Главное управление - Андрей Алексеевич Молчанов

театр хотел? Как раз по возвращении у меня спектакль…

– Вот и чудно! – вежливо кивнул я.

А следующим днем, срочно подгадав служебную командировку по делам, связанным с нашими периферийными интересами, я на той же служебной машине покатил на север Нечерноземья.

Проезжая Троице-Сергиеву лавру, вдумчиво перекрестился: пошли, Боже, удачи… А, прибыв в Ярославль, через местных ментов легко вычислил гостиницу с остановившимися там киношниками.

Вечером, вооружившись охапкой роз, постучал ей в дверь.

Дверь открылась, она вскинула на меня взор, высветившийся снисходительной улыбкой сбывшегося ожидания, и сказала:

– Я знала, что ты приедешь.

И приникла ко мне – открыто, безоглядно и поглощенно. А мне, дуревшему в аромате ее волос, спутавшихся с цветами, вдруг неожиданно и ошарашивающе увиделось, что в этом желанном миге мы, кажется, изжили все наше бытие, потому как он, миг этот, и был его сокровенным смыслом.

Глава 10

Грянула очередная пакостная зима, но обычному своему унынию, связанному с торжеством нашего гадкого климата и цементной серости безликих дней, я не предавался, ибо жизнь была горяча, осмысленна и наполнена радостными хлопотами.

Ольга переехала ко мне, напрочь преобразив мой быт. В квартире воцарилась чистота, домашнюю еду отличали кулинарные изыски, исчезли скопления нестиранных рубашек и белья, а на подоконниках появились цветы.

Этакой рассудительной последовательной хозяйственности, не упускавшей ни одной мелочи, я совершенно не ожидал от своей богемной спутницы жизни. Как и полного небрежения ею всякого рода побрякушками и тряпками из модных бутиков. Драгоценностей ей хватало бабушкиных, старинных, отмеченных печатью времени и воспитанного вкуса прошлых вдумчивых ювелиров, а гардероб свой она составляла порой и самостоятельными трудами шитья, дающимися ей не через необходимость, а как увлечение. Мои подарки, преподносимые ей без оглядки на цены, она принимала с благодарностью, даже с восторгом, но однажды попеняла мне на расточительность, что меня озадачило. Прошлые дамы счет моим тратам не вели, глубоко убежденные в правоте возрастания их величин, но никак не в сторону их уменьшения. Мое представление об актрисах как о взбалмошных капризных существах с завышенной самооценкой удивительным образом не совпало с реальностью. А может, мне просто повезло. Или я просто заблуждался поначалу.

Дело, таким образом, шло к свадьбе и дальнейшему семейному очагу. Чему я совершенно не противился. И что бы ни делал: сидел ли на совещаниях, выезжал с операми на места криминальных драм, ошивался на допросах или вербовках, регулировал проблемы подопечных коммерсантов, – все скользило мимо моего ошалевшего сознания, кроме Ольги. Я не мог оторваться от нее, она заворожила меня своих сухим стройным телом, пленительными изгибами бедер, твердыми, словно выточенными полушариями груди, запахом своим – солнечным, летним, томящим, яблочно-свежим…

У каждого мужика в судьбе бывает баба-наваждение, не обошло это счастье и меня. А что канет оно когда-то, растает, о том не жалелось, потому что не верилось ни в обветшание его, ни в утрату…

В нашем доме начали появляться персонажи из ранее неведомых мне сфер кино и театра, открывшие мне иную планету общественных интересов, весьма далекую от той, где обитал я. И порой с большой охотой и с нетерпением я спешил в новую компанию веселых вольнодумцев, небрежных в словах, в одежде и в кураже, после калейдоскопа из милицейских, чиновных и бандитских рож, составляющих мое служебное окружение. Но анекдотами и казусами моя служба была неиссякаемо богата, я в лицах повествовал о них, и полночный хохот гостей в моей квартире злил привыкших к тиши моего одиночества соседей, гневно лупивших мне в потолок спросонья.

Но как посторонним людям, так и близким описывал я внешнюю сторону своей работы, предпочитая секреты внутренней кухни оставлять при себе. Тут было две причины. С одной стороны, бахвалиться достижениями в хитроумной милицейской коммерции или оправдываться невозможностью отречения от нее было позорно и глупо, с другой – при всем цинизме окружающей нас жизни, ее торгашеской и хищнической сути, покорно принятой массами, многие из друзей Ольги, в отличие от меня, жили в ладу с совестью. То есть честно зарабатывая на хлеб насущный, пусть и черствый. И общаться старались с близкими по убеждениям и духу. А вот мне приходилось выкручиваться.

Деньги между тем сыпались на меня водопадом, Оля задавала вопросы, подозрительно щурясь в ожидании разъяснений, и мне пришлось соврать, что я консультирую в вопросах безопасности несколько серьезных компаний, для которых подобные дары не более чем подачки.

– Но это же неправильно! – сказала она с чувством и подбоченилась, вздернув подбородок воинственно. – Это же аморально и мелко!

– Ты в театре какую зарплату получаешь? – урезонил ее я. – Ты на нее проживешь? Во-от. Поэтому снимаешься в сериалах, от которых саму тошнит.

– Надо будет, проживу и на зарплату! От голода не помру, не война и не блокада. А сериалы есть и удачные, между прочим! О, а хочешь, я тебя консультантом устрою по милицейской теме, она сейчас самая модная… Много, конечно, не заплатят…

– К чему ты и пришла! – Поднял я палец. – Я тот же консультант, но с другим размером гонораров. Или ты думаешь, меня бандиты финансируют за сговорчивость и слепоту?

– В это никогда не поверю! Все равно, если бы ты представился мне при знакомстве уголовником с тремя судимостями…

– Э-э… Ну и аллегории у тебя…

– Да, тут я хватила. У тебя глаза честные. Глубинно-честные. Такие не сыграешь.

– Это да… Наверное… Какой из меня артист?..

Акимов устроил мне новую огромную квартиру, а когда при очередной встрече с вице-мэром тот поинтересовался моими текущими делами, я сказал, что совершенно не представляю, как обустроить покуда пустующее пространство жилья.

– Какая чушь! – изрек вице-мэр. – Тебе позвонят мои люди.

Люди позвонили, и на следующий день в новостройке закипела работа.

– Дайте смету, – попросил я главу рабочего люда.

– Смета – проблема начальства, – ответил глава.

– Это не твоя проблема, – сказало начальство, то есть вице-мэр. – Не отвлекайся от службы на пустяки.

Служба между тем катила по накатанным рельсам, и наш правоохранительный паровоз, ведомый бодрым машинистом Сливкиным, под матюги его командных выкриков летел в неизвестность, сметая на пути и разбрасывая по зонам злоумышленников, зазевавшихся мошенников, а также подставленных под движение броневого бампера фигурантов политического заказа.

Подрывник Владик действительно сдал нам банду, закупавшую у него тротил. На счету банды было полсотни трупов убиенных ими коммерсантов и конкурентов, и мои опера без устали рубили кровожадных братков, набивая ими тюремные камеры. Вадик также послушно подыграл нам в версии инсинуаций со стороны «Днепра» к «Капиталу», изложенной Сливкиным доверительным шепотом во внимательное ухо вице-мэра. Как