Свиток Всевластия - Мария Чепурина

Мнения о том, как надо действовать, у Жака и Дени расходились. Старший предлагал сначала разделаться с конкурентами. Младший – залезть в особняк Жерминьяков и стырить шкатулку по-тихому. В спорах уходило драгоценное время, верх брала то одна сторона, то другая, Троншары составляли разные планы, но по большому счету не выходило ни то ни то. В доме на улице Кенкампуа были слишком бдительные слуги: все попытки проникновения сорвались и братья каждый раз едва-едва уносили ноги. Убийство виконта, на котором однажды настоял Жак, тоже не удалось: д’Эрикур, приглашенный в тихий уголок Булонского леса с помощью составленного общественным писарем послания, под которым была подпись «Кавальон», на свидание не явился. Видимо, что-то почуял.

Что удавалось братьям лучше всего – так это слежка. Там, где не хватало двух пар глаз, в ход шли Терезины. Если недоставало и этого, можно было нанять друзей и старых подельников – разумеется, не посвящая их в истинную цель наблюдений. И Помье, и Кавальон, и д’Эрикур – все трое были под колпаком. Впрочем, несмотря на мастерство Дени и Жака, они все-таки начали замечать за собой хвост. Сначала Троншары решили, что это их промах, и даже хотели временно отказаться от наблюдений… Но оказалось, что так даже лучше! Перепуганные соперники, заметив за собой слежку, выдумывали невесть что, паниковали и готовы были вот-вот отказаться от поисков. Страх был более действенным средством, чем нож. Троншары решили поддерживать опасения конкурентов и начали изучать их иллюзии, чтобы впоследствии всячески раздувать их.

Впрочем, оказалось, что запугиванием и игрой с чужим воображением занимаются не они одни. Однажды, наблюдая за Люсьеном, Жак застал его беседующим с каким-то типом, называвшим себя членом тайной организации и заявившим на свиток свои права. Помье тогда чуть в штаны не наложил. Куда ему было тягаться в храбрости с мясником, которому иногда приходилось ловить на парижских улицах быков, обезумевших от боли и вырвавшихся на волю! Сгорая от желания узнать о свитке побольше и ничуть не боясь запугавшего Помье болтуна, Жак увязался за этим типом, дождался, когда они оказались в безлюдном месте, набросился, скрутил и приволок в укромное место.

Пытали члена ордена все вместе. Каких только способов не испробовали! Поначалу никому не верилось, что этот паренек – всего лишь слуга виконта, отправленный припугнуть Терезиного сожителя. Но ничего другого, кроме признания в розыгрыше Помье, из пленника так и не вырвали. Чтобы замести следы, не оставалось ничего, кроме как умертвить его, привязать камень на шею и бросить в Сену.

Тереза ругала брата за необдуманное злодейство. Она полагала, что этот прокол повредит им. Не тут-то было! Виконт д’Эрикур оказался таким безумцем, что не только встроил это бесполезное преступление в общий план своих преследователей, не только вообразил убийство лакея угрозой для себя, но и углядел на спине покойника, среди множества ножевых ранений, нанесенных Жаком, какой-то дурацкий символ. Не подыграть ему было бы просто грехом. А возможность это сделать представилась на удивление скоро.

Вернее, это была не возможность, а страшная, мучительная и жестокая необходимость. Необходимость мести. Тереза прощала Люсьену многое – и безденежье, и безделье, и нежелание жениться. В крайнем случае, могла поколотить его. Но вот измену не компенсировали никакие побои. И главное – с кем! С самой уродливой женщиной на земле, по рассказам братьев, следивших за конкурентами! Эту негодяйку Николь нельзя было оставлять в живых. Тереза самостоятельно спланировала ее убийство и наблюдала за ним от начала и до конца. На спине у любительницы чужих мужиков начертили крест – кушайте на здоровье, господа фантазеры, вот вам еще одно преступление «ордена тамплиеров».

В общем, страху на господ искателей сокровищ нагнали изрядно. Может, даже слишком увлеклись. Чувствовать свою силу и безнаказнность Троншарам, конечно, нравилось, но к обретению свитка все эти фокусы с нагнетанием страха пока что их не приблизили. Время от времени братья предпринимали попытки проникновения в особняк Жерминьяков, но выкрасть шкатулку не удавалось.

Если не считать добычи украшений мертвой бабки, то единственным их успехом, единственной частью «дела», принесшей материальную выгоду, была история с рукописью. Рукопись эту Тереза нашла на столе. Дело вновь не обошлось без помощи образованного братишки: Жак сунул нос в бумажонки, исписанные Люсьеном, на которые писательская подруга и внимания ни за что бы не обратила. С виду это была очередная белиберда, что-нибудь наподобие романа или памфлета. Каковы же были удивление и радость всех троих, когда мясник, разобравший по складам несколько строчек, объявил, что речь идет о свитке с заклинанием! Прохвост Помье нашел где-то историю сокровища и списал! Ну не сам же он ее придумал, в самом деле, рассуждала женщина. Раздумывали Троншары недолго. Если в тексте говорится о волшебном заклинании, то им этот текст нужнее, чем всяким там литераторам.

Изучить историю свитка оказалось не так уж просто. Жак с трудом продирался сквозь множество умных слов и незнакомых имен. Осилив один абзац, он уставал, начинал жаловаться на головную боль и предлагал отложить дальнейшее чтение на потом. Терезе даже показалось, что он начал проникаться уважением к образованным господам, чего за мясником прежде не замечалось. По прошествии недели Троншары, не желавшие ни с кем делиться тайнами своего сокровища, окончательно запутались в найденной у Помье истории и решились показать текст знающему человеку. Это человек уже был найден, проверен и перепроверен, когда случился прокол. Дени, несший умнику первую часть сочинения (вторую решили пока придержать, а то мало ли что), решил по пути заглянуть к Кавальону и ввязался с ним в совершенно ненужную драку. Правда, ноги он унес, а вот драгоценную рукопись потерял.

Без первой части текст, и так неясный, превратился в абсолютную ерунду. Жак хотел избить брательника за оплошность, но Тереза, подозревавшая, что от Люсьеновой писанины все равно не было бы никакого толку, выдвинула более дельное предложение. Она додумалась продать половину текста. Эта гениальная идея, будучи блестяще реализованной (правда, можно было запросить и подороже! эх, проклятая неуверенность… ведь д’Эрикур наверняка выложил бы и тысячу!), позволила Троншарам приодеться, раздать все долги и неплохо обставить комнату. Жак даже бросил работу на радостях. Потом, правда, одумался и вернулся: деньги кончились быстро, на сытого бездельника косо смотрели, да и скучал он по своей бойне…

То время, когда можно будет окончательно разлениться, когда на смену хлебу и похлебке придут мясо и шоколад, когда из съемной комнаты они переедут в собственный особняк, когда Жак из работника бойни сделается ее хозяином, было – и Троншары в это верили – не за горами.

Тереза подошла к окну. Солнце днем пекло с такой силой, что пришлось затворить ставни, чтоб комната не перегрелась. Стало, конечно, темнее, но каморки в узких улицах бедняцких кварталов, особенно те, что располагались на нижних этажах зданий, и так не изобиловали светом. Теперь наступил вечер, жара спала, так что ставни можно было открывать, а заодно и проветрить.

Ветер, утром несший жирные испарения с салотопильного завода, к счастью, переменился. Покрывавший мостовую конский навоз вонял уже не так нестерпимо, как на жаре. Направо открывался вид на длинную улицу Шарантон, похожую на единое, кое-где меняющее этажность здание с бесконечным числом дверей и огромным количеством труб всех сортов и размеров, размещающихся на крышах в отвратительном беспорядке, словно наросты. Налево обзор преграждала Бастилия, вернее, одна из ее восьми башен, угрожающе гладкая и округлая. Там, за тюрьмой, начинался Париж, здесь же было предместье.

Улица Шарантон была не из самых узких, но и здесь увидеть из окна, что происходит в доме напротив, не составляло труда. Не без умиления Тереза наблюдала за тем, как в доме через дорогу молодая жена поденщика возится с близнецами. Бывшей прачке тоже скоро предстояли эти радостные хлопоты. Ребенок еще не ворочался в ее животе, но Тереза ежедневно с ним беседовала: говорила, что ни за что не отдаст в приют, и обещала к его рождению обзавестись мировым господством.

Внизу, на мостовой, копошились несколько ребятишек. Чумазые, полуголые, они облюбовали сток посреди улицы. Стекающая по нему грязь, обычно жидкая, загустела по случаю жары и почти не двигалась. Проходивший мимо тряпичник ловко поддел крюком, вытащил из канавы и спрятал в заплечный короб обрывок чьего-то платья. Из бондарной мастерской выкатывали и складывали в телегу готовые бочки. Босой парень в матросских штанах и рубахе с чужого плеча бежал по какому-то поручению. Разносчица вареной требухи громко рекламировала свой товар.

– Тереза! – Из соседнего окна высунулась Бернадетта, сорокалетняя жена водовоза. – Слышала новости?