Десятые - Роман Валерьевич Сенчин

спустя время, докатилось до них.

Снесут ресторан, и куда все эти повара, официантки, уборщицы? Куда он, Назаров?.. Есть надежда, что его-то родное ЧОП пристроит. А может, скажут: «Понимаешь, всё сокращается, переизбыток нас. Нет мест, так что… Ты мужик хороший, Славян, ничего личного, жалко тебя терять, счастливо…» И окажется Назаров без работы в сорок семь лет. Без образования, опыта серьезной работы. Куда? Что?

Почувствовал, как спину защипал холодный пот.

Нет, не надо заранее представлять, загодя содрогаться. Пока еще ничего страшного не случилось.

Он сидел на положенной на стул подушечке против геморроя и внушал себе, что все нормально, нормально…

Когда кто-нибудь из работников ресторана входил с улицы, в маленький теплый и душистый – уборщицы уже успели попрыскать из ароматизатора – вестибюльчик врывался морозный поток, облизывал Назарова и исчезал. Если бы не эти облизывания, он бы наверняка задремал.

Первые входившие просто передергивались, успев подмерзнуть по пути от метро, а следующие стали отряхиваться.

– Что, снег там, что ли? – удивился Назаров.

– Да-а, снег, – то ли досадливое, то ли скрыто-радостное в ответ.

Снег уже был в начале октября. Выпал серьезный, высокий. Продержался два дня и стаял, оставив лужи и грязь. Затем ударили морозы, и полтора месяца серости, почти черноты. Земля превратилась в камень, деревца стали напоминать скелеты, асфальт был гулким, словно идешь по нему в деревянных башмаках… И вот – повалил. Понятно, что ничего хорошего от снегопада ждать не стоит. На тротуарах каша, на дорогах – пробки… Но все же. Все же сделалось как-то полегче. Будто какая-то створка внутри приоткрылась.

Назаров стоял на крыльце под козырьком, глубоко вдыхал помолодевший воздух. Потом уже, надышавшись, без особого желания закурил. Не хочется, а надо. Какая-то крошечная часть организма требует, без дозы никотина начинает мучиться, не давать жить.

Нужно бросать. И так сократил до десяти-пятнадцати штук в день, но все равно – мешает курение. Начальство ресторана хоть и косится, но молчит, не делает замечаний, а в других местах… Перекинут его на школу, и что? Там теперь на крыльцо не выйдешь курнуть. Мужики рассказывают – приходится просить посидеть на вахте техничку или еще кого и бежать за территорию, зобать, прячась от завуча, камер, как школьнику какому-нибудь…

Ладно, ладно… Думать о неприятном сейчас не хотелось. Такой снег! Огромные, но легкие хлопья плавно спускаются с серого неба, тихо, аккуратно ложатся на землю. И асфальт, и газоны, крыши, ветви деревьев давно промерзли, поэтому снег не тает, укрывает всё ровно, прячет уставший, измотанный, заканчивающий очередной год существования мир.

Стоять бы и стоять. Но холодно. Да и находиться надо на своем стуле слева от входа. Дежурить…

По ступеням поднимается женщина. Незнакомая.

– Вы куда? – спрашивает Назаров.

– Куда – поесть, – недовольный ответ.

– Еще закрыто. С десяти часов.

Досадливый вздох. Бормоток… Женщина спускается обратно на тротуар.

Назаров невольно начинает представлять жизнь этой немолодой, явно небогатой, нездоровой женщины, в девять утра идущей в суши-ресторан. Действительно бы стала в это время есть суши и роллы? Или просто увидела, что здесь «общепит», и решила позавтракать?

Японская кухня, конечно, вещь вкусная, но это так – время приятно провести. В последние месяцы посетителей стало заметно меньше. Раньше почти каждый вечер все три зала были битком, по пятницам так и очередь скапливалась возле гардероба. А теперь… Теперь то ли наелись этой экзотики, а скорее всего – деньги стали кончаться.

Но все равно есть завсегдатаи, и с ними Назаров здоровается с искренней радостью, словно со старыми знакомыми, и они отвечают, тепло улыбаясь. Бывает, и спросят: «Ну, как оно? Как жизнь?» – «Спасибо! Прекрасно. Проходите, пожалуйста». Менеджеры – Айдаз или Сувсана – уводят гостей в залы, и слышна их почти дружеская беседа.

Да, знакомые лица, знакомая обстановка, знакомые блюда – важная штука. Ощущение прочности хоть в чем-то… Иногда возникает уверенность, что всё вокруг вертится, почва уходит из-под ног, и вот-вот это верчение одолеет, и ты пропадешь в вихре событий, а вернее – пустого хаоса…

И вот этот стул с противогеморройной подушечкой дорог Назарову не меньше квартиры, семьи. Какая-то его часть бунтует, не соглашается, стыдит – «как можно сравнивать!» – но это так. И Назаров, высокий, крупный, представительный мужчина сорока семи лет в неновом, но еще придающем солидность костюме, боится лишиться этого стула. Боится до ледяного пота…

Невысокая молоденькая уборщица, киргизка Нурзат, быстро вошла в вестибюль и стала протирать затоптанный пол шваброй. Назаров взглянул на часы в мобильнике. Ого, уже без десяти. Вот-вот откроются.

– Как, Нурзат, дела? – говорит Назаров, давно привыкнув к странным именам, не спотыкаясь на них.

Мгновение назад туповато-наряженное лицо девушки становится приветливым, и она бодро отвечает:

– Хорошо!

– М-м, это хорошо… И куда думаешь пойти, когда нас тут прикроют.

– Не знаю, – не теряла бодрости Нурзат. – Наши устроят.

– Кто – ваши?

– Ну, это, люди наши. Земляки.

– Понятно. Ладно…

Земляки. Земляки не бросят. На чужбине, в чужом краю. Поддержат, помогут, устроят. И русские, знал, помогают друг другу за рубежом. Брайтон-Бич, русская мафия… Хе-хе…

Назаров с улыбкой, больше похожей на ухмылку, смотрел в спину уходящей Нурзат… Маленький человечек за тысячи километров от нищей родины пытается выжить, еще что-то и маме с отцом, каким-нибудь младшим братьям и сестрам наверняка высылает.

И Назарову пришла наивная, но такая греющая душу мысль, что он чуть не выхватил из кармана телефон, не стал искать земляков. Может, помогут, пристроят. Уж точно кто-то поднялся; скорее всего, есть среди миллионеров люди из его города на Средней Волге; с кем-то, может, и в одном районе рос… Рассказать и услышать в ответ: «Что ж, подъезжай, решим вопрос. Своих грех бросать».

Телефон не выхватил, не стал перебирать фамилии в папке «Контакты». Знал, ничего там нет. Никаких подходящих фамилий, номеров… Когда-то разорвал все прежние отношения, опасные связи, даже ни с кем из одноклассников лет пятнадцать не общается. И не тянуло до этой минуты… Да, ничего в телефоне нет…

В зале справа зажегся верхний свет. Послышались острые постукивания каблуков по пластмассовому паркету. Это идет менеджер. Сегодня смена Айдаз. Сейчас появится в вестибюле и скажет Назарову: «Открывайте, пожалуйста». Он поднимется со стула и отодвинет металлическую щеколду, перевернет табличку с «Закрыто» на «Открыто».

Можно открыть еще до того, как менеджер велит ему, но Назаров сидит и ждет. А вдруг сегодня будет иначе…

Вошла Айдаз, высокая, тонкая, но с формами – и грудь, и зад, икры сочные. Похожа на известную голливудскую актрису, играющую в основном китайских шпионок. Инстинктивно