Женщина-лиса - Кий Джонсон

Ничто так не сохраняется в памяти, как восторг от предвкушения того, что только должно случиться.

13. Дневник Шикуджо

Лаковое дерево уруши только недавно было ярко-зеленое; теперь оно стало такого же насыщенного красного цвета, как платья моего мужа. Я мечтаю о том, чтобы перенести этот удивительный цвет на шелк, но это очень дорого, и я еще не освоила методику. Те шелка, из которых я сделала ему платья, когда он уезжал в храм Каннон, были не моими — принцесса прислала мне их в подарок из столицы.

Деревья кацура более нежного цвета — золотистого, смягченного зелеными прожилками. Березы, клены и башо стоят желтые. Узкие листья бамбука тоже стали золотистого оттенка…

Зачем я все это пишу? Все меняется у меня на глазах. Как будто весь мир вдруг решил поменять свой цвет. Осенью все такое непостоянное — как любовь или туман. Возможно, описывая деревья, я пытаюсь остановить эту перемену.

Мне было скучно, одиноко и страшно в деревне. Так же скучно, одиноко и страшно мне в городе. Единственное, что изменилось, — это то, чего я боюсь. Возможно, дело было не в дикой природе.

Я не хочу об этом думать. Я достала лист бледно-серой бумаги и написала стихотворение принцессе, которой когда-то прислуживала. Я обернула бумагу вокруг своей любимой кисти для письма и перевязала ее переливающейся газовой ленточкой.

Эта кисть проливала черные слезы,Думая о тебе.

Я вернулась из деревни.

14. Дневник Кицунэ

Мне нравилось быть замужем.

Он лежал рядом со мной, его голова была у меня на коленях. По другую сторону экрана сидела Джозей и читала нам вслух истории из жизни Будды, но я не слушала ее (Будда, или будды, казались мне очень сложными, когда я долго о них думала, у меня начинала болеть голова). Вместо этого я играла с круглым веером, который нашла под одеждами на дне сундука, с нарисованными на нем странными животными с узкими мордами и одетыми в наряды придворных.

Веер показался мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, откуда он у меня, пока не раскрыла его и не заметила надпись.

Он взял меня за запястье, когда я хотела сложить веер:

— Я хочу прочитать надпись!

— Не надо! — Я вырвала руку и прижала веер к груди. Мой господин посмотрел на меня, улыбаясь моей странной реакции.

— Почему ты не хочешь мне его показать? Это подарок твоего поклонника?

— Я… Этот веер старый и грязный. Это лишь пережиток лета. Я хотела выбросить его.

— Ну что ж, тогда позволь мне сделать это за тебя. — Он протянул руку, ожидая, что я просто так отдам ему веер.

— Правда, там ничего нет, — с отчаянием в голосе сказала я. — Это просто старый веер.

— Раз это просто веер, тогда позволь мне прочитать, что на нем написано. — Он оказался быстрее меня, схватил меня за руку и без труда отобрал веер. Если бы я была лисой, то была бы такой же быстрой и сильной, как он. Я могла бы побороться за веер.

Он поднес веер к свету и нахмурился. Я не хотела этого видеть. Я закрыла глаза.

Паутина может поймать лунный свет,Но не может его удержать.

— И это ты не хотела мне показывать?

Я открыла глаза и увидела, что он улыбается мне. Он не узнал веера своей жены.

Стихотворение на веере изменилось, или у него было много значений, и то, что казалось мне, отличалось от того, что видел он. Как такое могло быть?

Замужем было хорошо, но иногда трудно. В первые дни нас постоянно что-то раздражало. Слишком многого мы не знали или знали плохо. Любое неосторожное слово или поступок мог разрушить иллюзию и позволить Йошифуджи увидеть правду.

Мать создавала одни проблемы: она так легко скользила между двумя обликами — лисы и женщины, — что могло показаться, будто для нее не было разницы между ними. К счастью, она проводила большую часть времени вне дома, недовольная ограничениями, которых даже не понимала.

Мне было спокойнее, когда она уходила. Только сейчас я стала понимать, почему: она была тем изъяном нашего почти идеального мира, который мешал мне самой поверить в иллюзию. Если бы не она, может, постепенно мне удалось бы забыть, что я была всего лишь лисой, а он человеком, и что нас объединяла мечта, которой никогда не суждено сбыться.

Через некоторое время Йошифуджи стал оставлять меня одну. В нашем волшебном мире у него были такие же обязанности, как и в реальной жизни. Я никогда до конца не понимала, в чем заключались его обязанности (понимают ли это жены вообще?), но в нашем доме постоянно толпилась куча народу. У всех были какие-то сообщения для него, какие-то проблемы; были даже посланники из столицы. У него было много друзей, он часто путешествовал. Он нашел должность для Брата — тот стал помощником какого-то чиновника. Иногда мой Брат путешествовал вместе с ним.

Это звучит странно даже для меня: мы были лисами. Какую работу мы могли выполнять? Ведь на самом деле ничего не было: ни должности для Брата, ни посланников из столицы, ни сообщений. Ткань, которую он собирал в качестве уплаты налогов, была всего лишь паутиной и грязью. Его бумаги были мертвыми листьями, которые лежали, шурша на ветру, под сторожкой. Драгоценные подарки, которые он получал, оказывались галькой и костями. Это было лишь видение. Но наша семья чувствовала пользу от влияния жизни, которой жил Йошифуджи, как будто мы были людьми. Охота была более удачной, чем летом, стояла прекрасная осенняя погода с ясными, как прозрачная вода, днями и холодными звездными ночами.

Даже когда он был дома, он больше времени проводил с Дедушкой и Братом, чем со мной. Иногда по ночам я слышала, как они смеются, рассказывают друг другу забавные истории. Я страдала, но знала, что так должно быть. Мужчина всегда будет искать компанию других мужчин.

Он по-прежнему приходил ко мне, часто и с удовольствием. Как только он уходил, я принималась ходить по своим бесполезным комнатам. Я не хотела снова становиться лисицей, я просто хотела, чтобы не было так тяжело и больно быть женщиной.

15. Дневник Кая-но Йошифуджи

Моя очаровательная жена наблюдает через отодвинутый экран за рыжей и серой белками. Они дерутся из-за орешков на буковом дереве. Она стоит на четвереньках, поглощенная этим зрелищем, как кошка, готовящаяся к прыжку. Я думаю, будь у нее хвост, она виляла бы им.

Она одета в красные и золотые платья с необычными белыми узорами и маленькими малиновыми точками — как ягоды, и следами, словно оставленными каким-то крошечным животным, или иероглифами. Я привык к платьям, которые обычно носят при дворе, поэтому такой рисунок кажется мне немного странным.