Омут (СИ) - "novel2002"

Ближе к концу рабочего дня, когда все важные деловые вопросы были решены и заняться, по большому счету, было нечем, Егор неожиданно вспомнил, что раньше в это время он обычно звонил Максиму и договаривался с ним о встрече, чтобы сразу после работы поехать в Клуб и провести приятный вечер в его стенах. Там он мог полноценно отдохнуть: вкусно поужинать в ресторане, поболеть за гладиаторов на Арене и сделать несколько ставок в казино, поглядеть на представления Зеленого и Алого залов или же за непринужденной беседой уютно посидеть с бокалом в руках в кабинете Максима. Погрузившись в воспоминания об этом привычном для него времяпрепровождении, Егор понял, что немного скучает по этим вечерам. Скучает по интересным обсуждениям и азартным спорами, по насмешливости и лукавству, которыми были пронизаны беседы, по тому особому, пусть и не полному, но доверию, которое было до недавнего времени между ним и Максимом.

- Этот идиот совсем сбрендил, что ли, раз решил провернуть со мной такой мерзкий трюк? – сквозь зубы с досадой процедил Егор, складывая бумаги в сейф. – Ну, чего ему не хватало, что он начал так себя вести? Что я сделал такого, чего не делал раньше, и он вдруг так из-за этого взбеленился?

Причина столь резких перемен была пока неясна, и Егору было обидно за такое отношение. Он чувствовал себя преданным, и это не пойми откуда взявшееся чувство раздражало его, ведь никаких клятв верности Максим ему не давал и не собирался давать, даже наоборот, всегда демонстративно показывал, что ищет лишь выгоду в их «дружбе» и за услуги Клуба драл с Егора денег не меньше, чем с остальных своих клиентов.

Да Егор принципиально отказался делиться с ним разработками по ветрогенераторам, но ведь он всегда отказывался раскрывать Максиму особо удачные идеи. А пару раз - было дело - по собственной инициативе подсказывал тому, как выпутаться из той или иной неприятной ситуации. И вот какова оказалась награда за его бескорыстие.

Стоило признать, что долгие годы Мальцев был для Егора очень удобным конкурентом. Он не был настолько жаден, чтобы грести под себя все подряд, как делали это некоторые допавшиеся до бизнесовой кормушки деятели. У него присутствовало своеобразное понятие благородства и чести, что в современном предпринимательском мире вообще было редкостью. Из-за всего этого буквально с первой же их встречи Егор считал Максима достойным соперником и часто прощал ему то, что никогда не простил бы другим. Но теперь, похоже, та стабильность в деловых и личных отношениях, которой они смогли достичь, оказалась под угрозой, и это обстоятельство вызывало у него сильнейшую досаду.

Своей подковерной игрой Максим разрушал их общий упорядоченный мир, и Егор начал отчетливо понимать, что дело не только в Мастере, которого однозначно надо было вытащить из Клуба. Прежде всего ему стоило выяснить саму причину этой скрытой войны и попытаться хоть как-то исправить положение. Вернуть прежний - такой удобный - порядок вещей.

Продолжая раздумывать над всем этим, хмурый Егор собрался, попрощался с Крайтом и поехал в оперный театр. По пути созвонился с герром Зойнером и договорился встретиться непосредственно в выделенной им ложе. Заехал в цветочный магазин и купил большой букет роз, а на входе в фойе театра передал его одному из сотрудников, чтобы тот в свою очередь одарил этим букетом Виолетту прямо на сцене во время оваций. Ви обожала, когда ей оказывали такое явное внимание, и очень любила демонстрировать его всем окружающим.

В гардеробе Егор сбросил пальто на руки пожилой гардеробщице, прошел сквозь толпу зрителей, которые – прежде чем войти в зрительный зал - с интересом осматривали богатый интерьер театра, поднялся по лестнице на уровень бельэтажа и открыл знакомую до малейшей потертости на латунной ручке дверь. Переступил порог и остановился.

Эту ложу они с Максимом занимали уже который год. В ней было четыре стула для зрителей, два из которых обычно убирали во время их посещения, оставляя лишь те стулья, что стояли в первом ряду у самого края балкона. Тяжелые бархатные занавеси всегда были раздернуты так, чтобы зрители, сидящие в ложе, видели зал и сцену, но сами оставались скрытыми от любопытных глаз театральной публики.

Егор в некотором замешательстве смотрел на два пустых оббитых бордовым бархатом стула.

Когда-то давно, по ощущениям Егора - в прошлой жизни, Максим чуть ли не со скандалом забил себе место в дальнем от сцены углу ложи. Ему нравилось сидеть боком к залу, игнорируя при этом остальных зрителей, и он всегда стремился занять именно это место. Говорил, что так ему лучше видно и удобно полностью отдаваться музыке и игре актеров.

Равнодушному к своему местоположению во время спектакля Егору приходилось садиться на оставшееся свободное место и на протяжении всего спектакля изредка чувствовать виском и скулой долгие внимательные взгляды. Часто они напрягали и отвлекали его от действия, разворачивающегося на сцене, но несмотря на это, он еще ни разу не посещал оперный театр без Максима. Тот был большим любителем классики, и в основном именно он выступал инициатором таких культпоходов. За годы их совместных погружений в сказочный мир оперы Егор привык к назойливому вниманию конкурента, перестал спорить насчет того, кому какое место достанется, и со временем стал получать неподдельное удовольствие от того, что ему было с кем обсудить тот или иной интересный момент в спектакле.

Этим вечером он впервые пришел в театр без Максима и, следовательно, мог располагаться так, как ему заблагорассудится. У него не было необходимости напрягаться и спорить из-за ерунды, выискивать в голове колкие словечки и составлять их в искрометные ироничные фразы. Не было необходимости держать на лице бесстрастную маску глубокого пофигизма, а в душе при этом искренне потешаться над хмурой рожей обидчивого Максима. Без всего этого сопутствующего их походы развлекалова предстоящее культурное событие почему-то сразу виделось каким-то слишком обыденным и даже скучным. И из-за этого Егор тоже начинал злиться на Максима, потому что получалось, что этот мерзавец походя умудрился испоганить даже такую привычную вещь, как просмотр спектакля и тем самым опять же выбил Егора из его хорошо накатанной жизненной колеи.

Чтобы задавить нарождающееся раздражение на корню, Егор с некоторым злорадством и странным опасливым предвкушением – таким, будто он собирался нарушить вековое табу - приблизился к стульям. Поддержал морально злорадство, насмешливо фыркнул на боязливое предвкушение и, поколебавшись, уселся на место Максима. Расслаблено откинулся на спинку, закинул ногу на ногу и положил локоть на обтянутое потертым бархатом перильце балкона. В общем, принял именно ту вальяжную позу, какую всегда принимал перед спектаклем Максим.

Сцена была перед ним, как на ладони. Впрочем, с его обычного места она просматривалась не хуже. Егор решил для разнообразия остаться на этом стуле, а на свой посадить герра Зойнера. Он покрутил головой, с любопытством поглядывая на собирающихся в оркестровой яме музыкантов, понаблюдал за рассаживающимися в партере зрителями и снова повернулся лицом к сцене. Бросил взгляд на пустой стул, который был как раз по курсу, нахмурился и сердито побарабанил пальцами по перильцу. Этот стул сильно бросался в глаза своей пустотой и тоже начинал подспудно раздражать.

- В чем тут удобство? – проворчал Егор. – Если я там сижу, я же, наверно, треть сцены ему загораживаю.

Скрипнула дверь. В ложу вошел герр Зойнер, обряженный в смокинг и сияющий счастливыми глазами. Егор сразу же забыл о своих глупых мыслях и неконструктивном раздражении. Любезно улыбнулся гостю, поздоровался и пригласил его присесть рядом. Австрияк уселся, распространяя вокруг себя густой, немного сладковатый, на вкус Егора, запах парфюма. Они наскоро обговорили некоторые светские темы, такие, как погода и котировки акций на фондовых биржах. Когда слепящий свет многоярусной хрустальной люстры начал медленно угасать, они уже успели наговориться и готовы были восторженно внимать оперному пению и музыке.