Полное затмение - Андреа Жапп

Леоне улыбнулся. Аньес так любила, когда губы рыцаря медленно растягивались в милой улыбке.

– Тем более что рядом с вами устраивается голодная собака, – уточнил он.

Аньес ничего не забыла. Даже в худшие моменты сомнений и тревог присутствие Франческо де Леоне всегда приносило ей успокоение. Странно, но как женщина она не испытывала к нему никаких чувств. Однако Аньес всегда казалось, что от Леоне исходит благожелательная, успокаивающая волна, которая полностью накрывала ее. Она могла бы заснуть в этих волнах, словно убаюканный ребенок. Может, это связано с тем, что они оба хранят мучительные тайны, о которых Артюс даже не догадывался? Тайны о ее детях, зачатых не на супружеском ложе. Тайны пророчества. Возможно.

Бенедикта, пожилая служанка, подала им первую перемену: гороховый суп, приправленный шалфеем и розмарином, и графин вина, привезенного из Эпернона.[105] Леоне вполголоса поблагодарил Господа за его благодеяния.

Аньес охватило чувство, приведшее ее в замешательство. Ей казалось, что она отделилась от своего тела. Они молча ели суп, порой улыбаясь друг другу, чтобы восполнить отсутствие слов.

Аньес пыталась окончательно прийти в себя. Бенедикта принесла вторую перемену: рагу из баранины, приправленное иссопом[106] и политое винным соусом. Как объяснила Аньес рыцарю, этот соус становился настоящим деликатесом только тогда, когда в нем не чувствовалось привкуса кислого вина.

Леоне, обрадовавшись, что их разговор больше похож на светскую беседу, воскликнул:

– Черт возьми! И как только все это удается вашему повару?

– О, он так ревностно хранит свои секреты, что они почти неизвестны нам. Правда, нам удалось добиться от него некоторых подробностей. Нужно смешать корицу, перец, немного имбиря и залить красным вином, разбавленным говяжьим бульоном. Потом добавить мелко нарезанный лук, свиную печенку и кусочки черствого хлеба.

И вдруг, сама того не желая, Аньес услышала свои слова:

– Я жду, рыцарь.

Леоне поднял на нее свои бездонные глаза. Он мог бы притвориться, что ничего не понял. Но только не с Аньес. Это необыкновенное создание заслуживало его уважения и честности.

– Мне поручено искать и найти Клемана, мадам. Но до сих пор ни одна из моих попыток не увенчалась успехом.

– Мои тоже. Но кто поручил вам эту миссию?

Аньес с трудом узнавала свой голос, такой нежный, такой отрешенный. Голос чужой женщины.

– Приор Лимассола. Другие тоже ищут Клемана. И очень рьяно. Наши враги, мадам, хотя Арно де Вианкур полагает, что это враги только ордена госпитальеров. Ведь Клеман хотел спрятать манускрипты, которые я доверил ему, не так ли?

– Очевидно, – солгала Аньес.

– Если они доберутся до вашего сына раньше меня… Да хранит его Господь. Признаюсь, сначала я думал, что вы его прячете. Но теперь я знаю, что ошибался.

Серо-голубые глаза, бездонные, как океан, смотрели ему прямо в лицо.

«Боже, благодарю тебя. Дорогая моя, твое отсутствие причиняло мне столько страданий, но Господь хранит нас. Он помешал мне найти тебя, чтобы ты оставалась в безопасности, чтобы приспешники камерленго не смогли схватить тебя. Прячься, мой ангел. Надежно прячься. Ведь им почти удалось убить меня. Как бы я сумела тебя защитить, если не способна учуять змею?»

– Где мой супруг? Я требую, чтобы вы сказали правду, которую от меня вот уже несколько дней скрывают.

Леоне сжал зубы и потупил взор. На его высоком лбу появилась тонкая морщинка.

– Мсье? – настаивала Аньес.

– Я не могу, мадам, – ответил рыцарь, глядя на ломоть хлеба.

Тогда Аньес воскликнула тоном, не терпящим возражений:

– Немедленно скажите правду, мсье, и посмотрите на меня!

Когда Леоне поднял глаза, Аньес прочитала в них такую глубокую печаль, что невольно вздрогнула. Она замерла, приготовившись к худшему. И худшее не замедлило открыться ей.

– Граф отправился в Дом инквизиции по приказу короля. Всем нам он велел молчать, чтобы вы не волновались.

Аньес глубоко вздохнула. Сон, который она видела, сбывался. Ее туфли увязали в илистой грязи застенков. Месиво из плоти, обхватившее ее щиколотку. Артюс.

– Мадам, – забеспокоился рыцарь, – вам плохо? Вы такая бледная, словно привидение.

Рыцарь вскочил, готовый позвать на помощь. Но Аньес жестом остановила его.

– Не надо. Я принадлежу к тем женщинам, которым отказано в праве на обмороки, на уход от действительности, приносящий мимолетное облегчение. И я сожалею об этом. Рыцарь, расскажите мне какую-нибудь прекрасную историю из вашего прошлого. Докажите мне, что честь и мужество всегда побеждают. Прошу вас.

– Сейчас?

– Сейчас.

– Дело в том, что моя память сохранила очень мало прекрасных историй, в отличие от невыносимых воспоминаний. Но есть одна прекрасная история, как раз для вас, мадам. Это произошло на Кипре, много лет назад. Пришла моя очередь ухаживать за больными. Я объезжал фермы, лачуги, стоявшие на побережье, помогал тем, кого болезнь приковала к постели, укладывал тяжелобольных на дроги и отвозил их в наш госпиталь. Понимаете, многие не приходили к нам сами. Они были очень бедны и боялись, что мы потребуем денег у их родственников, и без того голодавших. Хотя мы буквально кричали на всех углах, что лечим бесплатно. Когда я въехал во дворик этой обветшалой фермы, то сразу понял, что здесь произошло нечто ужасное. Все было разбросано, сломано. Недалеко от строений медленно угасал огромный костер. На обгоревшей поленнице я увидел два обугленных человеческих трупа. Я спешился…

– Вы были одни. Но ведь разбойники, ибо речь идет о подлых грабителях, могли спрятаться, не так ли? Неужели вы не испытывали страха? – прервала рыцаря Аньес.

Леоне откинул голову назад и грустно рассмеялся:

– Страха, мадам? Да я только его и испытываю. Это мой самый верный спутник. Он уже целую вечность идет за мной по пятам. Я знаю все его уловки, когда он хочет превратить человека чести и веры в презренного труса. И все же у страха есть одна слабость. Как только ты находишь эту слабость, он исчезает.

– И что это за слабость?

– Дар. Самопожертвование. Смириться с мыслью о смерти значит уничтожить страх. Тогда он, сконфуженный, убегает. О, разумеется, едва в вашей обороне возникает трещина, как он тут же появляется. Но вам достаточно не обращать на него внимания, дать ему понять, что готовы добровольно принести себя в жертву. Как только страх осознает вашу искренность, он тут же отступает.

– Какой милый совет! Продолжайте свой рассказ, прошу вас, мсье.

– Я выхватил меч и обошел все строения, комнаты, службы. Все находилось в плачевном состоянии. Однако подлые грабители все равно опрокинули всю мебель, все перерыли, надеясь отыскать несколько су или какие-нибудь драгоценности. Они, несомненно, пытали хозяев дома, а потом, потеряв терпение, убили их и сожгли, словно останки зверей. Эти подлые разбойники[107] встречаются во всех странах. Итак, я никого не нашел. Я уже собрался вернуться к дрогам, как мое внимание привлек собачий вой, раздавшийся справа от меня. Я пошел на вой и чуть не наткнулся на своего рода огромную конуру. Вход в нее защищала грозно оскалившаяся собака. Ноздри ее раздувались, клыки злобно щелкали. Увидев меня, она предупреждающе зарычала. У собак есть достоинства, которым мы можем позавидовать. А вместо этого мы их используем и мучаем. Они никогда не нападают без предупреждения. И тут сквозь яростное рычание я услышал плач ребенка. Я сел рядом с конурой, постарался успокоиться и медленно заговорил с собакой. Но у меня ничего не вышло. Собака защищала ребенка. У меня оставалось два выхода: либо убить собаку, либо пренебречь ее яростью. Мне не составило бы труда пронзить ее мечом. Собака не знала, какие раны может нанести клинок самому доблестному из защитников. Собаки вообще не слишком опасаются людей. Я просунул руку в отверстие, намереваясь схватить собаку за горло. Я хотел немного придушить ее, чтобы она присмирела. Но спуску она мне не дала. На левой руке у меня до сих пор остались отметины от укусов. Прекрасное воспоминание, достойный противник. Это единственные раны, которые были мне нанесены без всякой корысти…