Сотник. Не по чину - Евгений Красницкий

При всем своем уважении и любви к отцу Михаилу (тем более что про мертвых плохо говорить не принято) Мишка не мог сейчас не подосадовать: вот тут-то дорогой отче от всей души нагадил, как водится, с наилучшими намерениями и во имя спасения души. Свернул парню голову в процессе приобщения к христианским ценностям, не усомнившись, что точно знает, как лучше! Именно таких воинов Христовых, ставящих превыше всего верность Церкви, ратнинский священник и желал видеть. И из Мишки стремился воспитать такого же.

А вот с Мотькой, следовало признать откровенно, напортачил уже сам Мишка, хотя и не без посторонней помощи. И тоже на идеологическом фронте, чтоб его! Упустил из виду, что этого крестника повело хоть и в сторону, прямо в противоположную Роське, но и из него получался фанатик не хуже. Лекарская одержимость, которая так умиляла Мишку в Юльке, в Мотьке столь безобидной почему-то не казалась. Врач, фанатично преданный своему делу, скорее благо, лишь бы сюда эта клятая идеология не примешивалась!

Несколько лет назад Матвея приобщили к какому-то страшному и темному культу, уродующему психику, а Настена не столько ликвидировала последствия, сколько использовала мальчишку для собственных целей. Мишка же, судя по всему, добавил ему тумана в мозги, «снимая» с крестника заклятие, а сам так и не понял до конца механизма воздействия той силы. Мог только догадываться, а что там на самом деле происходило, и чего ждать в результате? К каким еще таинствам, кроме медицинских, приобщила своего помощника Настена? Что сломал в его душе Бурей своим уроком за болотом?

В клубке этих проблем смог бы разобраться разве что очень опытный психолог. Мишка понимал, что дело неладно, но должного внимания этому не уделил: пустил на самотек, так же, как и Роськин фанатизм. Вот и вылезли наружу все пакости в самый малоподходящий момент, как чирей на заду.

Собственно, начало глубоко научному медицинско-религиозному диспуту, закончившемуся банальным мордобоем, к финалу которого как раз и подоспели Мишка с Никифором, было положено еще при посещении Мотькой монастырской лечебницы, куда он напросился сопровождать своего высокопоставленного пациента. Лекарский долг требовал передать больного с рук на руки «коллеге», да и профессиональное любопытство взыграло: лекарь-монах и возможность хоть краем глаза подсмотреть новые методы лечения чрезвычайно заинтересовали парня. Но именно это едва и не привело к катастрофическим последствиям прямо на месте.

Отец Ананий, не вымыв рук и не протерев их настойкой чистотела, как делала Юлька, полез разматывать повязку. Вместо наговора, отвлекающего больного, он ворчал про «варварские обычаи совать всякую дрянь» и с брезгливостью откинул прочь старательно наложенную молодым лекарем тряпицу с мазью из целебных трав, а потом взялся за непрокипяченные инструменты, чтобы рассечь частично затянувшуюся рану. Вот тут Матвей, сильно уязвленный комментариями монаха, не выдержал и рыпнулся было спорить. Хорошо, что Арсений, помогавший своему десятнику устроиться на лавке, еще не ушел. Он вовремя заметил назревающий кризис и безжалостно пресек его коротким и незаметным для окружающих тычком под ребра, после чего вытащил ретивого лекаря прочь. Ратник сопроводил Мотьку за ограду монастыря и там доходчиво и обстоятельно вразумил с занесением последнего предупреждения в ухо, после чего приказал следовать на подворье и там дожидаться остальных.

Мишка непременно взгрел бы Мотьку за непочтительность, проявленную к представителю господствующей идеологии, но этим дело не кончилось. Роська не менее штатного лекаря Младшей стражи впечатлился знакомством с православным целителем, хотя и оценил его по совершенно другим критериям. Едва прибыв на подворье своего прежнего хозяина, он первым делом пристал к Матвею, и без того злому и мрачному, с посетившей его светлой идеей, что хорошо бы и прочих раненых показать монаху. Что называется, угодил с размаху, да по любимой мозоли.

На Арсения в монастыре Мотька огрызаться не посмел, на отца Анания сорваться не дали, вот он с Роськой и оттянулся за все сразу: высказал, что думает про методы монастырского лечения, не утруждая себя подбором политкорректных формулировок и литературных выражений. Досталось всем – от монаха лично до идиотов, которые к нему ходят лечиться. И закончил молодой лекарь свое прочувствованное выступление тем, что князь сам себе хозяин, пусть у кого хочет, у того и лечится, а вот своих раненых к этому коновалу в рясе он, Матвей, и близко не подпустит, потому что тот угробит их как пить дать. Юлька с Настеной за такое руки бы оборвали.

Роська, едва придя в себя от богохульства и поношения лица, облеченного монашеским саном, тоже закусил удила и, задыхаясь от праведного гнева, обвинил Мотьку ни много ни мало как в поношении христианства и православной церкви в целом и Туровской епархии в частности, а также уличил в неверии в силу святой молитвы. Ну и во всех остальных смертных грехах до кучи. На что и получил в ответ от окончательно озверевшего Мотьки:

– Много тебе та молитва помогла! Тебя Богородица вылечила или тетка Настена с Юлией?! Молитвы! Вот плесканул бы тот монах, помолясь, тебе на задницу кипящим маслом, я бы послушал, куда ты его вместе с теми молитвами послал. Небось тут же вспомнил бы лекарский голос…

– Молитву святую с языческой мерзостью равняешь?! – вне себя завопил Роська, хватая собеседника за грудки. – Сан монашеский с нечистью, дьявольским наваждением?

– Это кто языческая мерзость и наваждение дьявольское? Юлия?! – рванул его в ответ Мотька, но Роська, похоже, сам себя не слышал, только блажил:

– Морок! Тело лечат, а душу губят! От лукавого это! Огнем выжжем нечисть бесовскую! Православное воинство поганят!

Молодой лекарь, не тратя больше слов на убеждения, прибег к убойной аргументации кулаком в глаз, после чего в качестве контраргумента получил под дых от оппонента, тоже перешедшего на более доходчивые доводы. Место для самозабвенного диспута теолог-самоучка и интерн-язычник выбрали не самое подходящее, учитывая плотное скопление зрителей. Хотя большинство присутствующих составляли свои же отроки из Младшей стражи, но и людей Никифора хватало, а что из сказанного они расслышали и в каких словах передадут дальше, никому не известно.

К счастью, до начала мордобоя на повздоривших мальчишек в общей сутолоке никто особого внимания не обращал, а договорить им не дали, но тем не менее нельзя было полностью исключить, что их слова, многократно перевранные и преувеличенные, не дойдут до ушей того же Феофана или Иллариона. Так что Дмитрий, надо отдать ему должное, совершенно разумно не стал докладывать о причинах конфликта при всех.

«М-да-а, упороли крестнички! Конечно, инквизиция еще и на «цивилизованном» Западе в моду не вошла, и православная вера вполне уживается с языческими богами, даже тут, в полностью христианском Турове, но признайте, сэр, ничего хорошего от подобных разговоров ожидать не приходится.

И опять же ваш недосмотр вылез. То, что Настена и Юлька, которые его, поганца, лечили, – языческая мерзость, у Роськи в запале вырвалось, но ведь вырвалось же! Этак, пожалуй, он и вас, сэр Майкл, рано или поздно возьмется судить, скажем, за ненадлежащее почитание канонов. Да какое там «возьмется» – уже судит! Решает, кто праведник, кто грешник, что Богу угодно, а что – от лукавого. Пока он вам всей душой беззаветно предан, а если в пылу решит, что в вас нечистый вселился? Вам такой поворот не приходил в голову? И во имя спасения вашей же души, с верой, что поступает так вам же во благо, со слезами, но недрогнувшей рукой запросто отправит вас на костер.

А этот… Пирогов с Гиппократом в одном флаконе, блин! Настениной школе греческая, может, в чем-то и уступает, но и в ней есть что-то, Настене неизвестное, при всем вашем к ее искусству уважении. Хотя кое-какие знания и умения лекарок Макоши и вас, признайтесь, удивили, даже на фоне вашего опыта военного санинструктора, да и вообще медицины ТОГО времени, эволюционировавшей, кстати, как раз из греческой школы – другой под рукой не оказалось.

И тут сопляк, без году неделя как лекарский помощник, встрял со своим особо ценным мнением. Прямо-таки классика жанра: «Не читал, но осуждаю!»

По рожам видно, что оба себя правыми считают. И что мне теперь с этими придурками делать, спрашивается? Хорошо хоть Демка оказался ни при чем: ни в скандале, ни в драке не участвовал, кинулся было на последние Роськины слова, да Кузька с Артюхой удержали».

– Ты каким местом думал?! – продолжал рычать Егор, обращаясь теперь к одному Мотьке. – Ты на кого полез? В монастыре! Кабы не Сюха…

– Тетка Настена говорила… – упрямо буркнул Мотька, не поднимая глаз от носков своих сапог, которые старательно рассматривал на протяжении всего Егорова монолога.