Иисус — крушение большого мифа - Евгений Нед

теологов представить Иисуса эдаким «вторым Иоанном Крестителем», только «рангом повыше», а его учение — набором стандартных религиозных идей, призывов и поучений (как, опять-таки, у того же Иоанна), являются совершенно несостоятельными! Иисус явно учил чему-то совершенно иному.

Чему же?..

Глава 4. Подлинное учение Иисуса и церковь — непонимание и неприятие…

Как уже не раз было и сказано, и аргументировано — Иисус никогда и никак не был обычным религиозным деятелем, отличавшимся от других лишь особым даром исцелений и индивидуальной манерой изложения обычных религиозных банальностей. Был бы он таким — не было бы никогда никакой религиозной толпы, требующей у Пилата: «Распни его!». В худшем случае, он мог бы пострадать только, как Иоанн Креститель, от рук какого-нибудь местного правителя за какую-нибудь неуемную обличительность, но тогда сведения об этом, как и вообще, о всей его жизни, вряд ли сохранились бы в истории — мало ли таких было…

Да и каким таким «евангелием» стал бы он называть свое возвещение, будь это возвещение лишь простой вариацией религиозного стандарта? Ведь слово «евангелие», в переводе с греческого, означает некое очень и очень радостное известие, то есть — некую очень радостную новость. А что такого «очень и очень радостного» и уж тем более «нового/новостного», могло быть в очередном простом «переизложении» всего того строго-обязывающего и запугивающе-угрожающего, что и так уже тысячи лет излагалось тысячами проповедников?

Однако первое, что мы встречаем в жизнеописаниях Иисуса относительно его возвещения, это слова, в которых он призывает людей к «метанойе» (слово, означающее не просто изменение привычного образа мышления, а необходимость категорически отвернуться, по сути, отвергнуть его!) и к вере именно в евангелие! И этот его призыв не может означать ничего иного, кроме того, что Иисус с самого начала своего проповеднического служения хотел возвестить людям нечто не просто новое, а настолько ново-необычное, что для его принятия обязательно потребуется «метанойя», то есть «ментальный разворот на 180 градусов».

Что же такого радикально-нового возвещал людям Иисус? Давайте обобщим сейчас то, о чем уже говорилось в разных частях и главах этой книги.

Итак, Иисус возвестил людям, что Бог — это не просто их Творец, Создатель, но что Бог — это отец всем нам. И не просто отец (отцы-то тоже могут быть разными!), а отец любящий. И не просто любящий, а любящий абсолютно, то есть всепоглощающе и неизменно, так, что большей любви уже просто не может быть!

А это, согласитесь, полностью нивелирует основополагающую религиозную доктрину о наличии фатального кризиса в отношениях Бога и человека, грозящего «греховному человечеству» решающим судом и немыслимо страшным наказанием от разгневанного Всевышнего. Такие кризисные отношения и такое «грядущее возмездие» можно представлять себе и возвещать другим только, если понимать Бога, как Творца, «изготавливающего» свои творения, являющихся, в этом случае, ничем иным, как «изделиями».

Изделиями, подобными, скажем, современным роботам с искусственным интеллектом. Эти роботы могут портиться, ломаться, не выполнять команды, поступающие от инсталлированных в них программ, и с такими роботами их создатели будут, разумеется, поступать без всяких сантиментов: всех их отключат и если не переделают, то переплавят. Однако те же самые люди совершенно по-другому будут относиться к своим детям, хотя по отношению к ним они тоже являются «создателями»!..

Вот так же и Бог. Если понимать его просто, как Творца, как Создателя-Изготовителя, то и его отношение к творению (в том числе и к людям) вполне может быть понимаемо, как отношение изготовителя к изделиям. Хорошо получившиеся изделия сохраняются и используются, а получившиеся плохо — выбраковываются и уничтожаются, или выбрасываются на свалку. Не случайно, что образ адских мук, или «геенны огненной» был навеян именно видами старой иерусалимской свалки, куда свозили и сжигали городские отходы. В представлении людей так и сложилось, что так же, как они выбрасывают и сжигают то, что испортилось или просто стало ненужным, так же и Бог поступает с тем, что стало «негодным» для него, и в частности — с «негодными» людьми.

Но возвещение Иисуса о Боге, как об Абсолютно Любящем Отце полностью отменяет все эти представления!

Ведь понятно, что уж если обычный, психически здоровый человек никогда не будет поступать со своими детьми так же, как с вещами, то уж тем более Бог, обладающий, в отличие от человека, любовью абсолютной, не станет этого делать. А это значит, как уже говорилось, что никакого «фатального кризиса» между Богом и людьми просто не существует, что Бог не «взирает сверху» на человека с плохо сдерживаемым раздражением и яростью, готовясь судить, осудить и покарать, а простирает к людям, как своим детям, всю свою абсолютную любовь и отцовское благоволение!

Это ли не по-настоящему радостная весть, не самое настоящее радостное возвещение, то есть — не именно то, что в жизнеописаниях Иисуса названо греческим словом «евангелие»? Безусловно, это именно так и есть! Это именно евангелие, это именно та радостная новость, то радостное возвещение, что снимает с человеческой души многотонную ношу вечного чувства вины и страха перед «карающим Богом», одаривая счастьем свободы, и восторгом погружения в океан абсолютной любви!

Это то евангелие, которое и приносит с собой метанойю — радикальную перемену привычных мыслей и представлений о Боге, — но так же и требует метанойи для своего принятия. Поэтому самые первые и самые краткие изложения возвещения Иисуса, как уже говорилось, именно так и выглядят: призыв к метанойе («переведенный», как «покайтесь») и призыв верить в его евангелие.

Однако «метанойя» — это не так просто и совсем не быстро. И потому, это евангелие Иисуса, это возвещение радости, неизбежно, увы, начинает вызывать у людей отнюдь не только радость, но и… страх. А раз страх, то и отторжение. Да-да, как ни парадоксально, но учение, призванное уничтожить всякий страх («Ибо совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение» — 1Ин.4:18), самим своим покушением на устоявшиеся и «освященные временем и традицией» страхи, провоцирует их активизацию в человеке.

Становится страшно перестать бояться. А вдруг пропустишь какую-то опасность?!. Становится страшно отказаться от страхов, как привычной и всеобщей основы человеческих взаимоотношений: как же удастся порядка-то добиваться, если никто ничего бояться не будет?.. Всегда и во все времена порядок-то именно на страхе держался, и если страха в людях вдруг не станет — то, выходит, и порядка никакого не станет?!.

Привычный менталитет, загруженный привычными установками и представлениями, не может представить себе никаких иных вариантов, кроме тех, что ему уже известны. И в эту область привычно-известного,