Проселочные дороги - Иоанна Хмелевская

Наверное, я незаметно для себя вздремнула, потому что незнакомца увидела уже тогда, когда он находился на полпути между воротами и скамейкой. Он пробирался к колодцу — осторожно, прячась в зарослях. Невзирая на предрассветный холодок, я вся покрылась испариной — во что бы то ни стало не подпустить шпиона к колодцу! В колодце работал Марек, и, если даже незнакомец не увидит его, может услышать, как он там, внизу, возится с камнями и железками. Лихорадочно соображала я, что бы такое предпринять, и ничего умного не приходило в голову. Не могла же я, в самом деле, выскочить с криком «Пошел вон!» Тот сразу поймет, что здесь засада. Надо сделать так, чтобы не понял.

Вскочив с места, я ринулась сквозь кусты, стараясь производить как можно больше шума и насвистывая при этом мелодию «куявяка». Не поручусь, что это и в самом деле был «куявяк» — и полное отсутствие у меня слуха, и нервная обстановка наверняка исказили мелодию — но это ведь не важно. Главное, шум я подняла страшный! Надеюсь, услышав его, Марек не выскочит? Нет, сначала остолбенеет, а выскочит немного погодя. Во всяком случае, шпион остолбенел.

А я металась в кустах, производя дикий шум и фальшиво насвистывая. Поскольку незнакомец еще не обратился в бегство, следовало его немного попугать, и я двинулась в его направлении. Прервав свист, я прорычала угрюмым басом, который у меня получился совершенно естественно, ибо от свиста и волнения я немного охрипла:

— Куды? Вот я тебе!

Я уже была полна решимости сыграть и за корову, но, к счастью, это оказалось лишним. Незнакомец тоскливо огляделся, шмыгнул обратно в кусты и подался к выходу. Я видела, как темная фигура мелькнула в проеме ворот и скрылась. Очень хорошо, еще неизвестно, как бы у меня получилась корова... Ладно, отсюда я его прогнала, но ведь он мог подкрасться с другой стороны — со стороны луга. Мог затаиться и переждать, пока дурак пастух со своей коровой уберется. Вот почему я не сразу прекратила представление, а еще долго бушевала в кустах, меняя месторасположение и стараясь из кустов не высовываться. Солнце уже взошло, когда Марек снял меня с поста. Вместо слов благодарности я услышала одни упреки.

Обругав меня как следует, он сказал:

— Я ведь слышал, как он подкрадывался! Неужели ты думаешь, что я, как дурак, сидел бы и ждал, чтобы тот меня застукал? Я бы спрятался, у меня специально оставлено место в том самом подкопе, под грушей. Если ты не пообещаешь мне отказаться от всякой самодеятельности, клянусь, я тебя привяжу к столбу палатки!

И это вместо благодарности! Естественно, я не промолчала:

— Ты сам хорош! Копаешься там сто лет, а толку чуть! И ведь ничего от тебя не добьешься, изо всего делаешь тайну! Почему копаешься столько времени? Сам сказал — снять слой всего в полметра. Уже давно мог бы докопаться до самого дна! Думаешь, мне легко было? Нет, ты скажи, сколько еще ночей мне придется изображать придурка-пастуха и его упрямую корову?

Марек быстрыми шагами шел к палатке, я выкрикивала свои претензии на ходу, с трудом поспевая за ним. Войдя в палатку, он опять закатил мне скандал:

— Ну вот, еще и в коровью лепешку влипла! Не смей палатку пачкать, сиди вот тут, сейчас принесу воды, чтобы смыть. Господи, сколько мне с тобой мороки!.. Теперь второй сапог, вот так... А если уж тебе обязательно знать, то я докопался почти до дядюшки. Хуже нет иметь дело с любителями, я бы предпочел даже преступников, лишь бы профессионалов! Куда? Еще здесь надо смыть... Как не понять — мне приходится осматривать каждый извлеченный предмет, причем делать это предельно осторожно.

— Почему? Предметы кусаются? Или боишься, что взорвутся?

— Вот именно — взорвутся. Может, когда прятали, подключили взрывное устройство, чтобы при неосторожном прикосновении все взлетело на воздух. Сама ведь наверняка слышала, немцы часто так поступали.

Меня настолько потрясло услышанное, что я уже не обращала внимания на ледяную воду, которой он мыл ноги.

— А что сделаешь, если найдешь там что-нибудь подозрительное?

— Для начала вылезу из колодца на открытое пространство, чтобы можно было держаться самому на почтительном расстоянии.

— На луг вынесешь?

— Не обязательно. А может, попробую распаковать на краю колодца, в случае чего сброшу вниз, чтобы взрыв ушел туда. И уверяю тебя, твое присутствие при этом совсем не обязательно.

Ляпнуть мне такое! Чтобы я пропустила столь эффектное зрелище? Да ради него я готова хоть неделю мыть ноги ледяной водой, ради него готова драться врукопашную с самой панной Эдитой! Подумаешь, один раз мы с ней уже столкнулись нос к носу, и победа была за мной. Поняв наконец, что от меня никакими силами не отвязаться, Марек неохотно был вынужден согласиться на мое участие. Пассивное. Мне разрешили лежать на матрасе за деревом, метрах в двадцати, и подглядывать оттуда. По его подсчетам, результата можно было ожидать еще до наступления следующего утра.

* * *

Вскоре выяснилось, что мое ночное бдение имело и еще дополнительные, так сказать, побочные эффекты.

— Ну и местечко мы выбрали для отдыха! — раздраженно говорила Тереса за завтраком. — То моя сестра чуть свет обмахивается газетами, то какая-то гангрена шастает по саду и орет не своим голосом. Только заснула — какая-то зараза начала чихать над ухом.

— Я чихала, — обиделась мамуля. — Ведь не шелестела же, чего опять придираешься? А ночью орала не я.

— И что он такое орал? — поинтересовалась Люцина, которая обычно спала каменным сном.

— Вроде бы что-то насвистывал, но в жизни не слышала, чтобы так фальшивили. А эта чихает над ухом! Нет, я тут с вами спячу!

— Говорили же тебе, не можешь спать — отправляйся помогать Анельке по хозяйству, — напомнила Люцина.

Мамуля разобиделась вконец:

— И пойду! Завтра же пойду. А если по дороге на меня нападут эти Доробеки, так пусть будет на вашей совести!

Тетя Ядя встревожилась:

— Оставьте ее в покое! Никуда не ходи, слышишь? Да и простудишься, промочишь ноги по утренней росе, еще сильнее чихать станешь.

Тереса с Люциной переглянулись и стали действовать сообща. Начала Люцина:

— Я уж как-нибудь со своей совестью справлюсь, пусть идет, может, и в самом деле нападут, тогда уж нам придется принимать какое-то решение. Сколько можно выжидать?

А Тереса подхватила:

— Вот-вот, пустим ее как приманку. А то сидим тут как... как...

— ...пни замшелые! — подсказала Лилька.

— ...как пни замшелые! Тьфу, сама ты замшелая! Сидим тут как идиотки, ничего не делаем, выжидаем, пока эта Эдита как-то не проявится, а Эдита тоже выжидает, так я могу и весь отпуск просидеть без толку...

— А тебе разве плохо здесь? — спросила Лилька. — Сама ведь хотела поездить по проселкам, вдали от крупных центров. Тут нет никаких центров, места живописные, ты вон лет на тридцать помолодела, прямо девчонка, можешь снова на плетне повиснуть...

— Сама виси! — огрызнулась Тереса, но ругаться перестала.

Когда мы с Мареком остались одни, я сказала:

— Тетки явно что-то подозревают. И Лилька говорила. Вон как на тебя косились за завтраком!

— Я тоже заметил. Надеюсь, хватит ума не помешать. Хорошо бы их опять куда-нибудь увезти, чтобы я и днем мог порыться.

Попытка вывезти дам в лес не увенчалась успехом. Тогда мы предложили устроить где-нибудь пикник па свежем воздухе — и на это не клюнули. Лилька прибегла к помощи фольклора и выдвинула предложение организовать на дальнем лугу народные игры в русалки. Люцина в ответ лишь покрутила выразительно пальцем у виска. На игру в русалки купилась одна тетя Ядя, которая сразу представила, как фотогенично будем мы выглядеть в ночных рубашках, с распущенными волосами и в венках на головах. Ну и получилось так, что весь день мамуля, Тереса и Люцина околачивались на участке, большую часть времени проводя в окрестностях колодца, так что ни о какой дневной работе Марека и речи быть не могло. Неужели и в самом деле что-то пронюхали? До наступления темноты Марек не смог заняться делом.

* * *

Ночь прошла спокойно. На сей раз я устроилась с удобствами: лежала на матрасе, завернувшись в одеяло, с думкой под головой. Спряталась за дерево, как было велено, и сначала честно караулила, а потом заснула. Наверное, потому, что и в самом деле было тепло и мягко. Проснулась на рассвете и наверняка опять бы заснула, но тут увидела Марека.

Марек вылез из колодца и, не прячась, пристроился на остатках каменной кладки. Что-то положил на камень, нагнувшись, разглядывал, потом, встав перед камнем на колени, принялся в чем-то копаться.

В этот самый момент распахнулись двери нашего вагончика, и на крылечке появилась мамуля в халате, наброшенном на ночную рубашку. В руках она держала большую бутыль из-под молока.

Все, что произошло в последующие мгновения, я из своей засады видела отчетливо, во всех подробностях.