Скорпионья сага. Cкорпион cамки - Игорь Белисов

Малодушие. Я ей пообещала. Свидетельствовать. Если соберется этическая комиссия. Дружеский долг. Женская, так сказать, солидарность. Я должна подтвердить, что видела факт домогательства. Кто к кому домогался, остается за скобками правды. Голая правда губительна в любом случае. Никогда я не думала, что быть свидетелем почти так же тяжко, как потерпевшей. И уж точно не думала, что, помогая подруге, буду вынуждена вредить самое себе.

И все же, я до конца не верила в худший сценарий. На что-то надеялась. На благоразумие? На гуманность? На умение женщины и мужчины достигать компромисса? На возможность бывшим любовникам остаться друзьями?

Этическая комиссия собралась примерно так же внезапно, как, наверное, внезапно арестовывают преступника в розыске: дни идут, ничего не случается, он расслабляется, привыкает, и вдруг – бац! Предъявите, пожалуйста, документы…

Дашка позвонила в последний момент, вечером накануне. Не хотела заранее нагнетать напряженность. На ночь глядя, напомнила о договоренности.

Я до утра проворочалась с боку на бок.

Комиссия заседала в верхнем этаже офиса, в малом конференц-зале при кабинете главы представительства «Нордфармы». Глава являл собой лубочного американца, эталонного, можно сказать, бизнесмена: седовласый, высокий, подтянутый, с ладной фигурой спортсмена без возраста. с энергичностью в движениях и беседах, со сверкающей улыбкой на кирпичном лице. По-русски он говорил через пень-колоду, а понимал, похоже, и того меньше. Слева приклеилась главный менеджер по персоналу, нашептывала ему перевод, на что тот кивал, вдумчиво и улыбчиво. Справа сидела начальник отдела маркетинга, поигрывая ручкой из рекламной партии «Лавеума». Присутствовали еще несколько начальников разных офисных департаментов – сплошь высокомерные, мизантропичные дамы.

Напротив инквизиции сидели двое – Топик и Дашка. Их лиц я не видела, они находились на линии обороны, а я, как вошла, тихо пристроилась на галерке, в первый раз за известный период – без темных очков. В зале там-сям торчали знакомые головы. Все они имели какое-то отношение к прецеденту. Каждой голове задавали вопросы, и те отвечали, подняв за собой фигуру.

Кроме главы представительства единственным мужчиной здесь был Топик.

Вопросы задавала главный менеджер по персоналу. Разной значимости, но одинаковой неуютности, вопросы упорно укладывались в мозаичную картину рассматриваемого комиссией дела. По совокупности фактов прояснялась общая фабула, в принципе, для каждой из сторон неприглядная, но по мере детализации росла и неоднозначность, которая требовала точной интерпретации. Поскольку дыма без огня не бывает, виделось очевидным, что сейлз-директор компании имел с подчиненной из отдела маркетинга отношения, выходящие за пределы рабочих контактов. Однако можно ли их квалифицировать как интимные? А если да, кто явился инициатором? А если нет, чем объяснить два заявления, почти одновременно поступившие в отдел кадров? Попросту говоря, Дашка обвиняла Топика в домогательстве. Тот обвинял ее в клевете. Кто-то из них лгал. Это понятно. Как понятно и то, что проигравшему будет тут же предложено написать еще одно заявление – об увольнении по собственному желанию.

В конце концов, все сводилось к единственной точке, камню преткновения, гордиеву узлу, откуда уже следовали высокоэтичные оргвыводы. Все сводилось к свидетелю. Все сводилось ко мне.

И вот кадровичка задала главный вопрос. Все притихли. Я поднялась. Тело отсутствовало. Язык склеился с глоткой. Знакомые головы повернулись, наставили скабрезное любопытство, нацелили сочувствующие, мерзкие глазки.

– Нет… – выдавила я.

По залу пронесся тревожный шелест. Дамы в президиуме улыбчиво закивали.

– Вы уверены? – переспросила кадровичка.

– Да. То есть, в смысле, что нет.

– Так да или нет? Выражайтесь точнее. От вашего ответа зависит решение этической комиссии.

Они оглянулись. Одновременно. Дашка и Топик.

– Нет. Я не видела ничего. Ничего. Никакими фактами, доказывающими интимную связь, я не располагаю. Прошу меня извинить.

Что тут началось! Охи, ахи, выкрики, пререкания, глухие стоны, звонкий шлепет аплодисментов. Я не стала дожидаться развязки и пробкой выскочила из зала, дрожа и пылая в дурманящей лихорадке.

Дашка позвонила, когда я успела отъехать. Неслась в плотном потоке и не могла отвлекаться, чтоб в сумочке рыться. Но дело, конечно, не в этом. А она все звонила. Я чувствовала, это она. Разговора не избежать. Так лучше уж сразу. И лучше – по телефону.

– Прости, – сказала я в трубку.

– Ну, знаешь, подруга… Такой подляны от тебя я не ожидала.

– Прости… – повторила я, леденея. – Ничего личного. Только бизнес…

А на следующий день меня опять вызвал Топик. Во все тот же кабинет сейлз-директора. Я опять шла по коридору. В корпорации все было по-прежнему. Не считая отдела маркетинга, где один, знакомый мне стол, пустовал.

Постучалась, вошла. Топик полулежал в своем кресле, вполоборота к двери, отрешенно глядя в окно. Бросилось в глаза, что в его прическе, как всегда – волосик к волосику, серебрятся штришки неожиданной седины.

– Я всегда знал, что ты – лучший сотрудник, – произнес он в пространство.

– Нет задачи трудней, чем доказывать очевидное.

Топик искоса на меня взглянул.

– Надо сказать, у тебя получилось блестяще.

– Просто я всегда соблюдаю корпоративные правила.

Крутнувшись, он остановился напротив. Посмотрел долгим сощуренным взглядом. Усмехнулся. Выдвинул ящик стола и что-то шлепнул передо мной.

– Держи свой шанс. Два билета в Майями.

12

От судьбы не уйдешь. Я всегда это знала.

На симпозиуме Виктор появился только три раза. В первый день – регистрация, во второй – его доклад на пятнадцать минут, и в последний – закрытие. Остальные дни он валял дурака. На пару со мной. Гонки на катерах по протокам в мангровых зарослях. Сафари на джипах по просекам в дикой сельве. Посещение заповедника, шоу с аллигаторами. Прогулка на яхте к коралловым рифам, дайвинг.

К последнему дню мы устойчиво перешли на «ты».

Волей-неволей поглядывая на фигуру мужчины в легкомысленных шортах и майке туриста, я с удовольствием отмечала подтянутость, мускулистость, нехарактерные для персон его возраста. Похоже, Виктор относился к тем не сдающимся, что крутят педали по тропинкам городских парков. Или бегают трусцой. Или ходят в фитнес. Или от природы награждены конституцией, которую годы не могут взять на измор. В его облике был сдержанный эротизм зрелости. Я гнала эту мысль, но она, плутовка, покалывала. А возможно, дело не в этом, а в открытии, неожиданно мною сделанном, когда я заметила, как заискивающе нам улыбаются, заглядывая в глаза, все эти профессора и прочая шушера из отечественной делегации: нет большего эротизма, чем эротизм власти.

В последний вечер мы сбежали от всех. Недалеко от отеля был ресторан, устроенный прямо на пирсе. Гирлянды, фонарики, змейки колышущихся отражений. Сверкающее название «Miami Beach Fiesta». Когда мы всходили по дощатому настилу, Виктор усмехнулся и покачал головой. Его позабавила заглавная буква, размашистое красное «М» с лихим трезубцем на загнутом кверху конце.

Вопреки зазывному названию, посетителей было не много. Публика солидная, тихая. И главное – отсутствие наших. Думаю, разгадка таилась в ценах. Лобстеры, лангусты, карибская разновидность мидий, белое вино из категории недешевых. Виктор велел мне расслабиться: платит сегодня он.

Официант все картинно нам подал. Виктор опять усмехнулся.

– Буква «м» меня по жизни преследует. Бывшую жену звать Марина. Теперь, вот, Майями. Смотри-ка, на бейджиках официантов – та же самая «м»…

К букве «м» он вернулся еще раз, когда наши тарелки превратились в живописную свалку из панцирей изувеченных и съеденных морских тварей, а вторая бутылка «Шабли» приближалась к финалу. Он вдруг вспомнил о некоем массажном салоне, в который однажды его затащил приятель. У всех массажисток, чуть выше лобка, имелась татуировка, латинская буква «м» со стрелой. Фирменный знак, так сказать. Массажный салон оказался борделем.

– Ты воспользовался полным спектром услуг? – поперхнувшись, нашлась я.

– Да, – ответил он запросто. – Ты шокирована?

Я неопределенно пожала плечами, и он, как ни в чем ни бывало, добавил:

– Иногда мужчина и женщина случайно встречаются. При тех или иных обстоятельствах. В этом нет ничего противоестественного. Главное – не лгать самому себе.

За десертом я спросила его напрямик:

– Виктор, ты часто жене изменял?

– Жене? Никогда. Пока я был с ней, все мои возможности принадлежали исключительно ей. Абсолютная, тоталитарная монополия.

– Я имела в виду не «все возможности», а одну конкретную вещь.

– Ах, конкретную… – Он улыбнулся не без кривляния. – Та конкретная вещь, которую ты имеешь в виду, сама по себе не имеет смысла. Так же, как и не имеет смысла в этом контексте термин «измена». Измены не существует.