Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот и блокпост № 3. Девицы-дознаватели в форме пристают к каждому с вопросом на разных языках: зачем приехали, куда дальше? Но и это еще “пристрелка”. Наконец главный рубеж. Таможенники выстроились в ряд, и любой, кто следует на выход, неизбежно втягивается в диалог: кто, откуда, зачем? “Сняв” очередного клиента, “сладкая парочка” отводит его к смотровым стойкам, где уже кучами навалено барахло, и их коллеги “гужуются над сидорами”. В каждой паре — белый и мулат, чтобы в случае чего никто никого не смог обвинить в расовой пристрастности.
А вот и “мои пастухи”. Видимо, еще с третьего поста сообщили о том, что передают на четвертый “русскоговорящего”. И вот — первый вопрос: “Компаньеро, ты зачем приехал?” Его задает усатый белый. Вглядываюсь в физиономии. У его напарника-мулата на лице “нарисована” десятилетка; у усатого — незаконченное высшее. Прежнего общения с им подобными мне уже достаточно — сыт по горло. Теперь я — “старый лагерный волк”. “Сильная бумага” (что-то вроде командировочного удостоверения насчет оказания содействия) в кармане, и я осаживаю “товарища”, который косит под простачка: “Не „ты”, а „вы”!” После чего следует приглашение не к открытой стойке, а в один из “интимных кабинетов” — они здесь рядами.
На ходу достаю бумагу и, переступив порог “бокса”, перехожу в атаку: “Я журналист. Личный обыск не потерплю. Буду требовать консула. А для начала перепишу ваши фамилии”. И, взяв карандаш, вглядываюсь в их нагрудные таблички. Это впечатляет, и они быстро сбавляют обороты. Начинаются оправдания: “Компаньеро…”
— Гусь свинье не компаньеро!
Насчет их робости не надо заблуждаться: ведь здесь, как на арабском Востоке, понимают только силу. Дашь слабину — снова останешься в исподнем: для этого сюда и завели. И они “ломаются”: первый для вида прощупывает рюкзак, а второй уже подписывает таможенную декларацию. Ее нужно предъявить при выходе на пятом по счету блокпосту. Смотрю на часы. В Сантьяго эта процедура заняла полтора часа, а тут мы управились за десять минут.
В Гаване иду по знакомому адресу как к себе домой. Прошло почти два месяца; какие здесь новости? А новостей целый ворох. Мой первый приезд дал семье вторую жизнь. Ведь несколько дней, проведенных в Гаване, — это полсотни долларов за постой. Так образовался начальный капитал, и глава семейства решил открыть заведение. Был куплен патент на торговлю “рефрешко” через оконную решетку, и дело пошло. Но пришлось уйти с работы и выйти из партии.
На радостях ожила и парализованная бабулька: она уже встает с постели, ходит и в состоянии себя обслуживать. Жена на всякий случай еще держится за свой НИИ, но мысли супругов уже далеко-далеко. Мне, как своему, доверительно открывают жуткую тайну: оказывается, сестра жены живет в США и через нее можно получить вызов. А там, глядишь, и визу… Но пока открываться властям рано: надо подкопить денег и обеспечить тылы.
Вот уж не думал, что сосватаю своих хозяев в Штаты! Прямо хоть садись и пиши сценарий “Путевка в жизнь”! А потом мы, сидя за чаем, стараемся поймать эмигрантскую радиостанцию “Хосе Марти”. Хозяйка тщетно пытается отстроиться от “шумов”. Спрашиваю у “радистки Кэт”: как на Кубе насчет глушилок? — Слушаем, но с “трудностями”.
Начало конца?
“Ближняя дача”, где дряхлеющий диктатор проводит большую часть времени, находится на западе Гаваны, в местечке Хайманитас. Резиденция выглядит как обычный двухэтажный особняк, снаружи ничего особенного, но внутри — полный комфорт, хотя и не такой, как на флоридских виллах кубинских миллионеров. На территории особняка — бассейн и теннисный корт, а сам дом закрыт вечнозелеными деревьями. Это чтобы его невозможно было обнаружить с воздуха. Из особняка ведут два туннеля. Один на аэродром, другой — в район 26-й улицы Гаваны, где еще со времен Карибского кризиса 1962 года располагается убежище на случай ядерной атаки. Этот туннель настолько широк, что по нему могут проехать, легко разминувшись, два “мерседеса”.
Именно здесь кубинский фюрер рассчитывал отсидеться во время Карибского кризиса, бросив простой народ на произвол судьбы. В разгар противостояния двух сверхдержав он посетил советского посла А. Алексеева и попросил передать Хрущеву следующее. Он получил информацию о том, что на следующий день будет нанесен массированный бомбовый удар по советской ракетной базе и всей Кубе. В таких условиях Хрущеву предлагалось нанести первый превентивный ядерный удар по Америке. Кастро заявил даже, что кубинский народ готов принести себя в жертву делу победы над американским империализмом. Прямо как немецкий “команданте” в мае 1945 года: “Мы уйдем, но так хлопнем дверью, что содрогнется весь мир”. Узнав о том, что СССР принял ультиматум Кеннеди убрать с Кубы ядерные ракеты, Фидель впал в ярость, стал пинать стену и разбил зеркало. Микоян прилетел на Кубу мириться, и Кастро в течение десяти дней не допускал его до себя.
Проблема в том, что любой диктатор — заложник созданной им системы. Кастро надеется на то, что в случае чего “Бог не выдаст, свинья не съест”. До настоящего момента ни одного диктатора из стран Латинской Америки не удалось засадить за решетку. После свержения военной хунты в Бразилии все ее руководители попали под амнистию. Лишь в 1995 году в стране был принят закон об ответственности за исчезновение и насильственную смерть противников бывшего военного режима. Но и он не был применен к спокойно доживающим свой век диктаторам. В той же Бразилии живет кровавый правитель Парагвая Альфредо Стреснер. В 1989 году он был свергнут, однако именно новое руководство страны воспротивилось расследованию нарушений прав человека в тридцатипятилетний период правления Стреснера.
Уругвайские генералы-путчисты после передачи власти гражданскому правительству были взяты под защиту закона. В 1989 году в Уругвае состоялся референдум, на котором более половины населения высказалось за амнистию. Сосед-смежник Кастро, глава Гаити Жан Клод Дювалье, он же Бэби Док, после своего свержения в 1986 году бежал во Францию, где до сих пор нежится под средиземноморским солнышком. А никарагуанский диктатор Сомоса после прихода к власти сандинистов отправился в Парагвай. Правда, там ему не повезло: его убили без всякого расследования. Судьба Аугусто Пиночета общеизвестна.
Сегодня на Кубе предпочитают не вспоминать, что, придя к власти, Кастро пообещал народу, что всего лишь за несколько лет уровень жизни на Кубе превзойдет и Соединенные Штаты, и Советский Союз. И уж совсем неприлично упоминать о том, что в апреле 1959 года бородатый Фидель отправился в США выбивать экономическую помощь Кубе. В результате переговоров американский вице-президент Никсон убедился, что Кастро “невероятно наивен” и не понимает даже элементарнейших экономических принципов. В кредитах было отказано, и тогда Кастро “поставил на ошибочную лошадь”.
В сентябре 1961 года корреспондент “Нью-Йорк таймс” взял интервью у Хрущева. Будет ли Советский Союз защищать любую страну, которая называет себя социалистической, например Кубу? Хрущев ответил осторожно: “Насколько нам известно, Кастро не член Коммунистической партии. Он всего лишь революционер и патриот своей страны. Если бы он вступил в Коммунистическую партию, мы бы приветствовали его”. И Кастро, воспитанник иезуитского коллегиума, превратился в марксиста: “Гавана стоит мессы”.
Годы идут, и пора задуматься о вечности. Об этом генеральный секретарь компартии Кубы заявляет прямо, по-большевистски: “Я попаду в ад… По прибытии туда я обязательно встречусь с Марксом, Энгельсом и Лениным…” Поскольку из-за упрямства Кастро невозможно провести серьезные изменения в политике и экономике страны при его жизни, на острове спокойно воспринимается тезис о подготовке Кубы к демократизации на испанский манер, как было после смерти Франко. Это означает, что переход начнется уже в день погребения каудильо, еще “у могилы”, во время похоронных речей, превозносящих вождя и память о нем.
Кастро гипертоник, и у него болезнь Паркинсона средней тяжести. И ни один из ближайших помощников Кастро не ожидает в ближайшем будущем смерти своего шефа в результате болезни. Отец Кастро прожил восемьдесят два года, и вполне можно предположить, что Фидель перешагнет восьмидесятилетний рубеж. Таким образом, до перехода к демократии “по-испански” на Кубе пройдет не один год.
А если серьезно, не переходя на личности, то в демократической России у “гражданина начальника” есть сочувствующие. В 1999 году на Кубе побывал главный в то время российский правозащитник Олег Миронов, член фракции КПРФ. Он высоко оценил тамошнюю ситуацию с правами человека; хохотало все мировое сообщество. А в ноябре того же года Миронов приехал в Минск, где заявил, что положение с правами человека в Белоруссии во многих отношениях лучше, чем в России. Однако Фиделю мало моральной поддержки красных, он теперь опирается и на зеленых (цвет ислама) — 8 октября 2000 года в Гаване Кастро была торжественно вручена премия… прав человека, учрежденная другим “великим правозащитником” — полковником Каддафи.
- Медведки - Мария Галина - Современная проза
- Детские годы сироты Коли - Ирина Муравьева - Современная проза
- Моя преступная связь с искусством - Маргарита Меклина - Современная проза
- Хутор - Марина Палей - Современная проза
- POP3 - Маргарита Меклина - Современная проза
- Разновразие - Ирина Поволоцкая - Современная проза
- Статьи и рецензии - Станислав Золотцев - Современная проза
- Трижды стожалостная без слов - Инга Абеле - Современная проза
- Трижды стожалостная без слов - Инга Абеле - Современная проза
- Петр I и евреи (импульсивный прагматик) - Лев Бердников - Современная проза