Свет во тьме светит. Размышление о Евангелии от Иоанна - Священник Георгий Чистяков

Нетрудно заметить, что, например, в Евангелиях от Марка и от Матфея очень многое повторяется. Возникает вопрос: какое было написано раньше? Предание (довольно позднее) утверждает, что сначала было написано Евангелие от Матфея для евреев, потом Евангелие от Марка для римлян, затем Евангелие от Луки для греков, и, наконец, достигший глубокой старости евангелист Иоанн, прочитав все эти Евангелия, дополнил их тем, что было упущено тремя евангелистами, — так возникло четвертое Евангелие, от Иоанна. Евсевий Кесарийский, изложивший такую точку зрения и, возможно, бывший автором этой теории, скорее всего, сам никогда не сопоставлял между собою тексты Евангелий. Сравнение повествований от Марка и от Матфея показывает, что Евангелие от Марка не могло быть записано позже, казалось бы, первого Евангелия — от Матфея, ибо то, о чем у Марка рассказано подробно, у Матфея присутствует, но в явно сокращенном виде (в частности, рассказы о совершенных Иисусом чудесах).

Вместе с тем у Матфея есть значительные части, которых просто нет у Марка: Нагорная проповедь, притчи о Страшном суде, о десяти девах и др. Замечаешь, что Евангелие от Матфея словно бы состоит из двух частей: к тексту, очень напоминающему Евангелие от Марка, добавлена прямая речь Иисуса: Нагорная проповедь, притчи, наставления двенадцати апостолам и т. д. Вероятно, этот текст — прямая речь Иисуса — и составлял первоначальное Евангелие от Матфея, оригинал которого написан на арамейском языке. Не случайно же Нагорная проповедь, притчи, наставления с легкостью поддаются обратному переводу с греческого на арамейский язык, что дает возможность говорить об их принадлежности к арамейскому протоевангелию от Матфея. Впоследствии к этому тексту, переведенному с арамейского на греческий, был добавлен материал, взятый из того же источника, которым пользовались авторы Евангелия от Марка. Так появились два очень похожих текста — современные Евангелия от Матфея и от Марка. Если авторы Евангелия от Марка хотели показать Иисуса в действии, то задача авторов Евангелия от Матфея — показать Его как Учителя: рассказать о том, что Он говорит и как Он учит. Это одно из принципиальных различий между первыми двумя Евангелиями.

И все же — почему каждое каноническое Евангелие во всех без исключения рукописях носит название «от Матфея», «от Марка» и так далее? Прежде всего, конечно, потому, что в древности чрезвычайно важную роль играл авторитет автора. Именно поэтому имели хождение так называемые псевдоэпиграфы — когда тот или иной текст подписывался именем известного человека, что сообщало тексту особую авторитетность. Но Евангелие — это не псевдоэпиграф (в отличие, например, от Евангелия Никодима, не имеющего к упоминающемуся в Евангелии от Иоанна Никодиму никакого отношения).

Почему каждое из четырех Евангелий поименовано именно так, а не иначе? Не в последнюю очередь по той причине, что в каждом из них содержится портрет предполагаемого автора. Так, в Евангелии от Марка говорится о юноше, который был схвачен стражниками, но вырвался от них, при этом покрывало, в которое юноша был одет, осталось у них в руках, а он убежал голым. Древнее предание увидело в этом юноше самого евангелиста. В Евангелии от Луки рассказано, что двое учеников Иисуса — один по имени Клеопа, имя второго не названо — шли из Иерусалима в Эммаус и по дороге встретили путника, который оказался воскресшим Иисусом. В не названном по имени ученике предание видит евангелиста Луку. Согласно преданию, человек, сидящий за мытницей (ящиком для сбора денег) в Евангелии от Матфея, — сам Матфей, это Евангелие представляет как бы автопортрет евангелиста. В Евангелии от Иоанна неоднократно упоминается ученик, которого любил Иисус, по преданию, это Иоанн.

Можно было бы предположить, что те общины, что дали Евангелиям наименования, хотели этим придать им больший вес, однако (и это важнее всего остального!) каноническими они признаны не потому, что приписываются Марку, Матфею, Луке или Иоанну. Ведь евангелия от Петра, от Никодима, от Фомы, от Иакова и другие в канон не вошли — выходит, те, кто приписывал тексты самому апостолу Петру или апостолу Иакову, несмотря на блестящие псевдоэпиграфы, цели не достигли.

Евангелия, вошедшие в церковный канон и составившие основу Нового Завета, признаны подлинными не потому, что подписаны именем того или иного евангелиста, а исключительно в силу своего содержания. Сравнивая четыре канонических Евангелия с многочисленными апокрифическими, мы видим, что, во-первых, в канонических значительно меньше рассказов о чудесах. В них нет невероятных, сверхъестественных чудес, которыми наполнены все остальные евангелия.

Во-вторых, ни в одном каноническом Евангелии нет какой-либо «основной идеи», в то время как евангелия, отвергнутые Священным Преданием, всегда пронизывает какая-то идея, доктрина; как правило, они представляют собой философско-богословские трактаты, цель которых — что-то доказать. Главной задачей авторов апокрифических евангелий было провести ту или иную мысль, а не изобразить Иисуса. Напротив, все четыре Евангелия, вошедшие в Новый Завет, отличает то, что они представляют собой словесные иконы Иисуса, и признак их каноничности — не авторство (авторство всегда доказуемо с трудом, если доказуемо вообще), а в содержании, в том, с какой целью они написаны. Нетрудно заметить: канонические Евангелия создавались, чтобы сохранить образ Иисуса.

В каждом из четырех Евангелий есть трудные места, с которыми зачастую связаны самые важные, принципиальные проблемы. Над многими из них исследователи бьются до сих пор. Остановимся на некоторых. В Евангелии от Марка Иисус не хочет, чтобы о Его чудесах шла молва, поэтому запрещает о них рассказывать. Экзегеты называют эту черту второго Евангелия мессианской тайной. Тот факт, что Иисус — это Христос, Мессия, остается тайной для окружающих Его людей вплоть до того момента, когда Петр восклицает: «Ты Христос» (Мк. 8:29). Иисус хочет, чтобы Его проповедь звучала не как проповедь Мессии, а как слова простого учителя, каких в то время в Палестине было много.

Достаточно открыть Талмуд или книги о Талмуде, чтобы узнать, что в каждом городе были десятки авторитетных раввинов, вокруг которых собирались ученики. В Евангелии от Марка Иисус хочет быть одним из многих, тех, кто живет с Ним в одно время, а не получить славу Мессии. Это очень важный момент. Ведь современники Иисуса — как, впрочем, и люди последующих веков — ждут от Мессии, что Он придет и все устроит, даст точные указания, что, как и при каких обстоятельствах делать, а главное — решит все их проблемы. Иисус же именно этого и не хочет. Он стремится быть не прославленным, а услышанным. Он хочет не власти, не подчинения, а внутреннего обновления всякого человека, к которому Он обращается.

Как только начинает распространяться слава о Нем как о Мессии, о таком внутреннем обновлении речи уже быть не может. Перед Ним начинают трепетать, благоговеть, от Него ждут чудес, проявления власти, но слушать Его перестают… Именно поэтому Иисус всячески препятствует распространению слухов о Себе как о Мессии, в отличие от многочисленных лжемессий, возглашавших на всех площадях: я Мессия, я Христос! Такова логика любого лжемессии: ему нужно прежде всего заявить о себе, занять пустующее место Божьего Помазанника и привлечь к себе людей.

В Евангелии от Матфея атмосфера тайны вокруг Иисуса не так заметна. Он предстает здесь как Учитель, а не как Тот, Кто обладает какой-то особой властью. Не случайно, поэтому, слова «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» появляются только в самом конце, в заключительной фразе Евангелия от Матфея.

Итак, сначала Иисус обращается к людям как один из учителей. Только усвоив и, главное, приняв в свое сердце Его учение, человек может понять, что оно уникально. Проповедуя то, что завещал нам Иисус, мы очень часто начинаем с заявлений об уникальности Его учения. У Иисуса же другая задача. Он хочет, чтобы Его слушатель сам (без чужой подсказки!) понял, что сказанное Им не похоже ни на что ранее слышанное. Наверное, потому и была такая вера у мучеников, умиравших за Христа и Его Благую весть, что каждый из них сам открыл для себя уникальность учения Христа, а не понял это из первой катехизической беседы. Иначе они вряд ли отдали бы жизнь за Иисуса, скорее всего, в условиях гонений они просто отошли бы от Него, на этом их христианство и закончилось бы. Иисус идет путем трудным, но удивительным. Он говорит со Своими учениками (а через евангельский текст — и с нами), и в конце концов каждый открывает для себя уникальность Его учения. Так было не только в апостольские времена, так бывает и сейчас.

Мы просто начинаем читать о том, что делал и говорил Иисус, и в какой-то момент открываем для себя, что больше нам не к кому идти после того, как они услышали Его слово. Как в Евангелии от Иоанна, когда Иисус спрашивает учеников: «Не хотите ли и вы отойти?» — на что Петр отвечает Ему: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6:67—68). Ученики Иисуса поняли, что им идти некуда, что тот путь, который им открыт, — единственный, по которому они теперь пойдут. Эта очень важная черта евангельской проповеди Иисуса раскрывается в Евангелии от Марка и некоторых частях Евангелия от Матфея.