Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто со мной?
После этой пламенной фразы он завернулся в одеяло и подошёл к окну, которое лило свет на тьму пространства. Видимо, действовал он по своему плану: плечом упёрся в стекло, осколки полетели вниз. В спальню ворвался ветер. Не мешкая, Скребок прыгнул в окно, стянув за собой одеяло.
– Давайте, пацаны! – крикнул он.
За ним последовали. У окна получилась свалка. Одеяла, как знамёна, развевались на ветру. Бежали, спотыкаясь и падая.
– За мной, к вокзалу! – командовал Скребок.
Но некоторые из мальчишек отстали и пошли назад, поняв глупость вылазки: без верхней одежды и продуктов убегать на волю было глупо. Но иные радовались хоть кратковременной свободе.
В приёмнике их уже хватились: послышались крики. А перед глазами бегущей оравы засветились огни вокзала. Выскочив на железнодорожный путь, Скребок стал поджидать других. Прерывисто дыша и кутаясь в длинные одеяла, мальчишки оглядывались по сторонам.
– И куда? Веди, Скребок! – послышались голоса.
Самый маленький из мальчишек заскулил:
– По-ой-дёмьте обратно.
– Тебя не держат, – отмахнулся от него Скребок.
Сашка тоже не прочь был возвратиться в приёмник, осознав положение, в какое поставили себя мальчишки, отправляясь в таком виде на глаза вокзальной публики и стражей.
– Я не побегу дальше, – сказал он, сев на рельсы и кутаясь с головой в одеяло.
– Сашок, и ты? – удивился Скребок.
– Мосолыжку стукнул, болит.
– Ладно, обсудим, как дальше быть, – решил Скребок.
Дрожа от холода, он тоже присел на рельсы. Его одеяло пятном виднелось на тёмном фоне. Сидели молча.
– Скребочек, – взмолился самый маленький. – Пойдём, спрячемся, поймают ведь.
От вагонов товарного поезда отделилось несколько фигур; стуча сапогами по шпалам, фигуры стали приближаться.
– Пацаны, атас! – крикнул Скребок и побежал прочь.
Но никто не шевельнулся, все сидели, трясясь, как в лихорадке, от пробиравшего их холода. Скребок, видя это, вернулся и тоже сел. К ним подходили два милиционера. Уже отчётливо слышны были их ругательства и стук сабель о шпалы. Нервы у беглецов сдали: когда до милиционеров осталось шагов пятнадцать, все вскочили и побежали.
– Куда же вы, придурки! – послышался отчаянный крик.
Запыхавшиеся милиционеры собрали одеяла и стояли, растерянные. Остановились и пацаны.
– Хватит дурака валять, простудитесь! – громко сказал один из сотрудников. – Малыш,
иди ко мне, не бойся. – Он поманил самого младшего.
– А драться не будешь? – пропищал маленький, шагнув ему навстречу.
– Что ты, никто не тронет.
Он с головой укутал дрожащего мальчика в одеяло и, взяв его на руки и прижав к себе, понёс в сторону приёмника. Остальные беглецы потянулись за ним, отбивая зубами дробь. Замыкающим, опустив голову, шёл Скребок. У ворот приёмника стояли сторож и воспитатели.
12
Беглецов рано утром выстроили в ряд. Долго воспитатель читал мораль, жестикулируя. Детям казалось, что на этом всё и закончится, но четверых отправили в изолятор. Самого маленького простили, как осознавшего ошибку. Карцер – тесная и душная каморка. Еду давали вовремя, но обходиться пришлось без курева. И было обидно: убегали все, а наказали только четверых.
– Убегу всё равно, – объявил Скребок.
– Мне тоже бежать надо, только не так, – вздохнул Сашка.
– Тебя куда повезут? – поинтересовался тощий, болезненный паренёк. Он сжимался в комок и кашлял, хоть в карцере было тепло. – Простудился совсем, – он сокрушённо покачал головой, отдышавшись после кашля.
– Меня к матери, – скривил губы Сашка.
– К мамке можно, – вздохнул паренёк. – А меня к тётке, у-у злая!
– Лучше к тётке, только не к моей! – воскликнул Сашка. – Она зверь, может убить.
– А меня в колонию, – поделился Скребок. – Там порядок о-го-го. Я оттуда сбежал, теперь обратно. Повезут через Омск, Сашок… Ничего, рванём.
– А удастся?
– Будь спок, мамка не увидит тебя, как свои уши.
Сашка с сомнением покачал головой, вспомнив побег и роль в нём Скребка. Через три дня наказанных освободили; они снова влились в коллективную жизнь.
У Скребка нашлись тайные дела. Отозвав Сашку в угол, он ему рассказал о них. Это были всё коммерческие дела, которые он завёл с возчиком и техничкой. Через них он обзаводился папиросами, махоркой, а в приёмнике пропадали полотенца, дорожки, пластинки.
После обеда Сашка со Скребком спешили во двор, где располагался дощатый туалет. Они закрывались, а вокруг образовывалась очередь, беспрерывно шипящая в щёлки: «Скребок, Саня, «чинарик» оставьте». Бычок оставлялся, и потом искуривался до основания. При такой относительно спокойной жизни мысль о побеге была отложена до худших времён.
Увы, времена такие настали. Рано утром растормошили девять человек. Солнце уже ярко светило в окна. Мальчишкам разрешили не заправлять постель. Солнечное утро не соответствовал Сашкиному настроению.
– Сашок, не переживай! – попытался Скребок подбодрить его. – Увидишь, рванём…
– Эх, Скребочек, поменяться бы с тобой.
– Ну-у! – удивился Скребок. – В колонию легко попасть, ты на волю попади.
После плотного завтрака девятерым мальчишкам выдали одежду. Она пахла хлоркой. Но это была своя одежда. К вокзалу повели пешком.
– Здесь сидели в одеялах, – Скребок показал на рельсы.
Его вихрастая голова всё время оглядывалась. Эвакуатор – старый, высокий и худой – вежливо подгонял ребятишек, кому-то даже дал горящий окурок, и его курили по очереди.
Паровоз изрыгал тучи белого пара. Сашка бросал беспокойные взгляды на Скребка, который был чересчур весёлым. «Чему радуется? – подумал Сашка. – Момент надо выбирать». Он попробовал перевести Скребка в нужное русло, толкнув его в спину, но тот на это ноль внимания. Влезли в вагон, который располагался за паровозом. Эвакуатор направился в начало вагона. Сашка слышал, как проводница простуженным голосом сказала:
– Те двери не открываются.
Мальчишки устроили возню, занимая удобные места. Сашка тоже было ринулся завоёвывать удобную полку, но Скребок остановил его:
– К мамочке спешишь?
Сашка послушно сел на лавку – где стоял. Пассажиров было мало. Подростки, хорошо понимая, почему заискивает перед ними эвакуатор, стали клянчить у него папиросы. Тот полез в карман, извлёк блестящий портсигар и открыл его. Дым пополз вверх.
– Ребятки, – завёл разговор дядька, – прошу внимания. – Вид у него был плачевный. – Пожалейте меня, мне не недолго до пенсии, – он глубоко вздохнул, – но пока приходится нести ответственность за вас. Отнеситесь с сочувствием ко мне. – Он высморкался в платок. Было видно, что речью своей он доволен. – А за это я всем куплю по пачке папирос и коробке спичек.
Мальчишкам стало жаль престарелого человека. Сашка с сочувствием глянул, как тот, сгорбившись, пошёл из вагона за папиросами. Но вот он задержался у проводницы, которая подметала пол, и сказал ей что-то, показывая в сторону мальчишек. «Не доверяет» – подумал он. Жалость к старику сразу пропала. Как вскоре оказалось, оправданно. Эвакуатор вернулся с милиционером. Пацаны поняли, что старик речью успокаивал их на то время, пока сходит за сотрудником. Невысокого роста, толстый милиционер громко произнёс:
– Здравствуйте!
Ему ответили робким приветствием.
– А почему не встаёте! – вдруг рявкнул сотрудник.
Мальчишек как будто ветром сдуло с полок. Только Скребок не шевельнулся; потухшая папироска застыла в губах его.
– А ты, болван, чего не встал? – подошёл милиционер вплотную к подростку.
– Сам ты болванище, – парировал
- Сашка. Книга вторая - Владимир Зюкин - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Опавшие листья (Короб первый) - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Опавшие листья. Короб второй и последний - Василий Розанов - Русская классическая проза
- Аптека, улица, фонарь… Провинциальный детектив - Александр Пензенский - Детектив / Историческая проза / Русская классическая проза
- Вагон - Василий Ажаев - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Игнорирование руководством СССР важнейших достижений военной науки. Разгром Красной армии - Яков Гольник - Историческая проза / О войне
- По небу плыли облака - Виктор Чугуевский - Русская классическая проза
- Эхо одиноких людей - Владислав Боговик - Русская классическая проза
- Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина - Русская классическая проза