Сокровища Перу - Верисгофер Карл

Варево в горшке успело уже совершенно остыть и стало годно к употреблению. Обия несколько раз погрузил острие своего копья в эту густую черную жидкость, после чего накрыл горшок куском древесной коры и отставил его в сторону.

— Завтра кураре настолько затвердеет, что превратится в твердый комок, который можно будет зарыть в землю, а горшок опять пойдет в дело. А теперь идемте: надо хорошенько осмотреть все стены нашей конюшни. Черный леопард явится, чтобы зарезать одного из мулов, на людей в их жилище он никогда не нападает.

Обия внимательно осмотрел все стены конюшни и убедился, что они вполне надежны.

— Все равно, — сказал он, — черный леопард где-нибудь да проделает себе лазейку своими острыми когтями, надо только знать слабое место, чтобы именно там и подкараулить его.

— Скажи, Обия, — спросил Бенно, — тебе уже случалось иметь дело с леопардами? Убивал ты их когда-нибудь?

— О, несколько раз, — улыбаясь, ответил индеец. — Я уложил пятерых, только ни одного черного, а черные и крупнее и сильнее, и гораздо опаснее, потому что ни одно животное не сравнится с ним в кровожадности. Мы загоняем на ночь наших коз в конюшни из бамбуковых кольев, как эта, и вот, когда леопард или унца очень проголодается, то явится ночью к конюшне, выкрадет какую-нибудь козу через щель между двумя кольями — щель, которую сама проделает, если у доброго хозяина не найдется для нее готовой щели.

Когда стемнело, Обия зажег смолу в докторской табакерке, и эта своеобразная лампа осветила все помещение приятным, хотя и слабым светом. С наступлением ночи Плутона привязали в переднем углу жилой хижины. Несколько человек отправились в конюшню и все время находились около мулов, спокойно дремавших на своей подстилке. У всех караульных ружья были наготове, все ожидали решительного момента. Время было за полночь, буря бушевала с каким-то злобным неистовством.

Вдруг мулы, вероятно, почуяв невидимого врага, навострили уши, многие из них вскочили на ноги, точно вспугнутые чем-то, другие нетерпеливо рыли землю копытами — словом, все они были встревожены. Тренте ходил между ними и ласково старался успокоить их. Обия окинул взглядом всех присутствующих и сказал:

— Черная унца здесь! Она крадется вдоль стены!

И как бы поняв эти слова, мулы вдруг разом точно обезумели: многие порвали свои уздечки и устремились прямо на стену.

— Не лучше ли нам в таком случае пожертвовать одним мулом и избавиться от этого ужаса, который мы переживаем сейчас? — спросил Рамиро, подходя к Обии.

Тот отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — ведь это только до завтра, а там черная унца явится опять и опять будет требовать еще и еще, а затем придет и наш черед, а если она раз попробует человеческой крови, то уже не удовольствуется другим мясом!

Вдруг там, за стеною, раздался страшный рев: не то злобное мяуканье кошки, не то гневное рычание тигра. Обия внимательно прислушался, откуда донесся этот звук. Очевидно, голодный хищник пришел в ярость, потому что чуял вблизи добычу и не мог никак пробраться внутрь загородки, стены которой были слишком надежны.

Вдруг случилось то, чего никто не ожидал: крик животных и людей слился в один общий крик ужаса: над их головами крыша с треском проломилась, и в образовавшееся отверстие, точно камень, упал черный леопард. В продолжение нескольких секунд все люди и животные, а также и сам хищник, были до того ошеломлены случившимся, что не могли прийти в себя. Прежде всех очнулся Обия: схватив обеими руками свое копье, он с пронзительным криком изо всей силы вонзил его между лопаток леопарду. Удар его был так силен, что древко переломилось, а часть копья вместе с лезвием вошла в рану хищника. Отважный охотник перелетел далеко через голову зверя в песок, усыпавший пол в конюшне.

— Победа! Победа! — воскликнул индеец, быстро вскочив на ноги. — Копье — в ране!

— Да, но леопард еще на ногах!

— Все равно! Яд сделает свое дело!

Все — и люди, и мулы — метнулись в сторону, к противоположной стене. Охотники и животные сбились в кучу, леопард остался один посреди опустевшей конюшни, злобно рыча от бешенства и боли: вокруг рта его образовалась пена, острые когти злобно скребли землю, но, несмотря на страшную рану, он сохранял еще достаточно сил, чтобы подняться и приготовиться к прыжку.

Не помня себя от бешенства, черный леопард кинулся на ближайшего врага, который встретил его пистолетным выстрелом. Пуля попала зверю в голову, но леопард упал не сразу. Проворно отбросив пистолет, Тренте, — это был он, — выхватил у кого-то ружье и с бешенством раздробил прикладом череп смертельно раненому зверю.

Стрелять не было никакой возможности: в этом сравнительно небольшом помещении легко можно было попасть в кого-нибудь из товарищей.

С бешеным ревом, собрав остаток сил, леопард поднялся еще раз на ноги и длинным прыжком очутился на крупе одного из обезумевших от страха мулов, бестолково носившихся взад и вперед по конюшне. Леопард повалил несчастное животное подле себя на песок, но тут же сам запрокинулся навзничь и, корчась в предсмертных судорогах, глухо зарычал.

Обия подошел к издыхающему зверю и, вырезав у него сердце, отнес в хижину, чтобы положить его, вместе с небольшим количеством еды и маленьким пучком волос на раскаленные уголья: это он приносил благодарственную жертву своим богам за их помощь в этой схватке с леопардом.

V ЖАРКОЕ ИЗ ЗМЕИ. — ПРОДОЛЖЕНИЕ СТРАНСТВОВАНИЯ. — В TIERRA FRIA. — ГОРНАЯ БОЛЕЗНЬ. — МИЛОСЕРДНЫЙ САМАРИТЯНИН. — У ОХОТНИКОВ ЗА ШИНШИЛЛАМИ. — ПЕРВЫЕ ВЕСТИ ИЗ КОНЦИТО

Проходили недели за неделями, до конца дождливого периода оставалось всего только шесть дней, но прошедшие недели эти тяжелым гнетом легли на путешественников.

Вода, наполнявшая сперва все углубления в почве, теперь слилась в одно сплошное озеро, бушевавшее у самых дверей дома, с шумом ударялась о его стены и, наконец, проникла и внутрь дома, просачиваясь сквозь пол. Всякий, кто только слезал с гамака, должен был шлепать по колено в воде.

Очаг пришлось поднять на значительную высоту, а для топлива устроить высокую полку. В пище чувствовался страшный недостаток. Все мулы были уже прирезаны. Четверо товарищей почили вечным сном.

Все тяжелей и тяжелей становилось на душе у остальных.

А на дворе по-прежнему бушевал ветер и лил беспрерывный дождь. Вдруг сильный порыв ветра сорвал дверь хижины — и вода разом хлынула в нее рекой. Тысячи мелких рыбок, жаб и змей заплясали, зарезвились под гамаками друзей. Все это были, конечно, безобидные создания, но вместе с ними проник в хижину и громадный удав. Очевидно, мучимый голодом, застигнутый водой в своем укромном убежище, он был случайно занесен сюда водой. Медленно вытянув голову, ужасная змея стала подыматься по одному из столбов, поддерживавших крышу дома, по-видимому, наметив себе жертву: ее прельстил Плутон, стоявший во весь рост в одном из гамаков, выстланном звериной шкурой, и отчаянно лаявший на змею. Бенно заметил это и настойчиво звал к себе своего любимца, научившегося ловко перескакивать из одного гамака в другой.

Рамиро и Педрильо выстрелили в удава почти одновременно, но раненое чудовище проворно соскользнуло вниз и бешено било хвостом по воде, не переставая протягивать свою широко разинутую пасть к жертве, собираясь схватить ее. Обия, перегнувшись вперед, изо всей силы ударил топором по голове удава и тут же размозжил ее.

— Ура! — воскликнул Бенно. — Теперь у нас будет змеиное жаркое!

Индеец соскочил прямо в воду с такой прытью, что только брызги полетели во все стороны.

— Не тронь ее, господин! — крикнул он, — она живуча и сейчас еще может сдавить человека.

И индеец принялся крепко притягивать длинной полосой луба голову змеи к столбу, пока голова эта совершенно не отделилась от туловища. Но даже и разрубленная на части змея продолжала извиваться и двигаться.

Перед домом теперь постоянно сидели на пнях два громадных коршуна, выжидая свою долю различных отбросов. Они почти не отлучались отсюда вот уже две недели. Прошло еще несколько дней, и вот наконец наступил желанный день возрождения природы. Солнце еще не появлялось на небе, но в продолжение всего дня не выпало ни одной капли дождя, и вода начала убывать. В эту ночь никто не сомкнул глаз, ожидая лучезарного восхода.