Право безумной ночи - Алла Полянская

— Мать права, Дэн.

Не знаю, когда он успел войти и что успел услышать, но отчего-то он решил, что может участвовать в семейном совете, и это неправильно. Хотя, возможно, именно он сможет убедить Деньку уехать. Марконов прав, в Израиле Матвея скорее поставят на ноги, а если близнецы уедут, мне будет проще заниматься здесь разными неприятными, но, к сожалению, необходимыми вещами.

— В чем права, в том, что уже, как всегда, решила все за меня? С самого детства так — все сама, нас словно забором от себя отгородила, все у нее прекрасно, со всеми делами она справилась, все хорошо и безоблачно. А то мы с Мэттом глухие, слепые и глупые, чтобы не понимать очевидных вещей! Вот и теперь она уже все решила, а я должен…

— А ты должен мне помочь, Денис. Я не могу сейчас уехать — у меня работа, дела, и полиция еще расследует это дело. Но Матвею нужна клиника с хорошим оборудованием, потому что здесь Семеныч сделал для него все, что мог, но там его поставят на ноги и он сможет жить как жил. И ты должен быть с ним, он не может оставаться один в чужой стране, как ты не понимаешь! Рядом с ним должен быть кто-то из нас. Так уж вышло, что у нас совсем маленькая семья — и я никуда ехать не могу, но ты можешь, и я прошу тебя поехать с братом. Как ты не понимаешь, если он будет там один, у меня ни минуты покоя не будет! А как ему будет там — одному? Я боюсь думать, как ему сейчас здесь одному, так это мы, считай, в двух шагах от больницы, а если другая страна, как тогда?!

— Но, мам, а здесь…

— А здесь мы сами разберемся, о результатах доложим, — Валерий хлопнул Деньку по плечу и взъерошил ему волосы. — Здесь ты нам только помешаешь, сынок. Кто знает, кому взбредет в голову использовать тебя против матери? Сам подумай. А Матвею ты сейчас очень нужен.

— Я знаю. Я же чувствую все… Ладно, сделаю так, как вы просите. Но это неправильно, как хотите.

— Это правильно! День, ну сам подумай: как Матвею там будет одному?

— Да я понимаю…

— Ну, вот. А мне никак: тебя одного здесь не оставить, изведусь от беспокойства за тебя, и работа у меня, опять же… А ты можешь поехать с ним. Я, конечно, буду беспокоиться о вас, но вы все же окажетесь вместе, ты ему поможешь, поддержишь. Мне так спокойнее.

— Ладно. — Денька упрямо надулся. — Я понимаю, что это правильно — но и неправильно одновременно.

— Денис, мать не будет одна. Я же здесь.

Все, я больше не хочу этого слушать. Мне надо отдохнуть, пока я не спятила.

А самое странное — не звонит шеф. С того дня, когда он приезжал ко мне с горячими бумажками, он не позвонил ни разу, что на него не похоже. И мне бы надо съездить в офис и разведать, что к чему, но не сегодня. Телефон киллера я выбросила из окна машины под колеса какому-то самосвалу, сумка с оружием осталась там, где мы ее спрятали — в старом больничном подвале, а больше у меня нет зацепок, кроме слов второго киллера и голоса на пленке. Ну, и если Денька сможет что-то выудить из ноутбука почивших в бозе киллеров, глядишь, появится еще что-то.

— Валера, дай мне ту папку, что я отобрала у девицы на работе.

— Сейчас.

В моей гостиной сейчас творится бог знает что. Я слышу, как он перебирает бумаги, что-то роняет. Он так не похож на Марконова, у которого везде идеальный порядок, но это он живет в моей гостиной, а не Марконов.

— Вот. Я просмотрел — обычные фото, какие иногда делают люди.

— Мне даже трудно себе представить, что я стала бы делать такие фотографии. И уж точно не стала бы их хранить. Ирина была спокойная, неэмоциональная и упорядоченная, а потому мне трудно соотнести ее вот с этим, но, видимо, чужая душа — потемки.

— Отчего же. Очень живые снимки.

Живые — не то слово! У шефа неплохая фигура — ну, он в тренажерный зал ходит, тут удивляться нечему. Ирина же… Представить не могу, чтобы она согласилась сделать такие фото, но доказательство — вот оно. Согласилась. Но почему? И зачем хранила? И почему в сейфе? Она не была замужем, логичней было бы хранить эти снимки дома, ревнивый муж не найдет, если что, потому что нет его. А в сейфе их могла увидеть ее помощница, что и произошло. Не понимаю. Видимо, большинство людей руководствуются какими-то странными побуждениями. Либо со мной что-то не так.

— Ты прав, ничего интересного на этих фотографиях нет — кроме вообще их наличия.

— Думаешь, их подбросили в сейф?

— Вряд ли. Они ведь в моем столе были, а то, что лежали в сейфе, я знаю только со слов бухгалтерши, которую уволила.

— Так надо бы еще раз спросить у нее.

— Думаю, не удастся.

Если сукин сын Артур не соврал, он ее зачем-то убил. Я так понимаю, совсем не затем, чтобы она обо мне не болтала, просто она знала что-то еще, но что? И это «что-то» связано с шефом и делами, в которых он увяз, и очень похоже, что увяз глубоко, и мне придется увязнуть в них так же глубоко, чтобы разобраться. Все это доводит меня до бешенства.

— Почему не удастся?

— Что? А, вот ты о чем. У меня есть информация, что девица эта погибла в автокатастрофе. Но это, конечно, надо будет проверить. И если она жива, я охотно спрошу у нее, правду ли она мне сказала.

— А откуда ты узнала, что с ней такое случилось?

— Мне это сказал человек, который сам ей и устроил аварию.

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты живешь в стране каких-то чудовищ, где царят самые кошмарные законы…

— Ага. И я тоже чудовище.

— Да, — он ухмыляется, — но очень милое.

Что-то смущает меня в этих фотографиях — может, их нарочитая какая-то художественность. Такие снимки не делаются в пылу страсти… Хотя я не понимаю, зачем их делать даже в пылу страсти, но все люди разные. И тем не менее что-то меня в них смущает.

— Оль, что тебя тревожит?

— Посмотри на эти снимки. Абстрагируйся от сюжета и посмотри на них просто, как случайный зритель. Тебе ничего не кажется странным?

Он перебирает фотографии, задумчиво нахмурившись, потом откладывает некоторые из них в сторону.

— Вот здесь мне отчего-то кажется, что снимки делали в студии.

— Вот именно! Был кто-то третий, кто и сделал эти фото, а разве бывает кто-то третий в такие интимные моменты?

— Оль, да всякое бывает.

— Я, наверное, устарела, потому что мне это трудно представить. Но я уверена, что в данном случае речь не о тандеме, а о трио. Кто-то еще был там, знал об их связи и был участником этих забав, пусть даже в качестве зрителя.

— И что?

— А то, что твой брат никому не доверяет. И если он согласился сделать эти фото, и Ирина тоже на это пошла, то третьим был человек, которому они оба всецело доверяли. Кто бы это мог быть, как ты думаешь?

— Оль, я не знаю. Я ведь не вникал в жизнь брата, мы виделись редко и общались мало.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});