Военно-медицинская акаМЕДия - Михаил Орловский

…и без образования.

Даже сами и не знают об этом.

В те времена у нас один за другим шли клинические циклы. Многотомный лекционный материал остался позади, и всё учебное время занимала клиническая практика. Многое интересное мы почерпнули как раз с тех самых незабываемых времён. Времён проведения практических занятий.

Практические занятия проходили на соответствующих кафедрах. Каждая кафедра пахла уникальностью. Нельзя было заменить одну другой и ничего при этом не потерять. Помнится, как на кафедре кожных болезней вывесили большой и красивый плакат. Слова Маяковского, буквы Кирилла и Мефодия:

То, что брали

             чужие рты,

в свой рот

             не бери ты.

Кстати о «Коже». Сказал и сразу вспомнил.

Начался трёхнедельный цикл по кожным и венерическим болезням. Цикл обещал слыть интересным не только из-за массовости подобной патологии среди нашего царского населения, но и потому, что преподавателем к нашей группе зачислился особенный человек — Анатолий Александрович Борщенко.

Анатолий Александрович в свои тридцать с небольшим лет проходил как майор медицинской службы, кандидат наук и заведующий отделением. Он наизусть знал не только кожные и венерические болезни, но и хирургию, и терапию, и ещё около двадцати несмежных дисциплин. Однако главным его коньком всё же оставалась именно «Кожа». Помню, как ясный день, когда на первом занятии он у нас спросил: «Вы знаете, что есть четыреста неспецифических дерматитов? Могу вам их все перечислить. Если только у вас есть терпение и вы мне их затем повторите». Терпеливых, ровно как и смельчаков, не нашлось. Посему ограничились основной, тоже не маленькой, кожной патологией. Дерматиты, экземы, трепонемы и прочие нужные (для учёбы, но не для человека. — Авт.) вещи. А на пятом уроке майор Борщенко взял и притащил на урок судебную историю болезни. Живьём.

И удивил ещё больше.

Для тех, кто не в медицине, обязательно хочу пояснить про такой предмет, как судебная история болезни. Факт: судебная история болезни однозначно появляется тогда, когда кого-то очень плохо полечили. Или совсем не полечили. Или, если есть родственники, полечили наоборот. То есть так, когда пациент уже сам не в силах никуда пожаловаться. В этот самый момент данный гражданин «пролеченный» или его родственники, если получилось наоборот, идёт с заявлением в гражданский суд. Суд, совершенно не думая (потому как не положено ему думать), истребует из провинившегося медучреждения историю болезни. Получив последнюю, он тупо смотрит на неё всеми своими глазами. Ничего, разумеется, не поняв, суд, наконец, начинает соображать. Процесс данный тоже не быстрый. Через пару дней всё же сообразив, суд определяет, что надо бы послать это дело в какое-либо авторитетное врачебное заведение. Для оценки качества медицинской помощи. А Акамедия как назло (для провинившихся) и является заведением подобного рода авторитета. И ты не успеваешь моргнуть и глазом, а истребованная судебная история болезни уже маячит на кафедре. Раз и всё. Лежит себе спокойно. Оценивается.

Итак, поступила судебная история болезни. На первом, титульном листе, окромя паспортных данных больного, реквизитов клиники и номера истории болезни, мы разглядели нехитрый диагноз: «Простатит». Ну, простатит и простатит. Что там его лечить-то? Тоже нам, невидаль.

Напоследок всё на той же обложке мы увидели красивый лейбл клиники, которая довела историю до нас. Клиникой оказался раскрученный в нашем Царстве «Центр Простатологики на Фурштатском» (какое-то проклятое место для медучреждений, смотри третью часть повести). Нам ярко врезалась в память реклама данного Центра: сложенные обнажённые девушки, которые издалека смотрелись как лицо старика. Врезался и его главный врач, пропихнутый по блату не только в медицину, но и на центральное телевидение. У него ещё фамилия оказалась такая смешная: не то доктор Князёк, не то фельдшер Царькин. И ещё один патогномоничный признак. На дверях Центра красовалась надпись: «Лечим всё». Это оказалась, пожалуй, единственной правдой. Лечили там действительно всё, но вот вылечивали. Вылечивали, дай бог, половину. Другой же, более существенной информации ни у кого из нашей группы не имелось. Как и чем лечил Центр Простатологики, мы абсолютно не знали. И даже ни одного мало-мальски пролеченного пациента, вышедшего из его стен, не видели. До первого случая. Судебного.

Ознакомившись с познавательным материалом на титульном листе, мы открыли историю болезни. На наши глаза тут же попался лист назначений, и глаза наши, прихватив с собою брови, поползли наверх. То, что мы увидели, не просто превзошло все наши ожидания. Нет. Скажем прямо, такого мы и представить не могли. И даже сниться нам никогда не снилось. И привидеться не могло. Мы потёрли глаза, но ничего существенно не изменилось. Тогда мы потёрли сам лист, полагая, что это шуточная приписка, но нет, никаких видимых изменений и на сей раз не случилось. Наконец, каждый сильно-сильно ущипнул себя, но кроме боли и мелких кровоподтёков ничего нового не испытал. Тогда мы взглядами обратились к преподавателю, но тот лишь утвердительно покачал головой и как-то печально заулыбался. Мозгу всё же пришлось принять вопиющее. На бумаге чёрным по белому оказалось написано: «Режим № 2. Диета № 5 и…

и…

и Минет № 10». Последнее как раз и привлекло меня и моих товарищей. После минета шла отметка о выполнении данного назначения. Наши лица осунулись. Вместе с лицами осунулся мозг.

— Да, коллеги, — прервал молчание преподаватель, — все мы понимаем, что при простатите половая жизнь противопоказана, а тут, мало того что делали, так ещё и в историю записали.

— Так это у них подобным образом лечение происходит? — всё ещё не могли поверить мы.

— Да, — подтвердил преподаватель. — Надо же как-то лечение в триста долларов за сутки оправдывать. Вот и развлекаются.

— А вследствие чего судебное разбирательство-то затеялось? — немного отойдя от шока, спрашиваем мы.

— А вследствие того, что они своими манипуляциями простатит благополучно перевели в аденому, — констатировал Анатолий Александрович. — Ухудшение состояния. Если не сказать больше.

Вот такое получилось наше первое знакомство с купленными дипломами. Причём если ты, дорогой читатель, думаешь, что купленные дипломы — это лишь экзамены и зачёты, как и я думал в своё время, то ты глубоко заблуждаешься. В последнее время появилось крайне много врачей, которые ни одного дня не провели в мединституте, а просто купили себе заветные корочки. А руку набивали уже в каком-нибудь Центре или стационаре, где их устроили тоже не просто так.

К слову сказать, медсестра, которая выполняла доведшие до суда назначения, спустя год умерла. Отчего? История не знает. Но факт остаётся налицо.

Или на лице?.

Или внутри лица.

Лекция 58 О СОВМЕЩЕНИИ

За двумя зайцами погонишься, получишь раздвоение личности.

Медицинский взгляд на проблему

Вот такой оказалась наша первая встреча с суровой действительностью. И вообще, ближе к интернатуре многое происходило впервые. Первый выпуск. Первые свадьбы. И первые дети. Именно так у уже знакомого тебе, милый читатель, Олега Игратова, известного в узких кругах под псевдонимом «молдаванин», родился первенец — маленький дрыганогий карапуз.

Не вдаваясь в подробности того, насколько великолепен факт рождения нового человека, хочу остановиться на Олежке. Нашему бедному товарищу, помимо повседневной учёбы, теперь приходилось активно работать, дабы прокормить, ну и одеть, развлечь, образовать своё быстро подрастающее потомство. Естественно, вся подработка происходила в вечерние и ночные часы, так как днём Олег грыз гранит медицины, сдавал отработки и стоял в нарядах. Так оно и чередовалось: учёба, наряды, работа. Именно вследствие ночных рабочих смен новоиспечённый отец и недосыпал постоянно. На его некогда гладком лице слева направо чётко отпечатался синдром хронической усталости. Выражался данный синдром в постоянно закрытом то левом, то правом глазе, осунувшихся щеках и «мешках» под обоими глазами. В то время, когда малыш нашего товарища праздновал свой первый год жизни, Олежек спокойно мог уснуть хоть на поле боя, дай ему только занять более-менее горизонтальное положение.

В ту роковую ночь юный отец в девять часов вечера как раз и занял вышеупомянутое положение. Наряды уже минули, а рабочая смена значилась только через двое суток. Олег удобно расположился на нешироком семейном ложе и в ту же секунду, даже не зевнув, отбился словно младенец. О том факте, что он глубоко спит, свидетельствовали негромкое посапывание и широко раскрытый рот. Изо рта, как у собаки, нахально свешивался язык.