, которая всегда привлекала читателей своей повседневностью, близостью к читатель­ским мыслям и чувствам, пониманием простейших, а значит, важнейших людских забот. И он был признанным мастером “малой прозы”, повести и рассказа. И в “Нашем современнике” Зубавин первым делом заявил приоритет “малой прозы”.

Такую же приверженность к емкому рассказу, емкой небольшой повести проявили и сын, и внук Бориса Михайловича. Хотя пишут они уже о других временах и по-своему — чем и представляет особый интерес эта книга троих Зубавиных, в начале которой — рассказы о войне и послевоенных годах, когда москвичи перебирались из своих коммуналок в новые дома (Борис Зубавин — “Хозяин”, “Жили Масловы на канаве”), в середине — рассказы о московском детстве и юности (Владимир Зубавин — “Кофейный”, “Петух”), в конце — записки лейтенанта, мобилизованного военкоматом на дезак­тивацию в Чернобыль, и лукавая сказка о вполне современном домовом Степаничеве (Михаил Зубавин — “Заметки с неизвестной войны, или Парти­заны в 1986 году”, “Похождение домового (из жизни Степаничева)”. “Кстати, читатель, конечно, сразу же признает в чернобыльском лейтенанте, выросшем, по его собственному признанию, “в довольно коммунистически-пуританской семье”, того самого трехлетнего мальчика из рассказа “Мишка” Бориса Зубавина.

Владимир Зубавин так и не разрешил себе сделаться профессиональным писателем. Это значило бы расстаться с перспективнейшей областью косми­ческой медицины, в которой он достиг многого, изучая пределы человеческих возможностей, — его знали, на него ссылались. В прозе Владимира Зубавина преобладает недлинная, точная фраза. Очень характерная московская проза — без щегольства словом ради слова, с московской образностью речи. Типично московская манера письма вообще у всех троих Зубавиных. Другая, чем в модной одно время “городской прозе”. Москва, какой ее написали Зубавины, гораздо прочнее, глубже корнями, чем может показаться на первый поверхностный взгляд. Именно это и было недавно подтверждено социологами, исследовавшими различия между жизнью столицы и провин­ции. Сегодняшняя Москва, как оказалось, в сравнении с провинциальными городами в большей мере сохраняет религиозно-культурный потенциал.

Так что суждения, что столице абсолютно чужды духовные ценности провинциальной России, основанные на национально-религиозных тради­циях, не соответствуют действительности. Эти выводы социологов подтверж­дают правоту заглавия книги о судьбах времен pyccкой реставрации .

 

Ирина СТРЕЛКОВА

 

 

 

Сергей СЕМАНОВ • Ось, которая могла бы перевернуть мир... (Наш современник N11 2004)

Ось, которая могла бы

перевернуть мир...