Мой милый плут - Элис Дункан

Ведь даже если им так безумно повезет, что все они найдут здесь постоянную работу… и никто не узнает о том, чем они занимались в прошлом…

А почему, собственно, нет? Кому придет в голову связать воедино появление в Розуэлле духового оркестра из Джорджии с двумя неудавшимися ограблениями в этих краях? Да мало ли их здесь случается, этих ограблений, – и удавшихся, между прочим! Пожалуй, никто до этого не додумается – во всяком случае, пока он, Чарли, не сунется грабить банк и не стащит рубины у леди Хьюлетт.

Впрочем, нет. Это тоже пустая надежда. Судьбы не избежать. Скоро кто-нибудь поумнее Фермина Смолла потянет за кончик ниточку, ведущую к попытке ограбления в Арлетте, и все закрутится – опознание, арест, суд…

Чарли обнаружил, что миссис Поль продолжает терпеливо ожидать ответа, с надеждой глядя ему в лицо. Боже, боже, ну почему все они всегда ждут от него ответа? А если у него нет ответа на их вопросы? В конце концов, кто он такой? Пророк? Маг? Да ничего подобного! Он – просто музыкант, играющий на корнете. И к тому же человек с криминальными наклонностями.

“Сказать миссис Поль всю правду? – мелькнуло в голове Чарли. Он посмотрел в ее глаза и решил: – Нет. Не поверит”.

– Видите ли, мэм, – осторожно начал он. – Я и сам не знаю, как долго еще мы здесь пробудем. Что же касается Хомера, то я… Я, пожалуй, готов давать ему уроки, пока мы остаемся в Розуэлле, а уж потом – не знаю.

Миссис Поль распрямила плечи, словно сбросила с них пудовый мешок с мукой.

– Ах, мистер Уайлд, благодарю вас. – Она схватила руку Чарли своей натруженной ладонью и пылко стиснула ее. Пожатие миссис Поль было крепким, совсем мужским. – Просто не знаю, чем вам смогу отплатить за вашу доброту!

– Не стоит благодарности, мэм, – пробормотал Чарли, освобождая свою руку и незаметно потирая ее. Тут он вспомнил нечто весьма важное и спросил: – Скажите, мэм, а у Хомера есть корнет? Дело в том, что у меня только один инструмент – тот, на котором играю я.

Миссис Поль еще раз промокнула глаза платочком и ответила:

– У нас есть корнет, мистер Уайлд, только старый, правда. Он остался еще от моего деда. Но, думаю, что для занятий сгодится.

– Будем надеяться, мэм, – ответил Чарли с некоторым сомнением.

– Благодарю вас, мистер Уайлд! Благодарю вас! Чарли испугался, что миссис Поль снова разрыдается, но на сей раз ей удалось сдержаться. Она только пару раз всхлипнула, а Чарли, в свою очередь, поспешил вернуться вместе с нею на задний двор к своим друзьям и собравшимся дамам.

11

Розуэллская литературная лига двинулась в обратный путь лишь в три часа пополудни, значительно позже обычного. Сколько же было сказано при этом восторженных слов в адрес оркестра, так блистательно дополнившего своей игрой прозу выдающегося писателя!

Эвстазия Топпинг, жена преподобного Топпинга, дошла даже до того, что заявила:

– Если бы каждому преступнику дать возможность послушать такую музыку, на всей земле не стало бы больше ни насилия, ни грабежей, ни убийств.

Одри было трудно понять логику миссис Топпинг, но она тем не менее охотно согласилась с нею. Она сказала даже, что сам мистер Диккенс, возможно, сделал бы финал своей книги более жизнерадостным, если бы ему посчастливилось побывать на концерте духового оркестра из Америка-Сити.

Миссис Топпинг немного подумала и согласилась с Одри.

Что же касается самих музыкантов, то все они, включая и Чарли Уайлда, предпочитали отмалчиваться. Не слишком-то они были сильны в литературе, чтобы вступать в такие дискуссии. Чарли, если его о чем-то спрашивали, старался свернуть на более знакомую ему тему и говорил о музыке. О том, например, что хотя все и считают самым гениальным композитором всех времен и народов Моцарта, но лично ему все-таки ближе Бетховен. Розуэллские леди слушали его с благоговением и только почтительно кивали головами.

У Одри даже голова закружилась. Теперь она точно знала, что Чарли – настоящий музыкальный гений. Одри так и заявила во всеуслышание, и Чарли надолго замолчал, удивленно приоткрыв рот.

И вот теперь Одри стояла на веранде, провожая отъезжающих гостей. Одна за другой леди скрывались в просторном экипаже, принадлежавшем миссис Топпинг. Айви была уже возле распахнутых ворот фермы и, когда экипаж наконец двинулся в путь, замахала на прощание большим белоснежным платком. О, это был не простой платок. Его подарила ей Одри на прошлое Рождество, вышив на нем фамильный герб Хьюлеттов. Айви очень дорожила этим подарком и доставала свой платок только в самых торжественных случаях. Впрочем, сегодня был именно такой случай.

А музыканты? Что ж, они занимались своим делом – допивали на веранде последнюю бутылочку вина.

Одри была в восторге. Сегодняшнее собрание литературной лиги стало грандиозным, невиданным событием в здешней захолустной жизни. Такого здесь не было много лет. Или десятилетий. А еще вернее – такого здесь не было просто никогда.

Сердце Одри ликующе билось в груди, все нервы ее были напряжены и взвинчены, а когда она бросала взгляд на Чарли, у нее от восторга начинала кружиться голова.

– Одри!!!

Дикий рев тетушки Айви вернул ее на землю, на грешную землю. Одри легко сбежала вниз и вприпрыжку кинулась к Айви, чтобы обнять ее за плечи.

– Ах, тетушка Айви! Такого еще не было никогда, правда? Никогда!

– Я знаю, Одри, знаю.

Они так и направились к дому – в обнимку, с блестящими от слез глазами. Так, не разнимая рук, они поднялись и на веранду, где их поджидал Чарли, глядевший на них со странной улыбкой.

Одри счастливо улыбнулась ему в ответ и сказала:

– Мистер Уайлд, ваш оркестр имел сегодня небывалый успех. Ваша игра была просто великолепна.

– Великолепна? – закричала Айви. – Это слабо сказано, моя дорогая. Она была божественна, вот что я скажу!

Одри слегка повела бровями. Ей редко доводилось видеть свою тетушку в таком состоянии. Как же она разволновалась – это тетушка-то Айви, которая столько раз говорила ей, как важно для настоящей леди всегда сохранять спокойствие! Неужели правила хорошего тона – это одно, а реальная жизнь – совершенно другое?

Впрочем, до этого ли сейчас?

Чарли улыбнулся еще раз, осушил до дна свой стаканчик и сказал:

– Благодарю вас, мэм. Нам всем очень приятно это слышать. Ведь для нас самое большое наслаждение в жизни – играть для зрителей. Особенно для тех, что понимают толк в хорошей музыке.

Музыканты дружно кивнули. Одри вдруг показалось, что все они выглядят слишком спокойными для такой волнующей минуты. Впрочем, может быть, так и должны вести себя настоящие музыканты – тихо переживать свой успех и принимать его как нечто само собой разумеющееся?