Кавказец - Константин Калбазов

Странно. Но Сергей Григорьевич предпочел прислушаться к совету своей второй половины сознания. Возможно, это было связано с желанием самолично вести беседу с предметом сердечной привязанности. Если же он будет заниматься глупостями, его вторая ипостась попросту оттеснит его в сторону. А может, молодой человек начал наконец умнеть. В любом случае это не могло не радовать.

После обеда Темляков предложил молодежи прогуляться у подножия Машука и полюбоваться вечерними видами. Иван Петрович благословил эту прогулку, предпочтя остаться дома. Он, конечно, пошел на поправку, но не до такой степени, чтобы столь усердно нагружать организм.

Виктория Сергеевна сослалась на необходимость обработки собранного урожая, пока спелый кизил не превратился в кашу. Виктора она безжалостно узурпировала в помощники, поручив ему следить за очагом. Словно служанка, сопровождавшая их в поездке, вдруг стала безрукой, а двое других слуг и вовсе в благостном безделье должны отлеживать бока.

Нда-а, какой это был день! Темляков не мог поверить в свое счастье, а оттого выглядел даже глупо. Во всяком случае, его язык тут же потяжелел, и он не мог связать два слова. Оставшись с Ариной Ивановной в одиночестве, он вдруг растерял всю свою былую уверенность. Ну, непутевый из него франт, что ты тут поделаешь!

Вот так, практически в полном молчании, они миновали Китайскую беседку, в которой наблюдалась компания молодежи. Оттуда доносились звонкие голоса и переливы девичьего смеха. Затем в стороне остался Михайловский источник. Далее дорожка повела вверх и тянулась до самой беседки Эоловой арфы. В какой-то момент Темляков помог девушке, подав руку, и потом словно позабыл ее выпустить. Его спутница и не подумала ее высвобождать. Так они и шли, держась за руки, и молчание их было выразительнее любых слов…

Шейранов, полностью отгородившись от Темлякова, откровенно потешался над ним. Ну не понять ему подобного поведения с высоты прожитых лет. Впрочем, молодежь даже в его слое нередко ведет себя именно таким образом. Нет, если повеселиться или, как говорят молодые, оттянуться – это одно. А вот если с серьезными намерениями, то совсем другое. Ему неоднократно доводилось видеть гуляющие пары, которые и за руки-то не брались, а ведь кавалеры случались далеко не мальчики.

Нда. Пришлось чуть подтолкнуть подпоручика, чтобы он переключился на поэзию. Мало ли, что сам Шейранов считал себя бесталанным и вообще к стихам был равнодушен. Сергей Григорьевич очень даже любил поэзию, да еще и сам баловался сочинительством. Впрочем, ему достало ума не читать свои вирши, а остановиться на творчестве признанных поэтов. А также и на то, чтобы не касаться творчества Лермонтова, уже оправившегося от ран и находящегося на пути в Россию.

У беседки они заметили несколько пар от молоденьких до вполне зрелых и уж точно не являвшихся супругами. Как там у Лермонтова о воздухе на водах, благотворно влияющем на любовные отношения? Это, конечно, не цитата, но суть от этого не меняется, так же как то, что поэт сумел весьма четко подметить эту самую суть.

– А вы знаете, Михаил Юрьевич едва вновь не подрался на дуэли, – вдруг произнесла Арина Ивановна.

Они, все так же держась за руки, отошли немного в сторону, чтобы не быть услышанными и самим не стать невольными свидетелями чьей-либо беседы. В ответ на это Темляков пренебрежительно махнул свободной рукой:

– Свинья везде грязь найдет.

– Как вы можете? – Оскорбившись, девушка даже вырвала свою руку.

– Кхм. Прошу прощения, Арина Ивановна, я вовсе не хотел высказать пренебрежение по отношению к Михаилу Юрьевичу. Это просто поговорка, вот и все. А касаемо Лермонтова… Храбрый боевой офицер, заносчивый, задорный и вместе с тем язвительный – это гремучая смесь. Я надеялся, что мой урок пойдет ему на пользу и он, наконец, более благосклонно посмотрит на окружающих, далеко не всегда желающих ему зла. Не удивлюсь, если ссора произошла с кем-то из его близкого окружения.

– Именно так и было. Майор Мартынов, его секундант на вашей дуэли, счел поведение Михаила Юрьевича оскорбительным, – явно удивившись догадливости собеседника, подтвердила девушка.

– И что им помешало подраться?

– Не что, а кто. Надеюсь, что эта роль принадлежит мне.

– Даже так?

– После вашей дуэли Михаил Юрьевич словно взялся оберегать меня ото всех и ограждать от любого рода неприятностей. Уж и не знаю, с какой стати. И так уж случилось, что, будучи в его обществе, я стала свидетельницей их ссоры. Да это и ссорой-то назвать трудно, однако Михаил Юрьевич слишком уж докучал Николаю Соломоновичу своими насмешками. А ведь они добрые приятели, каковых у Лермонтова не так чтобы и много. Вот об этом я ему и говорила. Правда, он утверждал, что ссора не стоит и выеденного яйца, что дуэль будет простым фарсом и не более, мол, обменяются выстрелами, а потом вместе поедут в колонию Каррас[5] пообедать в тамошней таверне, что славится своей кухней. Но мне удалось убедить его в том, что Мартынов не на шутку обижен и непременно будет драться по-настоящему. А ведь они даже и не враги.

– Даже наоборот, старинные приятели, – подтвердил Темляков.

– Я так и поняла. Знаете, по-моему, когда Михаил Юрьевич извинился, Николай Соломонович даже испытал несказанное облегчение.

– Ничего удивительного. Мартынов боевой офицер и ни в чем не уступит Лермонтову, так что дрался бы всерьез, чего наша знаменитость, похоже, никак в толк не возьмет. Или все же начал умнеть.

– Сергей Григорьевич, а что это вы говорили насчет вашей дуэли с Лермонтовым? Я так поняла, что вы изначально собирались его лишь проучить и вовсе не намеревались убивать.

– Угу. Только, как выяснилось, не больно-то в этом преуспел. У вас получилось гораздо лучше.

– Но как можно выходить на поединок с подобным настроением, зная, что ваш соперник не намерен закончить дело миром? – с искренним испугом и недоумением произнесла девушка.

– Ну, к тому моменту я успел овладеть несколькими фехтовальными приемами казаков, плюс к этому я обладаю некими навыками борьбы без оружия. Все это дает солидное преимущество над противниками, придерживающимися традиционной тактики. Так что я рисковал вовсе не бездумно.

– Сергей Григорьевич, а как там было на войне? Только без пустого бахвальства, а положа руку на сердце.

– Страшно, Арина Ивановна. По-настоящему страшно. А еще противно и мерзко. Все эти россказни о благородстве на поле боя… Не знаю, возможно, на европейском театре так и есть, здесь же ничего подобного. Право, мне бы не хотелось говорить с вами об этом.

– Вы сильно рисковали? Вы могли погибнуть?

– Даже сейчас, находясь на этой смотровой площадке, мы рискуем, потому что в этих краях все еще идет война. А что до меня… Я достаточно осторожен.

– Настолько, что молва о вас, не прекращаясь, катится по всей Кавказской линии?

– Пустое. Там все многократно приукрашено. Скука способна породить еще и не таких героев. А здесь скучно.

– Скучно на войне?

– Увы. Для нас она всего лишь обыденность. Да и нет тут крупных сражений.

– А как же штурм вашей крепости?

– Ерунда. Сами судите, у горцев нет ни одной пушки. Чем им разбивать наши стены? Так что мы практически в полной безопасности.

– Но потери…

– Потери, конечно же, прискорбны, но это результат болезней, а отнюдь не нападения горцев.

Шейранов, наблюдая за Темляковым, мысленно даже поаплодировал ему. Нет, не безнадежен этот молодой человек и умеет делать правильные выводы. Правда, его импульсивность никуда не делась, и из-за нее у него скорее всего будет еще предостаточно неприятностей. Но он все же начал двигаться в верном направлении. Пусть даже просто не хочет пугать излишне впечатлительную девушку. Это не столь важно. Главное, что он начал думать над своими поступками и словами.

* * *

…Утро выдалось на загляденье – светлое, чистое и звонкое. Сквозь открытое окно доносится птичья разноголосица. Вот и Темляков заворочался. Витает в облаках после вчерашней прогулки. Они с Ариной вернулись уже с вечерними сумерками. Именно что с Ариной, потому как перешли на «ты». Событие для подпоручика очень даже не рядовое.

Кстати, он вчера всеми фибрами души был против посещения его дражайшей квартирной хозяйкой. Не хотел сваливать в одну кучу чистое и светлое с пошлым и низменным. Глупость, конечно, потому что у Варвары Петровны ничего плохого и в мыслях не было, и любит она его искренне, радуется его счастью.

Пришлось Шейранову отправлять подопечного в нокаут. В смысле, полностью изолировать, так, чтобы он был в уверенности, что проспал всю ночь сном младенца. Сергей Федорович, конечно, его понимал, но вовсе не собирался обижать квартирную хозяйку. С одной стороны, она этого не заслужила. С другой – была искренней и вовсе не собиралась становиться у него на пути. Хотя и не сказать, что совсем уж не ревновала, но это было скорее сожалением по ушедшим годам.