Сулла бы одобрил - Юрий Никитин

не настолько разливался в половодье…

Она сказала ядовито:

– Но зато, когда там шли бои, в здание угодила ракета. В пожаре погибли как архивы, так и суперкомпьютер, который там только-только установили и куда перенесли все записи и медкарты.

– Ух ты, – сказал я, – вы меня убиваете! Я частично айтишник, для меня возможность работать с большими компьютерами дороже власти над миром. Я уж точно взорвал бы что угодно, но только не суперкомпьютер.

Официантка принесла две двойные порции мороженого. Я поглядывал, как Рафаэлла ест, красиво и точно, каждое движение выверено, все время помнит, что делает, в каком положении ложечка, показатель хорошего воспитания, когда дополнительно воспитываешь себя еще и сам.

И еще заметно, что так же выверено и каждое слово.

– И как там у вас в ФСБ?

Она спросила с интересом:

– А почему не в полиции?

– Уровень, – пояснил я. – Хотя, вижу, хотелось бы подняться до ГРУ.

Она вздохнула.

– В ГРУ поинтереснее. Там и жалованье выше, льготы всякие, бонусы, и вообще престижнее… Вы бы хотели там работать?

Я ответил без раздумий:

– Нет, конечно.

Она в изумлении вскинула брови.

– Почему так уверенно?

Я запнулся, как-то неловко объяснять женщине, что я как человек науки выше нее по развитию, как человек превосходит мартышку, пусть даже красивую, а службы силовиков мы в древности создавали для того, чтобы нам самим не копаться в дерьме.

Это сейчас они обрели таинственный флер загадочности и престижности для простых и очень простых людев, но на самом деле… гм… их работа – все так же копаться в человеческом дерьме, которым брезгают благородные люди.

– Не знаю, – ответил я замедленно. – Я еще понимаю ФСБ, ловите бандитов. Их, правда, вяжет и милиция, но вам оставляют самых опасных, с кем сами не справятся. Ну и всяких там террористов. А ГРУ… у них, как понимаю, другой принцип.

Она слушает внимательно, взгляд ни на миг не оставляет моего лица, сопоставляет язык мимики с моими словами, спросила подозрительно кротко:

– Какой?

– Пролетарский, – пояснил я, – кто не с нами, тот против нас. Я же человек простой и местами даже очень простой, не хочу вдаваться в сложности. Работа силовиков нужна, не спорю, но люди творческие выбирают… ну, не ее. Это простому народу и пираты нравятся, а также киллеры и грабители драгоценностей.

Она улыбнулась.

– А мне вы показались очень умным.

– Ой, – сказал я опасливо, – я такой хилый? А я так старался, в качалку хожу…

– Женское чутье не подводит, – заявила она с загадочной улыбкой. – Вы умный, хоть и с мускулами. Что-то в ваших словах, жестах, интонации, повороте головы… не знаю, в общем. Но вы сложнее, чем стараетесь выглядеть.

– Спасибо, – сказал я как можно теплее, вот же проницательная зараза, – польщен. Приду домой, полюбуюсь собой в зеркале.

Она с той же улыбкой, изредка поглядывая на меня, доскребывала со стенок широкой креманки остатки мороженого, взглянула на крохотные часики на запястье, охнула.

– Ой, надо спешить!.. Заболталась с вами. Еще увидимся!

Я посмотрел ей вслед, у бордюра по взмаху ее руки остановился автомобиль, она села на правое сиденье, машина сразу сорвалась с места.

Похоже, в самом деле еще увидимся. Несмотря на завершение мирной болтовней, что должна была то ли усыпить, то ли сгладить впечатление о бесцеремонной проверке, эта знойная Кармен так просто не отстанет.

Глава 14

В лаборатории по новостному каналу репортаж о еще одном взрыве на стадионе. Обвалилась крыша, погибло двадцать тысяч зрителей и две команды футболистов с их тренерами, медиками, массажистами и прочим обслуживающим персоналом, которые зарабатывают в сто раз больше, чем доктора наук по квантовой механике.

Саруман и Фальстаф смотрят с интересом, комментируют детали, но что-то не заметил в их лицах ни сожаления, ни сострадания, только Саруман меланхолично обронил:

– Монтень заметил в свое время: «Самое главное – прививать вкус и любовь к науке; иначе воспитаем просто ослов». И вот сколько ослов погибло… Дать бы лопаты, какой бы котлован для добычи лития вырыли!..

Фальстаф криво усмехнулся.

– Такие копать не станут. Да и вообще… пара экскаваторов все сделает быстрее и лучше, у нас же не век пирамид и семирамидства?

Саруман взглянул на него с осуждением на лице.

– Хочешь сказать, эти бесполезники совсем уж бесполезники?.. И БОД им давать не стоит?

– Спасем мир от углеродного следа, – сказал Фальстаф бодро. – А то ишь, коровы пукают, видите ли!.. Коровы хоть молоко и творог дают, а эти зачем?

Я понаблюдал за обоими молча, раньше и подумать не мог, что вот так отреагируют. То ли их все же достало засилье дураков, то ли ощутили угрозу культуре и сельскому хозяйству.

А я еще колебался, обезвреживать бомбу или не стоит. В конце концов решил, что погибнут всего лишь болельщики, далеко не самые нужные люди общества, а при нынешнем уровне хайтека вообще лишний груз.

Правда, футболисты тоже погибнут, кумиры грузчиков и асфальтоукладчиков, но если учесть, что вообще-то один сотрудник любого НИИ стоит всех футболистов мира, плюс хоккеистов и вообще всех спортсменов, то убытка обществу не будет, зато чище станет точно.

Правда, они тоже переносчики жизни из прошлого в будущее, но эта функция теперь уже не такая уж необходимая. Бессмертие наступит раньше, чем население планеты уменьшится хотя бы вдвое, а зачем нам столько народу?

Саруман как будто подслушал мои мысли, пробормотал:

– Автоматизация производства растет, безработных все больше. Правительство ломает голову, какой бы дурью их занять, чтоб от безделья не пошли шины жечь и витрины бить.

Фальстаф поддержал с некоторой, как показалось, преувеличенной горячностью:

– Или как обосновать им зарплаты за безделье, раз БОД наша экономика еще не потянет.

– Намекаешь, – сказал Саруман с сарказмом, – что бомбу заложил кто-то из Минфина?

– Они умные, – ответил Фальстаф, – но не настолько решительные. Решительность – это свойство солдат, последнего звена на пути эволюции к человеку.

Саруман вздохнул, лицо омрачилось.

– Ну вот, двадцать тысяч человек разом погибли, а мы острим… Мы очерствели или мир стал наждачным?

– Рашпильным, – уточнил Фальстаф, – да и мы… в шипах с ног до головы. Слишком много нас. Раздражаем друг друга. Даже не друг друга, а один другого.

Саруман поднял взгляд на экран боковой стены, вздрогнул.

– Берлог!.. Ты че крадешься?.. Давно там?

– Только что, – ответил я. – А теракт, что… Сейчас время жестких мер. Много наслоилось всякого разного, разруливать надо все и сразу. Иногда с молотом в руках.

Фальстаф сказал с наигранным осуждением в голосе:

– Ты как калькулятор!.. Хотел бы и