Та, что ждет - Людмила Анина

Ну да. Что есть, то есть.

Любая загнанная ездовая собака рано или поздно захочет остановиться и подумать о себе. Тем более, если она целыми днями носится с высунутым языком по бессмысленному, замкнутому кругу без надежды с него сойти.

— Тебя слишком часто видят сидящей в аське.

Какие у нас все внимательные стали. Аж жуть.

— Сотрудники жалуются, что ты не успеваешь сделать то, что они просят. Ты стала делать очень много ошибок.

Лучше бы они свою работу на нее не сваливали и следили за тем, что делают сами.

— Тебе стоит задуматься, зачем ты сюда ходишь.

Как будто она об этом не думала. Уже много-много раз. И никаких оптимистичных выводов из этих раздумий явно не последовало.

— В следующий раз я не буду ограничиваться предупреждениями, а буду принимать более жесткие меры, вплоть до увольнения. Во всяком случае, я попрошу нашего системного администратора удалить у тебя аську.

Удалить аську.

Удалить…

Вместо того, чтобы дать ей еще одного человека в помощь.

Вместо того, чтобы подумать о том, что обычный человек не в состоянии сидеть на десятке входящих линий и при этом полноценно выполнять обязанности офис-менеджера.

Вместо того, чтобы дать ей возможность быть рядом с любимым человеком хотя бы днем!

— Ты можешь идти.

Нет уж, дудки. Пусть только попробуют.

* * *

— Ты какая-то грустная, Жемчужинка. Что случилось?

— Нет, мой хороший. Ничего…

Мягкий, теплый тембр любимого голоса действовал на ее взбудораженные, напряженные нервы, как успокаивающий бальзам, обволакивая, топя в себе все неприятные ощущения. Сегодня она не стала даже задумываться о том, можно ей или нельзя использовать рабочий телефон для личных целей — ей просто необходимо было услышать этот голос во что бы то ни стало.

И пусть все эти доглядчики во главе с Асаниной идут лесом.

— Точно?

Нотка тревоги в Лешином вопросе звучала все отчетливее — он чувствовал, как это всегда бывало, что с ней что-то не в порядке, что-то, что вторгалось в их теплый, уютный мир. Ее всякий раз поражало, как чутко он улавливал малейшие перепады ее настроения, идя за ней по пятам, не давая замкнуться, спрятаться, скрыть от него то, что происходило у нее внутри.

Ну какие тут могли быть гордость и здравомыслие?

— Скажи мне, что случилось? Я же все слышу…

В такие минуты она, как никогда остро, ощущала свою полную беззащитность перед его заботой и вниманием, к которым с таким отчаянием тянулась.

Почему они так далеко друг от друга? Почему так случилось, что они не рядом?

— Я хочу к тебе, — тихо, совсем по-детски, прошептала она. — Я так хочу к тебе…

В трубке раздался долгий вздох:

— Я тоже хочу к тебе, Жемчужинка. Очень.

Нет, этого ей было мало.

Нужно было больше.

Гораздо больше.

— Мне сегодня здорово досталось за то, что я слишком много времени провожу с тобой в аське…

— Они знают, что ты общаешься именно со мной? — обеспокоенно спросил он. — Что-то серьезное?

Ну как сказать. Угрозу увольнения можно считать чем-то серьезным?

Или гораздо серьезней было признать тот факт, что она безумно по нему скучала все пять дней майских праздников?

Как мучительно далось ей это решение — поехать все-таки в Питер, а не в далекую и неведомую ей Пермь. Каким невероятным усилием воли удержала она себя от этой смены маршрута! Всякий раз, когда она начинала жалеть об этом решении, она себе напоминала, что поступает правильно — ведь это он мужчина, он должен сделать первый шаг ей навстречу. И эти его рассказы о девушках, плачущих под дверью… Сколько раз папа ей говорил, что негоже девушке первой, самой давать понять…

Негоже…

Видит Бог, она старалась провести эти праздники так, чтобы отвлечься от грустных мыслей, то и дело возвращавших ее к рабочему компьютеру. Она уехала туда, где ей всегда было хорошо — в город, который она любила так сильно, как любят все, до чего невозможно дотянуться каждый день. Попроси ее описать, с чем это было связано — она при всем желании вряд ли смогла бы этого сделать. Она любила приезжать сюда, мысленно оставляя позади все свои проблемы. Ее ждали широкие проспекты, романтичный и тихий Летний сад, Нева с еле слышным тяжелым плеском воды, ее любимый пешеходный маршрут по Невскому через Троицкий до Петропавловки…

— Подожди…

Ее немного шатало от выпитого алкоголя — легкое головокружение из-за царившей вокруг атмосферы веселья и движения. Яркий свет, три этажа танцполов — один из самых популярных танцевальных клубов Питера, был выбран не случайно: упустить этот шанс получить удовольствие было просто нелепо.

— Лер…

Валера догнал ее на выходе, схватив за руку — пожалуй, немножко бесцеремонно. Толпа входящих с улицы хлынула им навстречу, и, чтобы не столкнуться с ними, они нырнули в небольшую нишу справа от дверей.

— Я тебя обидел чем-нибудь? — прошептал он.

Горячая мужская ладонь неторопливо скользнула вниз по ее плечу.

— Нет, — она мягко качнула головой. — Нет, конечно.

Взвинченный бесконечным ожиданием, в котором она жила последние недели, организм яростно бунтовал, отчаянно требуя разрядки. И следуя логике, ничто не должно было этому помешать, но…

— Я соскучился по тебе…

Она прикрыла глаза, чувствуя, как теплое мужское дыхание осторожно коснулось ее затылка и шеи. Один раз, о котором никто ничего никогда не узнает…

— Жемчужинка?

Тихий, ласковый голос в трубке, ставший за короткий срок уже таким родным, все еще звучал немножко встревоженно.

— Да, мой хороший…

— Ты мне так и не рассказала, как ты съездила в Питер…

Она на долю секунды вновь прикрыла глаза.

— Почему — нет?

Ей пришлось напрячь руку, чтобы удержать Валеру на расстоянии.

Она и сама не могла бы объяснить, почему. Ее отношения в Интернете стали для нее слишком важны и осязаемы, чтобы пойти на сторону, пусть даже и ради банальной сексуальной разрядки. Да, они с Лешей далеко друг от друга, да, в здравом уме говорить о взаимной верности просто смешно, раз он женат, но для нее сейчас это все не могло быть причиной сделать вид, что ничего нет. Любая ложь была бы сейчас угрозой, способной разрушить ту хрупкую, нежную искренность между ними, которая стала для нее бесценной.

Она любила, и в их общей вселенной, одной на двоих, это решало все.

— Прости, но я не могу… Не могу.