В унисон - Михевич Тэсс "Finnis_Lannis"

– Возможно, наш убийца принадлежит группе миссионеров, – пожал плечами Генджи. – Это серийные убийцы, которые считают, что очищают наше общество путем убийств определенного сегмента лиц. Возможно, Безумец считает, что, убивая одержимых лисами людей, он спасает нас.

Лили поежилась. Генджи заметил, как при этом нахмурилось ее лицо – явно во всех красках представляла себе, как Безумец расправляется со своими жертвами. Возможно, она даже представила, как тот убивает ее саму.

– Жуть какая, – прокомментировала она. – Что мы будем делать дальше? Как далеко вообще зайдем, Генджи?

– Я чувствую, что мы близки к разгадке. Надо только узнать у Кодомо про благодетеля. Он – ключ ко всему.

– А если нет? Что тогда?

Генджи остановился и повернулся к Лили, мягко обхватив ее за плечи. Она хотела вырваться, но, найдя в его взгляде что-то успокаивающее, расслабила напряженные мышцы.

– Послушай, – тихо и вкрадчиво проговорил Генджи, – нам просто нужно двигаться дальше. Глупо вот так бросать все на полпути. У меня отец работает в полиции, подстрахует в случае чего. Я, правда, не уверен, что мы с тобой сможем выйти на след Безумца – все-таки его весь город ищет, и будет странно, если его найдем только мы. Но то, как близко мы подобрались к разгадке, разве не насыщает тебя чувством превосходства?

– Ты болен, – с сочувствием пробормотала Лили.

Говоря это, она, вероятно, думала, что Генджи вновь пропустит остроту мимо ушей, и продолжит транслировать свои сомнительные идеи, но Генджи вдруг резко дернулся; выпустив ее плечи из пальцев, он долго смотрел на Лили непонимающим взглядом, пытаясь вникнуть в причины ее обидных слов. Она ничего не могла ему ответить, и он понял это.

Внезапно он понял, что и Хидео, и Лили, и все вокруг считают его именно таким – больным. Он человек, помешанный на тайне Безумца, при чем помешанный до такой степени, что готов идти напролом до самого конца, не заботясь о дальнейших последствиях и не задумываясь о серьезной опасности, которой подвергает не только себя, но и своих друзей.

Лили смотрела на него с жалостью. Он мог стерпеть многое, но только не жалость.

Генджи развернулся и медленно пошел дальше. Лили, спохватившись, поспешила его догнать.

– Ты что, обиделся? – воскликнула она таким тоном, точно сам факт обиды Генджи попросту невозможен.

– Ты прямо как Хидео, – равнодушно ответил Генджи, смотря прямо перед собой. – Обесцениваешь чужие интересы.

– А ты что, нет? Сам посуди, Генджи: это же не нормально! Ты так вцепился в эту тайну, как будто от нее зависит твоя жизнь. У тебя что, какой-то пунктик на убийства невинных людей?

Он снова застыл на месте и повернулся к Лили всем корпусом, не зная, чего он желает сильнее: накричать на нее или спокойно объяснить свою позицию. Ему хотелось сделать все и сразу, но он испугался, что Лили воспримет его тираду в штыки и откажется его слушать. Она же, чувствуя исходящую от Генджи опасность, инстинктивно закрылась руками и зажмурилась, но ничего не случилось. Генджи просто смотрел на нее своими светлыми глазами со смесью презрения и боли.

– Знаешь, почему меня зовут Генджи? – спросил он тихо.

Лили судорожно сжала рукава толстовки. Она покачала головой, а затем коротко пробормотала:

– Расскажи.

Генджи пошел дальше, и Лили плелась следом, стараясь держаться чуть позади. Он ее напугал – и ведь не в первый раз уже. Лили так боится, когда ее трогают, что любое прикосновение к себе воспринимает агрессивно. В этом случае Генджи не спорил, он и правда иногда вел себя пугающе.

– Так меня называла мама, – начал Генджи, сглотнув подступивший к горлу ком. – Не знаю, откуда она взяла это имя – наверное, ей очень нравился принц Гэндзи, и по примеру она назвала меня. А может, это имя просто встретилось ей в каком-нибудь словаре, где обозначало «золото». Я знаю, что мама очень любила называть меня так. И хотя мое настоящее имя – Иори, все дворовые мальчишки и одноклассники запомнили меня как Генджи. Поначалу меня очень бесило это прозвище, я считал его более подходящим для животного, нежели для человека с выдающимися способностями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Генджи сделал паузу – перед следующей частью рассказа ему требовалось перевести дух. Лили слушала с затаенным вниманием, не перебивала, не отвлекалась мыслями на другие размышления. Казалось, ей вправду было интересно узнать происхождение прозвища.

– Когда мне исполнилось девять лет, – Генджи продолжил, но говорил он тяжело, с трудом подбирая слова, – однажды мама ушла в магазин за желе. Дома у нас его не было, а я очень хотел кушать, вот она и пошла за ним. Больше домой она не вернулась – по дороге на нее кто-то напал и ограбил, разбив камнем голову. Мы не нашли преступника – видимо, он успел скрыться.

– Господи, какой ужас! – не удержалась от восклицания Лили.

– Отец… – Генджи было трудно продолжать. – Отец долго не находил себе места, пытался найти этого человека, но он как сквозь землю провалился. С тех пор я стал носить это странное имя в память о матери. Пусть хотя бы что-то будет напоминать мне о ней.

Лили не убирала ладони от рта. Генджи стало тяжело идти. Хотелось остановиться, привалиться спиной к стене, чтобы хоть немного отдышаться. Столько лет он не вспоминал эту историю! Столько лет прятал ее, заботливо скрывая ее внутри и создавая надежную защиту, где ее нельзя будет никак отыскать. Генджи было бы во сто крат легче, если бы эта история оказалась выдумкой, а не явью – одно ее существование причиняло ему нестерпимую боль. Почему он рассказал ее? Снова рассказал, хотя зарекся кому-либо открываться?

Его не покидало ощущение, что если он не расскажет Лили эту историю, то она никогда его не поймет. Но что, если это лишь нелепое наваждение? Он рассказал о матери Хидео, а тот все равно не понял. Посчитал Генджи зацикленным на своей травме.

– Я никому этого не рассказывал, кроме Хидео, – пробормотал Генджи, пнув камень, случайно оказавшийся под ногами. – Ты вторая, кто теперь об этом знает.

– Прости меня, – выдохнула Лили, слегка прикасаясь ладонью к плечу Генджи. – За все прости. Я не знала, что…

– Все в порядке, – быстро проговорил он, смущаясь. – Я просто решил рассказать тебе, чтобы ты знала.

– Ты поэтому так держишься за эти преступления, – сказала она. – Теперь я это понимаю. Если бы я знала, я бы не стала говорить такие ужасные вещи!

Генджи невольно вспомнил о том, как еще несколько дней назад при Хидео обзывал Лили истеричкой и девушкой с нестабильной психикой – внезапно ему стало ясно, что он, наверное, точно так же делал необоснованные выводы о поведении самой Лили, не пытаясь заглянуть глубже в ее душу. У всякого человека есть свои причины вести себя тем или иным образом, и не в компетенции других людей их за это судить.

– Ты не знала, в этом и дело, – кивнул Генджи. – Если я тебя тоже как-то однажды задел – прости, я не со зла. Просто я тоже могу чего-то не знать.

– Ты действительно не все знаешь, – помявшись, пробормотала Лили. – Помнишь, ты спрашивал, зачем я разбила руки? И почему весь позавчерашний день готова была расплакаться?

– Помню.

– Я просто… – она поджала губы, не решаясь признаться. – Просто не могу принять новость о том, что мои родители разводятся.

– Разводятся? То есть окончательно?

– Да, – Лили невольно всхлипнула, – окончательно! Они не хотят иметь друг с другом ничего общего, поэтому разъезжаются. Я уезжаю с отцом, но у меня есть шанс остаться здесь с бабушкой, с которой у меня, мягко говоря, неважные отношения. Я не знаю, как быть дальше.

Генджи протянул руку, обхватив Лили за плечи и прижав ее к себе. Он толком не знал, что предложить ей, как утешить, и все, что он мог – это приобнять ее, выражая сочувствие тактильно. В конце концов, какие тут могут быть слова?

Лили сдавленно рассмеялась, сильно смущаясь и стараясь высвободиться из его объятий.

– Ну ладно тебе, – сказала она, натянув улыбку. – Я справлюсь!

– Верю, – тихо ответил он, улыбаясь.