МРНЫ (почти правдивая история) - Дина Валерьевна Крупская

не собачьи ли хвосты?

Ёшка

Меня сразу укачало. Мгновенно. Я лежала на брюхе, открыв рот и тяжело дыша, а неведомая сила подкидывала меня и роняла, подкидывала и роняла. Даже рассказывать тошно. Я видела сквозь нее, но выбраться не могла, она была из непонятного прозрачного материала, твердого, как камень.

— Хама! Хама! — кричали собаки. Хама по-китайски «жаба».

Позади мелькал огонек Масиного хвоста, потом исчез, снова замелькал, гораздо дальше. Его обогнали собаки. Почему они за мной бежали? Мало у них тут, видать, развлечений.

Поглотившая меня субстанция вдруг остановилась. Мы достигли вершины холма, и собаки нас нагнали. Вот первый пес — покрупнее прочих — выбежал вперед, остальные лаяли, припадая на передние лапы, что на собачьем языке тела означает «Стоять! Не двигаться!». Первый крикнул:

— Выпусти ее! Фу!

Постойте-ка. Кажется, я зря плохо о них думала. Обращался-то он не ко мне, а к моей похитительнице.

Жаба булькнула чревом что-то нечленораздельное, и меня подкинуло вверх.

— Оставь ее! — рычал пес.

— Нет! — гаркнула жаба, едва не выплюнув меня. Когда она говорила, воздух из живота поднимался к защечным мешкам. В следующий раз надо попытаться выскочить.

Собаки ослабили рычание и зыркали друг на друга. Видать, боялись разозлить ее, чтобы не сделать хуже.

— Ты в своем праве, — сказал вожак. — Ты богиня. Но кошку мы не отдадим. К тому же она здесь в гостях, иностранная. Не позорь нас.

Но жаба больше не собиралась вступать в диалог, молчала, только побулькивала, плотно сжав челюсти. И поглядывала вдаль — туда, где из-за гор показался на темнеющем небе край огромной луны.

И тут из-за бугорка, едва не налетев на лохматых переговор­щиков, заполошно выскочил Мася. Мякнул, встопорщился, попятился… Но собаки не обратили на него внимания. Было заметно, как медленно, но верно до него доходит, что они гнались не за ним, а за жабой.

— Плюнь! Плюнь! Плюнь! — назойливо порыкивали жабе собаки.

— Обмен, — вдруг коротко булькнуло чудище. Я загляделась на кота, прозевала момент и снова не выпрыгнула вместе с пузы­рем воздуха, поднятого жабой ко рту.

— Поймай для нее кого-нибудь в обмен! Только не лягушку, — мысленно приказала я коту.

Взгляд у него стал осмысленным. Он огляделся, припал носом к взрыхленной земле и пополз на охоту, задрав зад. Клоун. Если бы ситуация не была такой серьезной, если бы мы все могли рассмеяться, то жаба просто лопнула бы. Я слышала краем уха, как Витя читал подобную легенду Маше. Лягушки не выносят смеха.

Увы, жаба на него не смотрела. Ее внимание было приковано к луне.

Собаки мысленно советовались, как поступить, но я не могла подключиться к их волне. Значит, не только мы с Масей владеем телепатией. Вот что-то решили, и одна из них, маленькая, ростом с половину болонки, внезапно припустила вниз по холму в сторону деревни, рассекая мордой траву и поднимая брызги на залитых под рассаду участках. Спустя несколько минут я услышала приближающийся звук: она возвращалась. Возвращалась не одна.

Она ворвалась в круг вместе с полосатой кошкой, костлявой, местами совсем облысевшей, на вид очень старой.

Кошка по-королевски повела худосочным хвостом и дернула шкурой, стряхивая попавшие на спину капли. Она смотрела прямо на меня, не на жабу. Я почувствовала стыд за то, что сглупила, не заметив опасность, что сама не справилась, что позволила уволочь себя таким постыдным способом и теперь из-за меня целый переполох. Мысленно попросила старушку помочь, если она знает как.

Она с достоинством перевела взгляд выше, туда, где следили за восходящей луной выпученные жабьи глазищи. Я думала, последует страшная угроза, но вместо этого полосатая прикрыла веки и замурлыкала:

— Мы почитаем и приветствуем Тебя в наших краях, богиня луны Чан Э (Миф о Чан Э можно найти в «Википедии» и других источниках). Как Твое драгоценное здоровье, как здоровье Лунного зайца Юэ Ту? Как дела у Твоего мужа Хоу И, отважного бога войны, которого ты тайком навестила сегодня?

Я ничего не поняла, но почувствовала в уважительных на первый взгляд словах кошки какой-то хитрый подвох. Может, дело было в слове «тайком»? Может, Лунной жабе запрещалось посещать Землю?

У трехлапой и впрямь изменился настрой, ее уверенность в своих правах как будто дала слабину, и прочное тело начало терять плотность.

— Прошу тебя, еще немного поговори, чтобы она совсем растаяла! — мысленно обратилась я к мудрой кошке.

Но в эту секунду перед собравшимися выступил Мася, высоко поднимая волосатые лапы, чтобы поменьше запачкаться. В зубах он держал что-то насекомое, худое, несуразное, с длинными помятыми крыльями, однако глядел с такой немыслимой гордостью, будто приволок по меньшей мере пятнистого оленя. Насекомое отчаянно елозило по его морде растопыренными коленчатыми ногами-палками. Рыжий щурился, морщился, но хвост был вздернут вертикально, рассыпаясь вверху роскошным фонтанчиком светлой шерсти. Он выплюнул уродца и обратился к полосатой, ожидая похвалы:

— Я кого-то добыл. Сам!

С такой торжественностью, наверное, глашатаи читали подданным королевский указ со стен средневекового замка.

— Вернее, спас, — скромно потупился он. — Ему собирались откусить голову.

Собаки забыли рычать. Кошка от недоумения села в грязь. Существо, покачиваясь, встало на четыре шатких ноги, подняв две передних кверху. Наверное, благодарило за чудесное спасение. Или хотело задушить кое-кого.

— Это богомол, — сказала полосатая. — Он готовился продлить род, а ты помешал процессу.

— Если я и помешал, то смертной казни, а не процессу продления рода.

— У богомолов все сложно, — вмешался квадратноголовый пес, смущенно вильнув хвостом.

— Вообще-то, — вступил другой, побольше и помохнатей, который бежал первым, — коли он богомол, то ему положено молиться, а не род продлять.

Местные задумались, глядя на существо. Оно отчаянно крутило маленькой треугольной головкой, наблюдая, как обсуждают его жизненное предназначение. И тут я подала голос:

— Народ, вы тут собрались, чтобы решать мою судьбу, а не его.

— Твою и решаем, — спокойно произнесла полосатая. Конечно, чего ей волноваться. Это не она застряла в жабе.

Богомол перевел взгляд на меня и наконец заметил почти невидимую богиню Чан Э. Он оторопел, если насекомым вообще ведомы такие сильные чувства. Его передние лапы замерли в молитвенном экстазе, а глазки по краям треугольной головы еще больше разъехались в стороны.

— Он готов был принести себя в жертву особе женского пола, — протявкала маленькая собачка, та, что бегала в деревню звать кошку. В голосе ее мелькнула зависть, и она со значением зыркнула на квадратноголового.

— Значит, тем более не будет против принести себя в жертву богине, — говорю я. — Правда, уважаемый?

Богомол не реагировал — то ли не понимал, то ли впал в глубокий транс. Зато среагировала жаба. Она открыла рот и высунула ооооочень длиииинный язык, который был, оказывается, свернут трубочкой внутри ее головы, а начинался от самого нутра. И тут уж я не упустила шанс и побежала по этому скользкому языку, как по мосту, — к спасению, на волю! Еле успела соскочить — липкое полотно тут же свернулось, унося внутрь богомола. Попав на землю, я рванула вниз по склону со всех лап, хвостов, ушей и всего прочего, что нашлось в моем арсенале. Отбежав подальше, спряталась за кочку и оглянулась.

Все смотрели вверх. Жаба, едва различимая, поднималась к небу. На фоне огромной круглой луны был хорошо заметен не изменивший позы богомол, который занял мое место. Думаю, он был счастлив.

Большой компанией, совершенно не боясь дружелюбных собак, мы спускались по тропе к деревне, где зажглись окна и два фонаря — в начале и в конце единственной улочки. Полосатая шла впереди бок о бок с крупным псом. Я спросила полболонки, почему такая хилая кошка пользуется у своры собак таким уважением.

— Она тут самая старая. У нас уважают возраст и мудрость. А у вас?

— Нет, у нас уважают