Мясник из Грин Лейк - Артур Лесневский

пустили всего раз. Рассказать Полу? Он скорее поверит, что Шейн некрофил. Дипло? Ему плевать. К Летсману я больше не заявлюсь. Во всем бюро – это может заинтересовать только одного человека.

– Утро, доктор.

– Агент Маккинли! Как командировка?

– Нормально. Что ты знаешь о заморозке?

– Все. – с гордостью ответил О`Райли. – А что интересует?

– Можно ли узнать, когда и где замораживали части тела?

– Когда – да. А вот где, не всегда.

– Головы, которые нашли у Лиама Маллоуна. Одна из них, должна быть заморожена раньше.

– В отчете ничего об этом не сказано. А части тела похоронили, вместе с телами.

– Все пять?

– Нет. Тело Датсона найдено не было. Еще одну голову никто не опознал. Мне тоже это было интересно, но мой предшественник отвратительно вел документацию. И как его перевели в Вашингтон? – доктор несколько раз сменился в лице. Он не любил загадок. Не любил быть в неведении.

– Его не переводили в Вашингтон. Это версия, чтобы не создавать паники. Он оказался некрофилом. И сейчас лежит в психиатрической больнице.

Не думал, что Мерфи можно удивить, но мне это удалось.

– То есть, мы можем с ним увидеться. У меня к нему много вопросов.

– У меня тоже. Только вот попасть туда нереально.

– Ошибаешься Ирвин. Попасть можно куда угодно.

Его уверенность напоминала мне Пенни. Мерфи из того же типа людей.

– И как?

– Исцеляющие знания. Это программа Вашингтонского университета. Они проводят лекции для душевнобольных. – Мерфи засуетился. Он убрал препараты, которыми занимался, и взялся за телефон. Он разговаривал в лаборантской, я не слышал, о чем, но судя по лицу, мы едем в дурдом. Не знаю, чего я ждал, но в клинику нас вез черный шевроле профессора Синистера. Пенни была права. Его машина была недавно в чистке.

Профессор Синистер был не доволен моей компанией, как и я его, но пытался сохранять такт.

– Агент Маккинли. Как продвигается расследование смерти моих коллег?

– Не знаю. Этим занимается отдел по борьбе с терроризмом.

– Надеюсь они найдут виновных.

– Как и я.

Мы прошли без труда. Синистер представил нас практикантами. Если Мерфи только недавно окончил учебу, я на студента точно не походил. Но это никого не смутило. Знакомый больничный запах, белые стены. Больные в колясках. Атмосфера больницы меня всегда угнетала. Но здесь было еще хуже. В нашем госпитале кипела жизнь. Другие агенты и полицейские с пневмониями или ранениями гоготали, раненые кричали, персонал шумел, гремел каталками, вел свои обыденные разговоры. Здесь же стояла гробовая звенящая тишина. Нас сопровождали санитары. Мимо кабинетов и палат. Мимо бледных больных с безразличными лицами.

– Простите. Не подскажите, где уборная? – спросил я.

– До конца коридора и налево.

– Мы будем вести занятия на втором этаже. Где обычно. Начнем без вас. – сказал мне Синистер. Они свернули к лестнице, я пошел прямо. Синистер сказал, что таких как Шейн держат на пятом. Почему он помогает мне? Я ведь подозреваю его. И даже не скрываю своей неприязни. Из-за Мерфи? Мог бы внушить ему, что от меня стоит держаться подальше. Профессору это под силу. Или влияние Мерфи на него сильнее? Что же ему от него нужно? Доступ в бюро?

Когда коридор опустел, я вышел из туалета. Перебежками по стенке добрался до лестницы. Я уже делал так в бюро, когда не хотел попадаться Кордону.

На пятом этаже были только палаты. С маленькими окошками в дверях. Мед сестра, не удивилась моему появлению. Более того, она пыталась меня игнорировать. Раз я прошел на входе и мне выдали одноразовый халат, значит я могу не прятаться. Либо, эта сестра просто относиться к работе так же, как большинство агентов у нас.

– Агент Маккинли. Как мне найти Дениса Шейна? – в третий раз повторил я и сестра оторвалась от журнала.

– Палата пятьсот тринадцать. Стойте.

Я резко остановился и замер. Сердце стучало у меня в ушах. Мне конец.

– Бахилы наденьте.

– Ах да. Конечно.

Я с облегчением выдохнул. Пот лился градом с лица, пока я корячился с бахилами.

Пятьсот одиннадцать, пятьсот двенадцать, пятьсот тринадцать.

Ключи от палат, висели на гвоздиках, возле самих палат.

– Какой-то бардак! – возмущался солдат Маккинли.

– А ты чего ожидал? Камеру из особо прочного стекла, смирительную рубашку и намордник? Он всего лишь трахнул труп! – ответил Мак.

Я снял ключ, вставил повернул. Четыре стены, окно с решеткой, койка, два стула. Унитаз и раковина, отгороженные стеной, но не дверью.

Шейн сидел на стуле, напротив пустой стены. Небрежно остриженные волосы. Застиранная пижама в светлую клетку.

– Доктор Шейн? – позвал я.

Шейн не отозвался. Я обошел его. Он смотрел в стену, слегка наклонив голову. Абсолютно безжизненный взгляд и полуоткрытый рот. Он повернулся ко мне, и снова вернулся к разглядыванию стены.

– Шейн! Денис! Это я. Ирвин. – я присел на корточки, напротив. – Ты слышишь меня?

Шейн снова посмотрел на меня, но ничего не ответил. Он медленно моргал.

Я оглядел палату. Пусто. Я набрал в ладошки ледяной воды и выплеснул Шейну в лицо. Он отреагировал не сразу. Вздрогнул. Принялся трясти на себе пижамную рубаху.

– Ты узнаешь меня? Денис? – я принялся хлестать его по щекам. Он как болванчик шатался на стуле и лишь через минуту начал закрываться.

– Агент Маккинли.

Он ответил, и я просто сел на пол возле его стула.

– Шейн. Я не верю ничему, в чем тебя обвиняли. Я вытащу тебя отсюда.

– Что б ты знал Ирвин. Я не некрофил. – ответил Шейн. Он был под мощными транквилизаторами, но все еще в уме. Он не сумасшедший. Просто я задал слишком много вопросов сразу.

– Что случилось? Как им удалось тебя засунуть сюда?

– Слушай внимательно, Ирвин, у тебя не травма головы. – ответил он долго. Мне казалось минут десять прошло.

– А что? – я одернул себя. Надо дать ему время.

– Препарат мне знаком. Начинаю токсикологическое сравнение. Это не героин и не пентатал натрия. Агент Джоанна Скотт. Прости Ирвин. Я не успел. Тридцать один год. Имитация самоубийства. На руках убитой следы пороха, слишком глубоко в порах, будто пистолет ей в руку вжимали. – Шейн повторял свой рабочий отчет, смотря сквозь меня. Бедный доктор Шейн. Ему хорошо прочистили мозги.

– Роберт Датсон. Сорок два года. Находился в розыске с двадцать пятого сентября. Голова отсечена острым предметом. Предположительно ножом, после смерти. Отсечение производилось слева направо. Отсекавший правша. На шее имеются следы ожога электричеством. Кровоподтеков мало. Кровь была спущена. Как в случаях с жертвами с мясником. Голова подвергалась глубокой заморозке. В морозильной камере или рефрижераторе. Это и способ отсечения отличает ее