Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

И следующее Рождество. Терри подарил ему тогда этот нож с четырехдюймовым лезвием, рукоятка которого была сделана из рога того оленя. Крис, конечно, швырнул этот подарок прямо в лицо брату, как только понял, что это такое.

И вот теперь Терри уже нет в живых, и Крис в его квартире в Ницце крутит в руке этот нож, как будто это какой-то странный предмет, найденный во время раскопок, к которому у него нет никакого ключа. Он вытер глаза. Что вызвало эти слезы: сам факт существования этого ножа или то, что Терри хранил его все эти годы?

Осознание того, что нож этот кое-что значил для Терри, и не был, очевидно, просто грубой шуткой, за которую принял его тогда Крис, а, напротив, был своего рода умилостивительной жертвой, глубоко его тронуло.

Этот нож сказал ему о брате больше, чем целый том апологий. Сжав нож в руке, он попытался представить себе, что рядом с ним сейчас стоит Терри. Он уставился в зеркало, с невероятной силой ощутив свое одиночество в этой чужой комнате, в этой чужой стране.

Постояв так немного, он опустил нож к себе в карман. Сутан сидела на диванчике. Вино, сыр и свежие фрукты стояли на столике для коктейлей. Она смотрела на фотографию. Когда он опустился рядом с ней, она подала ее ему. Это был снимок, запечатлевший их с Терри в ресторане «Сафари».

— Это его самая последняя фотография, — пояснила Сутан. — Сделана всего неделю назад.

Он совсем не изменился, подумал Крис. Выглядит точь в точь таким, каким был в день окончания колледжа. Но затем, приглядевшись, он заметил в глазах брата что-то темное и, пожалуй, болезненное.

С испугом он понял, что видит Вьетнам или, точнее, то, что Вьетнам сделал с Терри. Подобно тому, как металл, окунаемый в кислоту, становится другим, так и новый, совершенно другой Терри вышел из того жуткого нравственного испытания. Крис вспомнил, с каким жаром Маркус Гейбл говорил, Как можно было быть там, в той вонючей адской дыре, и не перемениться? Там был только один способ не перемениться — быть убитым.

— Крис?

К собственному удивлению он обнаружил, что ему трудно оторвать взгляд от фотографии. Как к какому-то талисману, его рука потянулась к ножу, лежащему в его кармане, и потрогала его шершавую рукоятку.

— Что с тобой, Крис?

— Просто задумался, — ответил он, опускаясь на диван. — Как жаль, что Терри нельзя вернуть, даже на один час.

— А что бы ты сказал ему?

Крис закрыл глаза.

— Знаешь, это так странно. Всю дорогу сюда я задавался этим вопросом. Очень о многом хотелось бы ему сказать, о чем раньше я просто не мог... Но сейчас мне кажется, что я ничего бы ему так и не сказал. — Он открыл глаза, взглянул на нее. — Но что бы мне хотелось — действительно хотелось — так это услышать его речь. Я хочу понять его. И особенно я хочу узнать, что с ним произошло во Вьетнаме.

Сутан встала и, пройдя через комнату, остановилась у окна, всматриваясь очень внимательно сквозь занавески на бульвар Виктора Гюго.

— Скажи мне, — спросила она, не отрывая глаз от окна, — ты проходил какие-нибудь курсы самообороны?

— Шестимесячные курсы айкидо сразу же после окончания университета, — ответил он. — Я думал, это будет интересно, но оказалось, что это искусство требует больше труда, чем мне хотелось в него вкладывать. Да и времени совсем не было. А что?

Она все не отрывала глаз от улицы.

— Частично я могу организовать то, что ты хочешь, — сказала она. — Я познакомлю тебя со своим кузеном Муном. Они воевали вместе. Он расскажет тебе об этом периоде в жизни твоего брата. — Она повернулась к нему. — Если ты действительно этого хочешь.

Крис опять посмотрел на фото, как будто желая усилием воли оживить изображение.

— Хочу, — подтвердил он. — Хочу хоть немного загладить грех равнодушия к брату, когда он был жив. Это мой последний шанс.

— Ты уверен? — Она уже снова сидела рядом с ним. — Могут выявиться, так сказать, глубины, в которые лучше не нырять.

— Что ты хочешь этим сказать?

Сутан показала ему открытку, которую Терри ему написал, но так и не отправил, потом рассказала ему о иезуите, который следил за ней, и о том, что он ей сообщил во время допроса с пристрастием, включая и информацию относительно Леса Мечей. — Если у Терри был Преддверие Ночи и если он пытался собрать у себя весь комплект Леса Мечей, то это значит, что он каким-то образом связан с торговлей опиумом, переправляемом в Европу и Америку из плато Шан в Бирме. В том регионе Лес Мечей означает неограниченную власть, потому что каждый опиумный барон слепо последует в самый ад за тем, кто обладает этим талисманом.

— Невероятно, — ахнул он, пораженный. — Чтоб Терри был вовлечен в торговлю наркотиками...

— Крис, — Сутан положила ему руку на колено, — Вьетнам буквально захлебывался в наркотиках в то время, когда Терри там был.

— Да, но...

— И ты ведь сам сказал, что практически не знал брата.

Крис смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Ты любила его. И как ты можешь после этого верить такой чепухе? Я имею в виду торговлю наркотиками. Это ни в какие ворота не лезет. Я не могу — я не хочу — верить в это. И, честно говоря, удивлен, что ты веришь.

Лицо Сутан потемнело. Будто оно абсорбировало в себя его гнев. Теперь на нем проступило горе, бессонные ночи и беспросветное отчаяние.

— Я любила его, — тихо сказала она. — Но, кажется, совсем его не знала.

— Но черт побери, где же твоя вера?

— Вера умирает в свете неопровержимых улик.

— Каких улик? То, что мой брат держал у себя тот меч...

— Кинжал.

— Не важно. Кто может знать, что он собирался с ним делать? А ты веришь, как божественному откровению, словам того сомнительного типа, уверяющего, что Терри собирался продать этот кинжал его боссу! Куда логичнее предположить, что они знали о том, что он был у Терри, и теперь пытаются таким образом заполучить его, да еще и даром. Все это может быть липой. Я знать ничего не желаю про этот мистический трехлезвиевый меч, которого, может, и в природе-то нет. Но я хочу, черт побери, добраться до истины относительно смерти моего брата.

— Каковы твои чувства к нему: любовь, ненависть? — спросила вдруг Сутан. — Целых десять лет вы не поддерживали с ним никаких отношений. Ты о нем абсолютно ничего не знал, ты не знал даже наверняка, жив он или мертв.

— Ему было наплевать на меня.

— Неправда. Он следил за твоей карьерой. Знал все случаи, с какими ты сталкивался в своей практике.

— Такое вряд ли возможно, — возразил Крис. А она потянулась рукой к одному из ящиков стола и вытащила его.

— А это что такое? — спросила она.

Он пошелестел газетными вырезками, которые Сутан сунула ему в руки, но ему не было нужды рассматривать их. Он их прекрасно знал. Это были отчеты о процессах, в которых он выступал в качестве адвоката.

Крис едва сдержал слезы, подступившие к глазам. Он был поражен, тронут до глубины души.

— Я не знал, — только и мог сказать он.

— Теперь ты понимаешь, надеюсь, почему он называет тебя в этой открытке le monstre sacre, сверхзвездой? — Сутан закрыла на мгновение глаза и тихонько покачивалась, как на лодочке. Потом тихим голосом подвела резюме. — Теперь мы понимаем друг друга. Мы оба очень любили Терри, и этого никто из нас не может сбросить со счетов. Но надо также уметь смотреть фактам в лицо... Конечно, мне и в голову не приходило верить на слово всякому проходимцу. Но я рассказала об этом Муну. И я видела выражение его лица. И слышала, что он сказал.

— И что же он сказал?

— Меня озадачило не столько то, что он сказал, а, скорее, что он не сказал, — ответила Сутан. — Я подозреваю, что он знает о том, что Терри замышлял, куда больше, чем он счел нужным сообщить мне.

— Может быть, он это скажет мне. Я все-таки его брат.

— Ты не знаешь Муна, — сказала Сутан. — Он тверже камня. Он никогда не скажет тебе того, чего не хочет.

— Тогда мне ничего не остается делать, как постараться сделать так, чтобы ему это захотелось сделать.

* * *

За чашкой китайского чая, божественно густого и душистого, они перешли к делу.

— Я приготовил для тебя пятьдесят кило Номер Четвертого, — сообщил Адмирал Джумбо. — Сам проследил за тем, как его выпаривали.

— Пятьдесят кило? — озадаченно протянул Мун. — Вы обычно оставляете нам сто.

— Очень неудачная весна: слишком холодно и слишком сухо для мака.

— Но ведь, наверно, ваши фермеры всегда сумеют выжать максимум даже при самой неподходящей погоде.

— Да что ты! — Адмирал Джумбо даже глаза закатил в расстройстве чувств. — Нет на свете ленивее фермера, чем те, что культивируют мак на плато Шан! Извини, мой друг, но ничего здесь не попишешь.

Ма Варада, красивая девушка, которая сервировала для них чай, налила еще по чашке. Она уже прижилась в доме Адмирала Джумбо и была таким же непременным атрибутом дома, каким раньше была Ма Линг. — А как поживает наш друг Терри Хэй? — осведомился Адмирал Джумбо. Крошечная чашечка смешно выглядела в его огромной лапе.