Ветер сквозь замочную скважину - Стивен Кинг

– Спасибо, сэй, – прошептал Тим.

Через час после заката – а может быть, и через два, Тим давно потерял чувство времени – к завываниям ветра присоединился жуткий, пронзительный скрежет. Тигр открыл глаза. Тим осторожно приподнял краешек простыни и выглянул наружу. Башня над Доганом начала изгибаться под ветром. Тим смотрел как зачарованный: вот изгиб превратился в крен, а затем, в какой-то неуловимый для глаза миг, башня распалась на части. Еще секунду назад она стояла на месте, а уже в следующее мгновение разлетелась стрелами металлических балок и стальных прутьев, подхваченных бурей и брошенных на огромную пустошь, которая буквально пару часов назад была лесом железных деревьев.

Теперь очередь Догана, подумал Тим. Но Доган устоял.

Доган остался на том же месте, где стоял уже тысячу лет.

Тим на всю жизнь запомнил ту ночь, такую невообразимо странную, что он ни разу не смог описать ее словами… или вспомнить в разумной последовательности, как мы вспоминаем обычные события в повседневной жизни. Полное понимание возвращалось лишь в сновидениях, а стыловей снился ему до конца жизни. Но не в кошмарах. Это были хорошие сны. Сны о безопасности.

Под простыней было тепло, и жар, исходящий от спящего тигра, нагревал воздух еще сильнее. Один раз Тим выглянул наружу и увидел миллиарды звезд, рассыпанных по небосводу, – больше, чем мальчик видел за всю свою жизнь. Как будто буря пробила в небе множество мелких дырочек, превратив его в решето. И теперь сквозь эти дырочки проглядывала сверкающая тайна творения во всей своей первозданной красоте. Возможно, подобное зрелище не предназначено для человеческих глаз, но Тим был уверен, что ему дали особое разрешение это увидеть, потому что он находился сейчас под волшебным покровом, а рядом с ним лежало существо, которое даже самые легковерные жители Древесной деревни посчитали бы сказочным вымыслом.

Тим смотрел на звездное небо со странной смесью благоговейного страха и глубокой, всеохватывающей безмятежности, какую испытывал в раннем детстве, когда просыпался посреди ночи и ему было так хорошо и уютно под теплым одеялом, в своей постели, где он лежал в полусне и слушал, как ветер за окном поет свою одинокую песню о других странах и других жизнях.

Время – это замочная скважина, думал Тим, глядя на звезды. Да, наверное, так и есть. Иногда мы нагибаемся и заглядываем в эту скважину. И ветер, который мы чувствуем у себя на лице – ветер, дующий сквозь замочную скважину, – это дыхание живой вселенной.

Ветер ревел в пустом небе, мороз крепчал, но Тиму Россу было тепло и уютно. И тигр, спящий рядом, больше его не пугал. А потом мальчик тоже заснул. Его сон был глубоким и крепким, безо всяких тревожащих сновидений. Засыпая, Тим чувствовал себя очень маленьким. Ветер подхватил его и пронес сквозь замочную скважину времени. Прочь от края Большого каньона, над Бескрайним лесом и Фагонардом, над Тропой железных деревьев, мимо Древесной деревни – с высоты летящего ветра она казалась не более чем храб-рым крошечным скоплением огоньков – и дальше, дальше, к самым дальним пределам Срединного мира, где стояла огромная черная Башня, вонзаясь верхушкой в небо.

Когда-нибудь я приду к ней! Когда-нибудь я приду!

С этой мыслью Тим провалился в сон.

* * *

Утром пронзительный свист ветра слегка поутих и превратился в глухой ровный гул. Тиму ужасно хотелось сходить в туалет, мочевой пузырь был переполнен. Мальчик откинул край простыни и выбрался наружу – на голую землю, с которой буря сдула всю почву, обнажив пласт горных пород. Тим поднялся на ноги и побежал за Доган. Дыхание вырывалось у него изо рта белыми облачками пара, которые тут же сносило ветром. С той стороны Догана ветра не было, но все равно было холодно, очень холодно. Моча буквально дымилась, и к тому времени, когда Тим закончил свои дела, лужица на земле уже начала замерзать.

Он поспешил обратно, борясь с ветром за каждый шаг и дрожа мелкой дрожью. Когда он нырнул под волшебную простыню, в благословенное тепло, у него уже зуб на зуб не попадал. Тим обнял спящего тигра и прижался к нему всем телом, даже не думая о том, что он делает, и испугался всего на мгновение – когда тигр открыл глаза и разинул пасть. Из пасти высунулся язык, длинный, как коврик у двери, и розовый, как роза Новой Земли. А потом тигр лизнул Тима в щеку, и мальчик поежился, но не от страха, а от воспоминаний: как по утрам папа обнимал его и терся щекой о его щеку, прежде чем наполнить таз горячей водой и побриться начисто. Большой Росс говорил, что не будет отращивать бороду, как у его напарника. Говорил, что ему не идет борода.

Тигр опустил голову и принялся обнюхивать ворот рубашки Тима. Тот рассмеялся – усы щекотали шею. А потом вспомнил о двух оставшихся бутербродах.

– Я с тобой поделюсь, – сказал он. – Хотя мы с тобой знаем, что ты мог бы забрать сразу оба, если бы захотел.

Он достал из-за пазухи бутерброды и дал один тигру. Тому это было на один укус, однако тигр довольствовался и такой малостью. Он спокойно смотрел, как Тим ест второй бутерброд. Мальчик постарался съесть его как можно быстрее – на случай если сэй Тигр вдруг передумает. Потом он натянул на голову простыню и снова заснул.

Во второй раз Тим проснулся, наверное, ближе к полудню. Ветер был уже не таким сильным. Мальчик высунул голову наружу и понял, что стало чуть-чуть теплее. И все-таки Тим был уверен, что ложное лето, которому не доверяла – и правильно не доверяла – вдова Смэк, закончилось уже навсегда. Как и последние запасы еды.

– А что ты тут ел? – спросил Тим у тигра, и у него сразу возник еще один вопрос, напрямую вытекавший из первого. – И сколько времени ты сидел в клетке?

Тигр поднялся, сделал несколько шагов в сторону клетки, остановился и потянулся: сначала вытянул одну заднюю лапу, потом другую. Двинулся дальше, дошел до самого края обрыва и сделал там свои дела. Закончив, тигр обнюхал прутья своей прежней тюрьмы, но тут же утратил к ней интерес и вернулся к Тиму, который лежал, приподнявшись на локте, и внимательно за ним наблюдал.

Тигр посмотрел на Тима – как тому показалось, печально, – наклонил голову и сдвинул носом волшебную простыню, укрывшую их обоих от стыловея. Под ней лежала металлическая коробка. Тим не помнил, чтобы он брал коробку с собой в укрытие. Но похоже, что все-таки взял. Если бы она осталась у двери, ее бы точно унесло бурей. Увидев коробку, Тим вспомнил про перо и схватился за пояс. Перо было на месте. Мальчик взял его в руки и внимательно рассмотрел, проводя пальцами по упругому краешку. Перо было похоже на соколиное… только в два раза больше. И Тим ни разу не видел белого сокола, если такие вообще бывают.

– Оно орлиное, да? – спросил он. – Видит Ган, оно точно орлиное!

Тигр не проявлял вообще никакого интереса к перу, хотя вчера вечером позаботился о том, чтобы его не унесло ветром. Он опустил голову, носом подтолкнул коробку к Тиму и посмотрел на него.

Мальчик открыл коробку. Внутри остался только маленький коричневый флакончик, похожий на пузырек с каким-то лекарственным снадобьем. Тим вынул его из коробки и тут же почувствовал легкое покалывание в пальцах, как это было, когда он водил над жестяным ведром волшебной палочкой, оставленной сборщиком налогов.

– Открыть его, да? Ты-то уж точно не сможешь его откупорить.

Тигр уселся и уставился не моргая на крошечный пузырек в руке Тима. Зеленые глаза зверя как будто светились изнутри, словно в его мозгу ярко сияла магия. Тим осторожно открутил крышку, снял ее и увидел, что снизу к ней прикреплена маленькая прозрачная пипетка.

Тигр открыл пасть. Все было ясно, и тем не менее…

– Сколько капель? – спросил Тим. – Я не хочу тебя отравить. Ни за что в жизни.

Но тигр просто сидел с открытой пастью, слегка запрокинув голову, и напоминал птенца, который ждет, что ему принесут червяка.

После нескольких неудачных попыток (Тим никогда в жизни не пользовался пипеткой, хотя видел что-то похожее, только значительно больше размером; фермер Дестри называл ту штуковину бычьей спринцовкой) он набрал жидкость в тонкую трубочку. После этого в пузырьке почти ничего не осталось – там и было-то очень мало. С бешено колотящимся сердцем мальчик поднес пипетку к пасти тигра. Ему казалось, он знает, что сейчас будет. Он слышал много историй о шкуровертах. И все же не мог знать наверняка, что тигр – это заколдованный человек.

– Я буду капать по одной капле, – сказал он тигру. – Когда надо будет остановиться, просто закрой пасть. Дай мне знак, что ты понял.

Но, как и прежде, тигр не дал ему никакого знака. Он просто сидел и ждал.

Одна капля… вторая… третья… крошечная пипетка уже наполовину пуста… четвертая… пя…

Шкура тигра пошла волнами, то вспучиваясь, то опадая – словно внутри у него бесновались какие-то существа, которые силились прорваться наружу. Нос и губы как будто растаяли, обнажив зубы, а потом вновь появились и тут же срослись, полностью запечатав рот. Тигр издал глухой рык – то ли крик боли, то ли вопль ярости, – от которого, кажется, содрогнулась земля.