Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проездом чрез Париж по дороге в Poсcию я не верил своим ушам, слыша, как почтенные государственные мужи и ответственные дипломаты, образуя оживленные группы, с жаром спорили о том, будет ли или не будет оправдана г-жа Кайо.
– Кто это она? – наивно спросил я: – вы имеете в виду, вероятно, Австрию, которая, надо надеяться, согласится передать свое недоразумение с Сepбиeй на рассмотрениe Гаагского третейского трибунала?
Они думали, что я шучу. Не было никаких сомнений, что они говорили о Генриетте Кайо.
– Отчего Ваше Императорское Высочество так спешите вернуться в С. Петербург? – спросил меня наш посол в Париже Извольский. – Там же мертвый сезон…
Война? – Он махнул рукой. – Нет, никакой войны не будет. Это только слухи, которые время от времени будоражат Европу. Австрия позволит себе еще нисколько угроз. Петербург поволнуется. Вильгельм произнесет воинственную речь. И все это будет чрез две недели забыто.
Извольский провел 30 лет на русской дипломатической службе. Некоторое время он быль министром иностранных дел. Нужно было быть очень самоуверенным, чтобы противопоставить его опытности свои возражения. Но я решил все-таки быть на этот раз самоуверенным и двинулся в Петербург.
Мне не нравилось стечение непредвиденных случайностей, которыми был столь богат конец июля 1914 года.
Вильгельм II был случайно в поездке в норвежские фиорды накануне представления Австрией ультиматума Сербии. Президент Франции Пуанкарэ случайно посетил в это же время Петербург.
Винстон Черчилль, первый лорд адмиралтейства, случайно отдал приказ британскому флоту остаться, после летних маневров, в боевой готовности.
Сербский министр иностранных дел случайно показал австрийский ультиматум французскому посланнику Бертело, и г. Бертело случайно написал ответ Венскому кабинету, освободить, таким образом, сербское правительство от тягостных размышлений по этому поводу.
Петербургские рабочие, работавшие на оборону, случайно объявили забастовку за неделю до начала мобилизации, и несколько агитаторов, говоривших по-русски с сильным немецким акцентом, были пойманы на митингах по этому поводу.
Начальник нашего генерального штаба генерал Янушкевич случайно поторопился отдать приказ о мобилизации русских вооруженных сил, а когда Государь приказал по телефону это распоряжение отменить, то ничего уже нельзя было сделать.
Но самым трагичным оказалось то, что случайно здравый смысл отсутствовал у государственных людей всех великих держав.
Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно – все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дня проповедовать умеренность.
За попытку напомнить об ужасах грядущей войны, они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине.
Немцы французы, англичане и австрийцы, русские и бельгийцы все подпадали под власть психоза разрушения, предтечами которого были убийства, самоубийства и оргии предшествовавшего года. В августе же 1914 года это массовое помешательство достигло кульминационной точки.
Лэди Асквит, жена премьер-министра Великобритании, вспоминает блестящие глаза и веселую улыбку Винстона Черчилля, когда он вошел в этот роковой вечер в ном. 10 на Даунинг стрит.
– Что же, Винстон, – спросила Асквит: – это мир?
– Нет, война, – ответил Черчилль.
В тот же час германские офицеры поздравляли друг друга на Унтер ден Линден в Берлине с славной возможностью выполнить, наконец, план Шлиффена, и тот же Извольский, предсказывавший всего три дня тому назад, что чрез две, недели все будет в порядке, теперь говорил, с видом триумфатора, покидая министерство иностранных дел в Париже: Это – моя война.
Вильгельм произносил речи из балкона берлинского замка. Николай II, приблизительно в тех же выражениях, обращался к коленопреклоненной толпе у Зимнего Дворца. Оба они возносили к престолу Всевышнего мольбы о карах на головы зачинщиков войны.
Все были правы. Никто не хотел признать себя виновным. Нельзя было найти ни одного нормального человека в странах, расположенных между Бискайским заливом и Великим океаном.
Когда я возвращался в Россию, мне довелось быть свидетелем самоубийства целого материка.
Глава XVII. Война и революция
1.Подобно показаниям свидетелей преступления, историки и летописцы июля 1914 года не сходятся в своих описаниях и выводах. Англичане и французы много говорят о нарушении немцами нейтралитета Бельгии.
Немцы пытаются заново написать русскую историю, чтобы снять с своей дипломатии ответственность за мировую войну. Mногиe из читателей книги Эмиля Лудвига июль 1914 года пережили бы глубокое разочарование, если бы узнали, что откровения Лудвига построены на полном невежестве в русских делах: Напр. он путает двух братьев Маклаковых, дает фантастическое описание никогда не бывавшего в Царском Селе военного совета, который должен был высказаться в пользу войны или мира. Он изображает русского министра внутренних дел Н. А. Маклакова в виде блестящего оратора, барса и бывшего лидера либеральной партии. Если верить Лудвигу, то Маклаков буквально принудил Государя подписать приказ о всеобщей мобилизации.
На самом же деле Николай Маклаков был человеком консервативных взглядов, бывшим всею душою против объявления войны.
Брат его Василий, хоть не совсем похожий на барса, все же был известным оратором, адвокатом и лидером конституционно-демократической партии. Однако, ни один из них не имел ни малейшего влияния на решение Государя. К тому же никто не спрашивал у Николая Маклакова советов по военным делам, а Василий Маклаков приезда ко дворцу не имел. Знаменитая военная речь Маклакова, о которой говорит Лудвиг в своей книге, не более, как досужая фантазия немецкого автора, просто поленившегося хорошенько проверить имена, события и даты. До сих пор никто еще не писал беспристрастной летописи последних недель довоенной эпохи. Я сомневаюсь, напишет ли ее кто-нибудь вообще. Сведения, которыми располагаю я и которые я собрал до и после войны, заставляют меня верить в бесспорность трех фактов.
1. Причиною мирового конфликта являлись соперничество Великобритании и Германии в борьбе за преобладание на морях и совокупные усилия военных партий Берлина, Вены, Парижа, Лондона и С. Петербурга. Если бы Принцип не покушался на жизнь австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, международные сторонники войны изобрели бы другой повод. Вильгельму II было необходимо, чтобы война началась до выполнения русской военной программы, намеченного на 1917 год.
2. Император Николай II сделал все, что было в его силах, чтобы предотвратить военные действия, но не встретил никакой поддержки в своих миротворческих стремлениях в лице своих ближайших военных сподвижников – военного министра и начальника генерального штаба.
3. До полуночи 31 июля 1914 года британское правительство могло бы предотвратить мировую катастрофу, если бы ясно и определенно заявило о своем твердом намерении вступить в войну на стоpoне Россиu и Франции. Простое заявление, сделанное по этому поводу Асквитом и сэром Эдуардом Греем, умиротворило бы самых воинственных берлинских юнкеров.
Протест против нарушения нейтралитета Бельгии, заявленный британским правительством тремя днями позднее, говорил скорее о человеколюбии, чем звучал угрозой. Англия вступила позже в войну, не потому что свято чтила незыблемость международных договоров, но скорее всего из чувства зависти в отношении растущего морского могущества Германии. Если бы Асквит был менее адвокатом и более человеколюбцем, Германия никогда не решилась бы объявить войны и августе 1914 года.
4. Все остальные если бы, о которых говорят историки 1914 года, являются измышлениями праздных умов и лишены серьезной основы. И я думаю, что, если бы президент Вильсон понял бы до начала мировой войны, что ради справедливости и мира, Америка должна будет выступить на стороне Франции и России, если бы он твердо объявил Германии об этом решении, – война была бы предотвращена.
2.Императрица Мария Федоровна, Ксения и я проводили лето 1914 года в Лондоне. Императрица жила в Мальборо-Хоуз со своей сестрой, вдовствующий королевой Александрой. Слухи о войне показались нам всем невероятными, и надо мной начали шутить и смяться, когда я заторопился назад в Россию. Они не захотели сесть со мною в Ориент-Экспресс и уверяли меня, что никакой войны не будет. Я уехал из Парижа один 26 июля и телеграфировал командующему Черноморским флотом, прося выслать за мною в Констанцу военное судно.
По дороге, чрез Австро-Венгрию, я видел на вокзалах толпы мобилизованных и, по требованию поездной прислуги, должен был опустить в своем купе шторы. Когда мы подходили к Вене, возникли сомнения, пропустят ли далее Ориент-Экспресс. После долгих ожиданий и переговоров нас решили пропустить до румынской границы. Оттуда мне пришлось идти пешком несколько километров, чтобы сесть в поезд, который предоставило мне румынское правительство. Приближаясь к Констанце, я увидел издали мачты моего бывшего флагманского судна Алмаз.
- Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920) - Екатерина Евтухова - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Воспоминания о академике Е. К. Федорове. «Этапы большого пути» - Ю. Барабанщиков - Биографии и Мемуары
- Изгнанник. Литературные воспоминания - Иван Алексеевич Бунин - Биографии и Мемуары / Классическая проза
- Осажденная Одесса - Илья Азаров - Биографии и Мемуары
- Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела - Биографии и Мемуары / Публицистика
- «Ермак» во льдах - Степан Макаров - Биографии и Мемуары
- Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала - Петр Румянцев-Задунайский - Биографии и Мемуары
- Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945 - Отто Дитрих - Биографии и Мемуары
- Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - Ишмаэль Бих - Биографии и Мемуары
- Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова - Биографии и Мемуары / Прочие приключения / Путешествия и география