Ричард Длинные Руки — ландесфюрст - Гай Орловский

Из лагеря пленных отправляли все-таки большими группами, потому что пираты осмелели и начали орать, что целый день во рту крошки не было, а морить голодом — не по-рыцарски, и вообще так благородные люди не поступают…

Сэр Растер сказал со злостью:

— Ишь, рвань поганая, какие слова знает!.. Они с нами по-разбойничьи, а мы должны по-рыцарски?

Я ответил скорбно:

— Увы, должны. Не можем же мы уподобляться им? Иначе и сами станем такими же. Ответим на их жестокую звериность нашим кротким милосердием, гуманностью и человеколюбием!..

Он вздохнул.

— Да-да, понимаю. Мы победили, должны быть великодушными.

Я сказал совсем кротко:

— И прощать, как велел нам Христос.

Он перекрестился.

— Аминь.

Я сказал ему в спину:

— Можете передать им, что покормят в дороге. Дескать, уже едет навстречу обоз с продуктами.

Он вздохнул.

— Добрый вы у нас, ваша светлость!.. Я бы их голодными до завтра продержал.

Очередному отряду конвоя я показал на карте место, где пока нет ни городов, ни сел.

— Поедете сюда, поняли?

Один, самый шустрый, поинтересовался:

— А можно вот сюда?.. И ближе, и дорога лучше…

Я покачал головой:

— Туда нельзя, там все поле… занято. И вон туда нельзя. И туда… Нужно вести так, чтобы не видели… предыдущих результатов подавления бунтов конвоируемых. Вообще-то далеко уходить не стоит, но и слишком близко нельзя, еще остается две-три группы, им тоже нужно место.

Командир отряда сказал глубокомысленно:

— Ну, последний вести не обязательно. Можно покормить… и прямо здесь.

— Верно мыслишь, — сказал я одобрительно. — Все, выполняйте!

Барон Альбрехт подошел, послушал, аристократический нос сморщился в гармошку.

— А надо ли было так? — спросил он брюзгливо. — Это же дармовая сила… Рабы, что достались вообще бесплатно!

Я вздохнул, покачал головой.

— Дорогой барон, я тоже не ахти какой экономист, но знаю такую простую истину: свободный человек вкалывает больше. Раба нужно кормить, одевать, лечить, а еще и сторожить!.. К тому же работать он будет впятеро меньше свободного. А вот свободного не надо кормить, сам отыщет, не надо одевать и лечить — это его проблемы.

Он посмотрел настороженно:

— То есть работа свободных обходится дешевле?

Я сказал с укором:

— Как будто вы не знаете!

Он чуть смутился, что для него очень нехарактерно, развел руками.

— Понимал, но… не формулировал. Но когда вот так уложишь в слова… да, из свободных выжать можно намного больше. Но вот так взять и перебить… Гм…

Я смотрел на него с нежностью.

— Дорогой барон…

Он насторожился.

— Ох, что-то мне перестало нравиться это обращение…

— Дорогой барон, — повторил я, — а вас не переубеждает тот факт, что они намеревались уничтожить все население этих земель?.. Вплоть до Великого Хребта, так как о Тоннеле еще не знали?.. Уничтожить даже женщин с детьми, чтоб уж точно никто не стал строить здесь корабли и через тысячу лет.

Он гордо выпрямился и ответил с достоинством:

— То они, а то мы.

Я смотрел на него с растущей нежностью, барон Альбрехт из всех моих чистых душами и сердцами военачальников выглядел самым практичным и даже порой циничным, но, оказывается, даже для его цинизма есть ограничители… в виде христианских добродетелей.

— Дорогой барон, — повторил я в третий раз, — мне радостно видеть торжество светлого гуманизма в нашем христианском обществе!.. У язычников все было просто и естественно: на соседние страны нападали, чтобы убивать и грабить. А уцелевших уводить в плен. Все просто и бесхитростно. Но вот над миром засияла звезда Христа, полная гуманизма и человеколюбия!.. Сын Божий заявил, что в мире не должно быть рабов, не должно быть жертвоприношений… и там, где приняли его веру, этого варварства не стало. Уже нельзя нападать на соседние страны для того, чтобы убивать и грабить, это бесчеловечно и негуманно, это дикость и варварство, а можно только нести им кроткую веру Христа… конечно, сопротивляющимся сам Христос велел нести не мир, а меч, но главное в том, что возвышенный гуманизм настолько укоренился в наших сердцах, что я умиляюсь, глядя на вас… и вообще…

Он насупился и переспросил с подозрением:

— Ну и где во мне гуманизм?

Я всплеснул руками:

— Как где?.. Да в старое доброе время этих пленных либо в рабы, либо просто перебили бы, и все!.. И никаких угрызений совести. А теперь, когда мы гуманисты и человеколюбцы, для которых каждая жизнь бесценна, ибо она — вселенная, мы не можем поступить вот так грубо!.. Но живем пока что в этом грубом мире, где мы изменились раньше, чем они и даже он, мир!.. И что мы делаем?.. Верно, барон, мы подправляем ситуацию, когда не хотим убивать беззащитных пленных, но… вынуждены. Защищаясь.

Он пробормотал:

— Но… это ложь…

— Ложь, — согласился я. — Ложь — это первый шаг к гуманизму, доброте, состраданию и человеколюбию. Когда мы все еще иногда поступаем как варвары, мы понимаем, что это не совсем хорошо, и мы что-то да придумываем, чтобы скрыть свои неблаговидные поступки… а во времена до прихода Христа мы не стали бы их скрывать вовсе, не понимая даже, зачем скрывать, мы же такие вот и есть животныя!

Он посмотрел кисло.

— Что, мы настолько уже заражены гуманизмом, что врем на каждом шагу?

— Не на каждом, — утешил я. — Это потом будет на каждом!

Он перекрестился.

— Господи, спаси и помилуй!

Я сказал успокаивающе:

— Успокойтесь, это будет только при полном торжестве гуманизма и терпимости.

Он вздохнул вроде бы с облегчением, потом насторожился, в глазах блеснула подозрительность.

— Сэр Ричард, я знаю только дома терпимости. Как они могут восторжествовать в нашем чистом и благородном мире?

— А вот так, — ответил я. — Полный гуманизм — это дом терпимости на весь мир. Но, барон, учтите, — без «дорогой», как вы и хотели, — мы пока живем в этой эпохе, и от нас зависит, каким будет мир в далеком будущем. Так что давайте, барон, засучим рукава.

Жаждущих подвигов турнедцев я отправил в Гандерсгейм. Граф Рейнфельс попросился на прием и намекнул, что сюда пираты не скоро покажутся, если даже и решатся, а вот в Гандерсгейме он мог бы помочь Альвару Зольмсу, за которого он и сейчас чувствует ответственность и чуточку вины, за то, что позволил ему остаться.

— Граф, — сказал я, — вы совершенно правы. Отправляйтесь. Руководит всей операцией граф Ришар, он опытнейший полководец, родился в седле, вспоен из шлема и вскормлен с конца копья…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});