В тени престола. Компиляция 1-12 книга (СИ) - Бушмин Виктор

Мишель кивнул:

– Вот, сир, вам и первый кандидат… – советник немного помялся, потом, бросив быстрый и осторожный взгляд на короля, произнес. – Не мешало бы его, к вящей пользе, произвести в рыцари, что ли…

Филипп покосился на Мишеля де Немура. В его взгляде промелькнули сомнения:

– Мишель, а тебе не кажется, что доверить простолюдину и сыну моего раба такую, мягко говоря, «деликатную» миссию как-то… – король замялся, подбирая нудные слова, – неудобно и неприлично для короля Франции. Все-таки, простолюдин… – Мишель понял, что его слова пролетели мимо ушей Филиппа.

– Отнюдь, сир! Этот раб, как вы изволили назвать парня, весьма преданный и надежный слуга вашего принца. Это он и доказал на поле битвы возле замка мессира де Фонтенэ! Пока… он раб, но, если постарается и докажет свое благородство, которое может быть ниспослано ему свыше, или, в подтверждение воли провидения, вручено ему прикосновением монаршего меча, тогда – совсем иное дело!

Филипп задумался. Лоб его покрылся морщинами раздумий, было видно, что сомнения терзали его:

– Но, Мишель, довериться простолюдину?.. Боюсь, что он нас, вернее сказать, может сболтнуть потом лишнего. Тебе не кажется? И, скажи мне на милость, кто должен его произвести в рыцари? Мой сын, который сам только-только примерил пояс и шпоры? Или я – король Франции? Я не представляю даже, что начнут судачить в соседних землях! Король дошел по «ручки»! Он производит в благородных людей всякое отребье! Не кажется ли тебе это, Мишель?..

– Не кажется, сир. А, если и станут говорить, кто поверит словам каких-то обиженных сеньоров!.. Мало ли, что взбредет в голову или померещится посторонним! А, вот Годфруа Рыжий-Леви, между прочим, умеет хранить язык за зубами. А, уж то, как он относится к принцу, любит и охраняет его…. К тому же, сир, вы можете проверить его верность, преданность и храбрость лично. В конце концов, возьмите его с собой, присмотритесь к нему, подумайте…

– Отлично! Так я и сделаю. Возьму Годфруа Леви с собой в богомолье по местам Фландрии и Эно. Там, в дороге, и присмотрюсь…. Теперь, давай о следующих кандидатах…

Мишель задумчиво почесал подбородок, поднял голову, что-то рассматривая на небе, потом ответил:

– Рыцарь де Фиенн. Он проявил недюжинную выдержку и храбрость в отряде принца. К тому же, он из благородной семьи и, также как и Годфруа, привязан к Людовику. Правда, он уж больно идеализирован на старинных преданиях о рыцарской чести и этике. Так, прямо, и сыпет фразами из «Песни о Роланде». Ну, да ничего, он вполне сгодится… – де Немур вздохнул и добавил, – на первое время, пока не найдем лучше. Его вы тоже можете взять с собой…

Филипп кивнул, соглашаясь с Мишелем де Немуром:

– Отлично. Так и сделаем…

XIII глава. Посвящение в рыцари

Париж. Конец марта 1099 года.

С уходом орд крестоносцев на восток и разгромом армии короля Англии в графстве Вексен, отошедшем теперь в пользу короны, король Филипп, казалось, немного заскучал.

Руки у него были развязаны, и он решил уделить больше времени наведению порядка в своем родовом домене, попутно изобразив свое раскаяние и трепетное отношение к вопросам религии.

Видимо так уж повелось, что под старость лет, ближе к смерти, каждый человек начинает задумываться о своей душе. Он вдруг начинает понимать, что жизнь близится к логическому завершению, богатства и власть в могилу не заберешь, груз грехов все сильнее давит на сердце, делая утреннее пробуждение все труднее и тяжелее, а сон все чутче и беспокойнее.

Последние три года король Филипп мучился почками. От своего верного вассала, наместника Фландрии Шарля, он узнал, что в провинции Эно, что на стыке Фландрии и германских княжеств, раньше проживал и целительствовал святой Дрюон. Даже сейчас, по свидетельствам монахов, на его могиле совершались чудеса исцеления больных, страдающих от болезней почек.

Филипп засобирался в дорогу весной 1099 года, решив по ходу устроить смотры гарнизонов приграничных крепостей, поддержать морально графа Ренара де Дампьерр, у которого была старая, в течение нескольких поколений, война с семьей де Авен из-за спорных земель в Бельгии.

Да и после отъезда его брата, неугомонного Гуго, надо было приструнить несколько расслабившееся дворянство графства Вермандуа, что на границе с Фландрией, Бельгией и Германией. Филипп ценил стратегическое положение этого графства, играющего роль пограничной марки, отделяющей север Франции от всяческих неугомонных соседей.

Принц Людовик возмужал, окреп и раздался в плечах, что с учетом его высокого роста и широкой кости, наследства русских предков, дало позднее прозвище Толстого. Он разгибал подковы руками, на одном из турниров в Шампани, приуроченных к отъезду рыцарей в крестовый поход, так хватил турнирной палицей по шлему молодого Робера Бургундского, что у того с тех пор пошли сильные головные боли, потери сознания. У невезучего Робера проявилась такая религиозная одержимость, что его несчастный отец Оттон Бургундский еле успел вытащить сына с готовящегося пострига в монахи.

«Молодец сынок, не успел начать царствовать, а от одного из врагов уже избавился!» – улыбнулся про себя король, услышав о такой воинственной «прыти» его сына.

Филипп прекрасно помнил беседу, которая состоялась у него с Мишелем де Немуром. Он твердо решился изображать из себя страстного богомольца, потому что только таким образом он смог проверить и ближе узнать кандидатов для покушения на жизнь короля Англии.

В дорогу король собрался на удивление быстро, правда все время сборов он непрерывно ворчал на нерасторопных слуг и конюхов. Потом, попросил сына выделить ему в сопровождение сотню конных арбалетчиков. Людовик с радостью согласился. Отец на малом королевском совете назначил сына хранителем большой королевской казны и главной печати, то есть формально передал принцу все рычаги власти.

– Дай-ка мне в провожатые своего рыжего бесенка, – попросил Филипп у Людовика, – его истории и анекдоты будут веселить меня в пути. А, почему ты его до сих пор не произвел в рыцари?..

– Государь, отец мой. Годфруа из семьи простолюдинов, хотя и свободных. Его предки издревле служили верой и правдой нашим предкам, когда они еще были герцогами Франции. Обидно, что он не воин, посему необходимо решение большого королевского совета или королевский именной указ, но причины должны быть настолько вескими, чтобы ни один из магнатов не смог сказать поперек ни одного слова.

– Да-да, конечно сынок. Я и запамятовал, что кутюмы нашего королевства очень строго относятся к процедуре введения в рыцарство простолюдинов. – Сказал король и через шесть часов отправился в путь. Он удивился осведомленности своего сына в тонкостях знаний древних кутюмов, но ничего не сказал, подумав, что это, возможно, успел проговориться Мишель де Немур, оповестивший принца о имеющихся интересах к Годфруа.

Ехать решили на лошадях, а для удобства ночного отдыха и в случае непогоды взяли с собой походный дормез короля, достаточно легкий, но укрепленный железом от стрел и копий. Выехали без рыцарей сопровождения, коих король распустил по домам повидаться с родными. Это был простой частный вояж и официоз был просто излишен.

Годфруа Леви, мессир Жан де Фиенн, да сотня вышколенных, прекрасно экипированных конных стрелков – арбалетчиков, вооруженных не хуже любого рыцаря того времени, – что еще нужно?

Командиром сотни был Жан де Фиенн, третий сын старого рода дворян из Арденнских гор.

Отец его принимал участие в походе с Гильомом Завоевателем на Англию, за что получил из рук герцога приличный надел и замок в Мерсии, который в качестве пожизненного лена передал своему среднему сыну Вульфу. Младшему же Жану, отец выдал немного денег, коня, старомодные латы, оруженосца, благословил, поцеловал и отправил искать счастья. Жан пошел служить к королю Франции, так как его благородная натура противилась разбоям и ночным погромам в составе какой-нибудь шайки рыцарей-разбойников. К двадцати пяти годам он имел уже неплохую должность, принял участие в нескольких походах короля в Бретань и к германской границе, был посвящен в рыцари самим королем, купил домик возле Большого Моста в Париже. Он был строен, светловолос, немногословен и храбр в бою, на него начинали уже поглядывать женщины своим особенным взглядом, полным огня, но от которого он, пока, несколько смущался и робел.