Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит"

Были пресечены несколько попыток погромов магазинов и особняков, но особенно меня порадовало, что Совет наладил общественные работы, припахав оставшихся без дела ткачей к уборке, вывозу снега и мусора, подновлению мостовых, покраске и ремонту строений и даже оплачивал их труды из городской казны. Ивановская типография в открытую печатала “Правду” и собственную газету, действовали образовательные и технические курсы для рабочих, куда привлекли и добровольцев-гимназистов и даже инженеров с фабрик. В общем, почти полное благорастворение воздухов, образцово-показательное выступление, ну так для того и готовили людей и ресурсы. А до полного дотянуть не смогли из-за соседей.

— Шуя, Лежнево, Кохма, Тейково — городки маленькие, оттого там не рабочий класс, а полукрестьяне, — сетовал Федоров после возвращения, когда я позвал его рассказать митяевому кружку о настоящей стачке, — у каждого свой участочек, надел земли, с него и живут, а на фабриках прирабатывают, больше по зиме, вроде как отхожий промысел. Народ темный, одно неосторожное слово — шарахаются. Им стачечную кассу предлагаешь, так упираются, “А что начальство скажет?”, листовку даешь — озираются, вдруг подвох какой? Так что туда агитаторами засылали местных рабочих, кто посознательней, чтобы нашу жизнь знали, а московских партийных только в Иваново. А то брякнет сгоряча “Долой самодержавие!”, а потом расхлебывай. Вы, ребятки, всегда помните, одно дело сознательный рабочий, который книжки и газеты читает и совсем другое — несознательный, его только копейкой и поднять можно.

— А с монархистами местными как, с “истинно русскими”?

— Известное дело, заводилы у них иереи, несколько интеллигентов и чиновников, а ударная сила больше из лавочников, купцов третьегильдейских да приказчиков. Ну мы с кем поговорили и предупредили, а пяток самых буйных, кто в драку полез, в холодную определили, к городовым.

По городам и весям ездили комиссионеры фирм “Зингер”, “Сименс”, “Швабе”, “Бостанджогло”, “Дукс”, “Руссо-Балт” с каталогами высокотехнологичных и не очень товаров и разнообразной нелегальщиной, быстро распространяя по стране любой наработанный в забастовках и противостояниях с властью опыт. Да и финансово оказался очень удачный проект — Красин сделал ставку на малообеспеченных студентов-технарей, способных разобраться в сложной продукции и донести все прелести ее использования до потенциальных заказчиков. Причем в штат их зачисляли только после окончания трехмесячных курсов, где натаскивали на разные переговорные хитрости, юридические тонкости и коммерческие подробности. Ну и широкий охват и системный подход дали свои результаты — пошли контракты и деньги, немало воротил местного разлива подписывались “идти в ногу с прогрессом”, “сделать, как в столицах” или просто “чтоб не хуже, чем у соседа”. Будь эта деятельность основной — можно было бы попробовать вытеснить конкурентов, но они нам были нужны в качестве прикрытия, вплоть до того что в наши фирмы брали на работу уволенных оттуда сотрудников, но, естественно, не поручали им конспиративных задач.

На фоне таких ежедневных сообщений о забастовках, стычках и демонстрациях почти потерялось известие о награждение прапорщика Медведника орденом Св. Георгия четвертой степени.

А стачка все ширилась — после отмеченного с небывалым размахом Первого мая, в Питере, помимо трамваев, почты и телефона, типографий, забастовали даже служащие государственного банка и мировые судьи, выдвинувшие собственные требования к министерству юстиции.

Не отставала и Москва — электростанции, водопровод, и почти все городское хозяйство встали, митинги шли ежедневно, полиция не справлялась и власти ввели патрулирование войсками, а железнодорожные вокзалы попросту закрыли и взяли под контроль военных.

Как и ожидалось, правительство во главе с Витте пришло к выводу, что предотвратить столь явно выраженный народный порыв к свободе невозможно и его надо возглавить.

Либералы во главе с Сергеем Юльевичем додавили Николая и государь император издал манифест “Об усовершенствовании государственного порядка”, в котором “даровал” все то, что требовала Всероссийская стачка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

***

Шествия по случаю манифеста в столицах были грандиозные — огромные толпы ходили по тротуарам, по улицам, собирались по площадям в большие группы, и даже полиция, против своей привычки никого не разгоняла. Радовались все, главное, чтобы потоки разных идеологий не пересекались как это случилось в Москве на Триумфальной площади — навстречу либерально настроенной толпе певшей “Марсельезу” под красными флагами шла монархическая манифестация с портретами императора, хоругвями и “Боже, царя храни”. Здраво рассудив, что ничем хорошим это кончится не может, монархистам навстречу выслали представителей "Красного Креста" с предложением свернуть в сторону. Но у нас же, блин, свобода! Как же можно препятствовать народному волеизъявлению? Патриотическое шествие рвануло вперед чуть ли не бегом, видя это, самые нервные из либералов повытаскивали пистолеты и началась пальба. Слава богу, обошлось без трупов — обе толпы после первых же выстрелов кинулись врассыпную, несколько человек сильно помяли в давке, раненых всего двое, в том числе случайный прохожий.

Вечером многотысячная демонстрация подошла к таганской тюрьме, окруженной войсками и потребовали освобождения политических заключенных. На место прибыл исполняющий должность губернатора Джунковский и под давлением толпы выпустил поначалу полсотни, а потом еще сотню арестованных, не помогли ни войска, ни собравшиеся поодаль группы черносотенцев.

А вот в тихой торговой Твери “патриоты” наоборот, сумели навязать свою власть — сначала пытались ворваться в городскую управу, потом на глазах полиции и драгун подожгли ее, выбежавших из горящего здания земцев били чем попадя, кидали в них камни… Двадцать пять человек попали в больницы, про убитых точных данных нет, “истинно русские” при полном попустительстве полиции устроили ликование по всему городу и запугивали всех, кто им подвернулся.

В пролетарских центрах Союз русского народа ограничился большими митингами, на которых упирали на то, что все еще только начинается, а в Киеве и многих городах черты оседлости шествия с красными знаменами и бантами привели к серьезным столкновениям с черной сотней, стрельбе, киданию бомб, а дней через десять по России прошла волна погромов.

***

— Кто? К кому? — удивление сотрудника черносотенной редакции было столь велико, что он и не пытался его скрыть. — Подождите, я доложу…

В университетскую типографию на Страстном я пришел по обыкновению пешком — полчаса по бульварам и я у двухэтажного дома с колоннами в стиле московского классицизма. Нужна мне была не сама типография, а редакция “Московских ведомостей”, а еще точнее, ее глава Владимир Грингмут, монархист и русский националист немецкого происхождения.

Внутри все выглядело стандартно для газеты — в большом зале несколько островков из составленных по четыре стола, за которыми строчили репортеры и фельетонисты, бросая на меня заинтересованные взгляды, высоченные, в потолок, полки с множеством ячеек, шкафы-картотеки, парочка бюро, деревянные панели на стенах…

— Кто? Ко мне? — раздалось из неплотно прикрытой двери в кабинет и далее решительное, — Проси!

Действительный статский советник Грингмут выглядел солидным московским барином — в меру упитан, брит налысо, при непременной бородке, со складочкой между бровями над крупным носом. Под стать ему был и кабинет со здоровенным (и как его сюда вообще затащили) дубовым столом и тяжелыми креслами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Чем обязан? — не слишком приветливо начал Владимир Андреевич.

— Добрый день, я бы хотел поговорить о совместном заявлении.

— О совместном? Вы же этот, конституционный демократ, — с отчетливой брезгливостью выговорил редактор.

— Гораздо, гораздо хуже. Я социалист, сионист и почти анархист. Но я считаю, что у нас хватает общего и мы вполне можем договориться.

— Что общего может быть у…