Скитальцы - Марина и Сергей Дяченко

Тилли справилась с пуговицами, маленькая влажная ладошка залезла под Руалову рубашку… и встретилась там со свёртком, скрывавшим золотую спинку и изумрудные глаза.

— Ой, — пробормотала она удивлённо, — это чего?

Ильмарранен вздрогнул, как от удара. Рванулся и сел, прижимая свёрток к груди. Оттолкнул девчонкины руки:

— Не лезь. Не надо. Спать.

Сердце гулко колотилось у него в горле, а Тилли сидела перед ним голая, дрожащая, будто громом поражённая. Из круглых вишнёвых глаз двумя ручейками лились слёзы горькой обиды.

За всё утро она ни разу не посмотрела в его сторону.

Они шли дорогой, Руал глядел на оскорблённо вскинутый лохматый затылок и досадовал на себя, на Тилли, на судьбу, вздыхал и удивлялся глупости мироустройства.

Дорога тем временем оживала, путников то и дело обгоняли скрипучие телеги — впряжённые в них лошади бросали на пешеходов исполненные достоинства взгляды. В том же направлении тянулись медлительные воловьи упряжки, ковыляли какие-то нищие в лохмотьях, цепочкой топали слепцы с поводырём, размашисто шагали мастеровые с инструментом на плечах. Ильмарранен с девчонкой оказались затёртыми если не в толпе, то в весьма пёстрой компании. И перед всей этой разношёрстной братией вставал на дороге город.

Сначала показались верхушки башен, потом сами башни и стена из красноватого кирпича, а над этой зубчатой стеной — самые высокие флюгера. Флюгера вертелись, ловя жестяными боками солнечные лучи, и от этого казалось, что над городом средь бела дня горит фейерверк.

Тилли, поражённая зрелищем, забыла о своей обиде и, смягчившись, заговорила с Руалом:

— Ты смотри, а!

Толпа вокруг воодушевлённо загудела.

Руал приложил ладонь к глазам: подъёмный мост был опущен, вокруг него расхаживали офицеры стражи в пёстрых костюмах, в то время как рядовые стражники, вооружённые пиками, досматривали входящих в ворота и брали пошлину за въезд.

Ильмарранен заплатил два гроша — за себя и за безденежную Тилли.

Деревенщина истово вращала головами, проходя через арку ворот, массивных, разукрашенных, поражающих мощью и великолепием. Вылившись на площадь перед воротами, крестьяне терялись, нерешительно топтались в замешательстве и сразу же становились жертвой уличных мальчишек, которые, улюлюкая и бросаясь комьями земли, одновременно пытались утянуть с телег всё, что плохо лежало.

Руал взял Тилли за локоть и втащил в одну из боковых улочек — изломанную улицу-щель.

Здесь было относительно тихо; между вплотную подступавших друг к другу стен бились эхом шаги Руала и шлёпанье Тилли. Девчонка, задрав голову, бормотала удивлённо:

— Ну как в колодце сидишь…

Небо над улочкой было такое же узкое и изломанное, и каменные стены, казалось, углом сходились над головой.

Из окошка под самой крышей выглянула голова в чепце, скрылась, водопадом плеснули помои, звонко разбились о мостовую, обдали брызгами Ильмарранена и девчонку. Тилли подняла голову и разразилась сочной, колоритной бранью. Наверху хлопнуло окно.

Улочка вскоре свернула, пошла вдруг круто вверх и вывела путников на маленькую круглую площадь, посреди которой стояло каменное изваяние на невысоком постаменте. На голове изваяния, покрытой каменным же капюшоном, топтался угрюмый голубь. Руал провёл пальцем по вытесанным на постаменте буквам:

— «Священное привидение Лаш».

— Ты умеешь читать? — удивилась Тилли.

Площадь неспешно пересекли два степенных старца с такими же, как у священного привидения, капюшонами на головах. Девчонка проводила их глазами и задумчиво почесала нос.

Путники поблуждали немного по тёмным кривым переулкам, поглазели на красивую медную бороду — вывеску цирюльни, на жестяную стрекозу у входа в булочную и деревянный костыль, приколоченный к дверям костоправа. Потом им пришлось прижаться к стене, пропуская роскошный паланкин, несомый четырьмя ливрейными лакеями, важными, громко сопящими от натуги. Тилли снова раскрыла изумлённый рот.

Миновав украшенную медными завитушками арку, Ильмарранен и его спутница оказались на улице пошире и побогаче прочих. Прохожие презрительно сторонились, надменно косясь на высокого худого бродягу и босую девчонку в лохмотьях. Руал и Тилли приближались, по-видимому, к центру города.

Прошли тесной группкой полдесятка юношей в строгих чёрных одеяниях и треугольных шапочках, снабжённых короткой серебряной бахромой. Им вдогонку поспешил ещё один, со связкой книг под мышкой. Компания отчего-то развеселилась, опоздавшего хлопали по плечу, причём так радушно, что в конце концов сбили его шапочку на булыжную мостовую.

Компания удалялась, и Руал, ведомый неким неясным любопытством, двинулся следом. Заинтригованная Тилли тянулась за ним, как хвост.

Ребята, которые, конечно, были студентами, завели тем временем оживлённый спор, и отпускаемые ими учёные словечки вызывали в прохожих невольное уважение. Опоздавший, тот, что был со связкой книг, говорил громче и возбуждённее всех, и его шапочка то и дело соскальзывала с макушки. Руал ускорил шаг, Тилли топала следом.

Улица вылилась на площадь, на широкую мощёную площадь, окружённую добротными домами из красного кирпича. Над черепичными крышами высилась башня — островерхая, с изъеденными временем толстыми стенами, с частыми решётками в узких окнах. У входа в башню постукивали алебардами внушительного вида стражники.

Напротив башни помещалось ещё более примечательное строение — университет. С двух сторон от широкой мраморной лестницы замерли в величественных позах железная змея и деревянная обезьяна, символизирующие мудрость и стремление к познанию. Окна четырёх высоких этажей были расписаны замысловатыми символами и географическими контурами, а на круглом, ограждённом стальными прутьями балконе старый служитель орудовал тряпкой, смахивая пыль с человеческого скелета.

— Ах, ты! — сказала Тилли.

Здание городского суда тоже выходило фасадом на площадь, но смотреть на него было неприятно — мрачное и приземистое, оно имело перед входом круглую чёрную тумбу с маленькой символической виселицей, на которой болтался тряпичный казнённый. «Бойся закона!» — большими буквами было вычеканено на железных дверях суда. Руал и Тилли, не сговариваясь, обогнули эти двери по большой дуге.

Площадь оживала всё более и более, бойко шла торговля с лотков, галдела толпа, то и дело проезжали роскошные экипажи. Тилли уставилась на чёрного трубочиста, который с нарочитой грацией перебирался с одного черепичного склона на другой, и чуть было не налетела на неспешно прогуливающийся патруль. Офицер в красном с белыми полосками мундире нахмурил было коротко подстриженные брови, но, на счастье, его внимание было отвлечено внезапным шумом на площади.