Максим не выходит на связь - Овидий Горчаков

На таком же желтом листке было написано: «Младший сержант Заикина Валентина Ивановна умерла от ран 3 мая 1945 года».

Хотя и не сказала никому об этом мать, но не поверила она извещению. Выходит, Валя жива была всю войну. Почему же тогда ни одного письма не прислала? Не похоже это на нее. Тут что-то не так. Не о моей это Вале извещение. Но что же с ней? Где она?

Нет, материнское чутье не обмануло. Столько лет ждала Мария Павловна известия о судьбе своей дочери. И все-таки дождалась. В феврале этого года почтальон принес в дом Заикиных письмо. Прежде всего удивил адрес на нем: «Сталинградская область, с. Владимировка, ул. Пушкина, 27». По этому адресу они получали письма до войны. Теперь уже и область не та, и село в город выросло, и номер дома переменился. Загадочной была и приписка на адресе: «В случае выбытия адресата передать для ответа в местный комитет комсомола…»

Это было мое письмо — я разыскивал родных Вали Заикиной. Письмо это было…

…Очень короткое. Просил поподробнее написать о Вале, о том, как жила, как училась и т. п. И мать и сестры мучились в догадках: откуда в Москве знают об их Вале? Что с ней произошло?..

Написали то, что знали. Одновременно послали запрос в Министерство обороны, в отдел по персональному учету потерь сержантов и солдат Советской Армии. Вскоре оттуда сообщили: младший сержант Зайкина Валентина Ивановна, 1921 года рождения, умерла от ран 3 мая 1945 года и похоронена в городе Черняховске Калининградской области.

Теперь уже не только матери, а всем в семье стало ясно, что это не их дочь и сестра. Во-первых, написано не Заикина, а Зайкина. Во-вторых, Валя — 1923 года рождения, а та, другая, о которой сообщали, 1921 года. Но все ли верно, точно? Не вкралась ли ошибка?

И снова в Москву летит запрос. Ответ на него рассеял все сомнения — умерла от ран 3 мая 1945 года не их Валя, а другая.

…Теперь весь Ахтубинск знает, как погибла Валя Заикина.

«Вечером в небольшом доме на углу улиц Волгоградской и Пушкина собрались все родные Валентины Заикиной — мать, сестра Елизавета с детьми, вторая сестра Елена с мужем и детьми. Отец так и не узнал настоящей судьбы дочери — он умер в феврале этого года.

В торжественной тишине слышится только голос Елизаветы — она читает газету, где написано о подвиге партизанской группы. С затаенным дыханием слушают её взрослые и дети. И особенно мать. Вот она, оказывается, какая дочь-то у нее! Мария Павловна подносит к глазам платок. Нет, она не хочет плакать… Не надо плакать. Этим надо гордиться… Но слезы сами почему-то льются из глаз.

Она не хочет пропустить ни одного слова. Но когда Елизавета начинает читать о фашистских зверствах, материнское сердце не выдерживает. Мария Павловна жестом перебивает дочь:

— Не надо больше. Не могу.

И потихоньку уходит в другую комнату.

В памяти всплывают картины многолетней давности. Вот тут, возле окна, стояла ее, Валина, кровать…

Валя мечтала стать… Нет никто из родных и ее подруг не помнит, кем она хотела быть. Но все уверяют, что у нее была большая мечта. Какая? Это осталось ее тайной. И она, боевая, настойчивая, обязательно осуществила бы свою мечту — в этом никто не сомневается. Но война опрокинула все планы…

Валентина продолжает жить в наших сердцах. Ее именем сестра героини назвала свою дочь. Девочке уже одиннадцатый год. В четвертом классе учится. Белокурая, большие серые глаза, две маленькие с бантиками на концах косички. Мария Павловна, бабушка этой Валентины, уверяет, что она очень похожа на свою тетю.

Особенно дорого имя Валентины Заикиной тем, кто лично знал ее. Таких много в Ахтубинске. Это ее подруги, с которыми Валя вместе училась, учителя, воспитавшие ее… Валю знали не только во Влади-мировке, но и на станции Ахтуба и в Петропавловке.

И теперь часто в домик на углу улиц Волгоградской и Пушкина наведываются люди. Здесь жила героиня. Здесь, в этой небольшой комнатке, готовила уроки, ухаживала за младшими сестренками. В этом самом дворе разводила цветы.

Может быть, именем Вали назовут улицу, пионерскую дружину? Но в том, что это имя будет увековечено, никто не сомневается.

Особое внимание я, как москвич, обратил, естественно, на адрес снайпера-подрывника группы «Максим» Володи Анастасиади, или Анастасиадзе, как ошибочно значился он в архивах. Володя жил и учился до войны в Московской области, там он оставил двадцать лет назад родителей — отца Фемистокла Христофоровича и мать Александру Ивановну. И отцу и матери Володи, когда он уходил на фронт, было всего около сорока лет. Значит, сейчас около шестидесяти. Их нужно разыскать. Но как? Володя работал токарем на оборонном заводе под Москвой. Адрес родителей, оставленный им в личном деле, не обнадеживал: Москва, Варшавское шоссе, 124-е почтовое отделение, до востребования. Видимо, в этом районе жили и работали его родители, кто-то из них получал письма сына прямо в почтовом отделении.

Звоню в 124-е почтовое отделение. Первая осечка. Нумерация и адреса отделений, штаты работников давно изменились. Ныне разросшийся жилой район Варшавского шоссе обслуживают 105-е, 201-е, 230-е, 430-е почтовые отделения.

Перелистываю старые и новые телефонные книги. Нахожу некоего гражданина Анастасиаде В. З. Инициалы не сходятся — может быть, родственник? По телефону выясняю, что у В. 3. Анастасиаде родственников в Москве не было и нет, о партизане Володе Анастасиадзе он никогда ничего не слышал.

И вдруг — удача. Начальник Центрального справочного адресного бюро Москвы находит в картотеке фамилии двуа москвичей — Анастасиади Фемистокла Христофоровича, 1902 года рождения, и его жены Анастасиади Александры Ивановны, 1902 года рождения. Сомнений быть не может — это отец и мать пропавшего без вести партизана Володи Анастасиади.

В личном деле и в списках личного состава его фамилию, очевидно, перепутал войсковой писарь. Адрес отца и матери Володи Анастасиади —. станция Бирюлево под Москвой. Прямо из адресного бюро в тот мглистый зимний полдень я еду на Павелецкий вокзал.

Карточки на подмосковных жителей Анастасиади были заполнены в адресном бюро восемь лет тому назад, в 1955 году. Живы ли родители героя? Если живы, то все эти двадцать лет они считали сына пропавшим без вести. Спустя двадцать лет я везу им весть трагическую и радостную. Да, их сын погиб, но не пропал без вести — он умер героем, которым вправе гордиться вся страна.

Бирюлево. Двухэтажный деревянный дом. Сердце бьется сильнее, когда я стучу в дверь. На двери нет фамилий жильцов.

— Вам Фемистокла Христофоровича? — переспрашивает моложавая седая женщина в фартуке. — Пожалуйста. Да, я его жена, Александра Ивановна. Вы, верно, с завода путевку нам, пенсионерам, принесли?

Я стараюсь изложить цель своего прихода как можно тактичнее, но при первом упоминании имени Володи в глазах у его матери и отца вспыхивает тревога. Нет, не забыта горькая боль утраты. Еще теплилась где-то в уголке изболевшейся души слабая, угасающая и вспыхивающая надежда. Надежда на чудо. Надежда на то, что жив где-то единственный сын. Ведь бывает такое, возвращаются без вести пропавшие и через десять и через двадцать лет. Сейчас Володе — подумать только! — было бы тридцать семь лет.

— Ничего не успел Володя, — вздыхает его мать Александра Ивановна. — Так и не довелось нам нянчить внуков. А сейчас было бы Володе тридцать семь лет. Он мог стать агрономом, моряком, офицером, певцом, художником… А у нас был бы сын, были бы и внуки…

В декабре 1942 года родители Володи Анастасиади в Москве получили две открытки. На обороте одной из них — с этюдом «Двор и сад дома Ульяновых» — еще не оформившимся почерком Володя писал: «Дорогие родители! Уведомляю вас о своем отъезде из Астрахани. Отправляюсь на боевое задание. Пока все. Целую вас крепко. Ваш сын Володя».

Во второй открытке, от 26 октября 1942 года, тоже со штампом военной цензуры волжского города-героя, он торопливо писал: «Папочка и мамочка! Скоро иду выполнять боевое задание Партии и Правительства. Пока все хорошо, жив, здоров, того и вам желаю. Ну пока все. До свидания! Целую крепко, крепко 100 000 раз».

Эта открытка пришла в Москву, радуя и тревожа отца и мать, когда Володи уже не было в живых — в первый день нового, 1943 года.

Потом Володя замолчал.

Отец и мать настойчиво разыскивали сына.

От майора Добросердова из Астрахани пришло официальное письмо: «Ваш сын находится в длительной командировке…»

11 января 1943 года, почти через полтора месяца после гибели партизана Володи Анастасиади, тетя Оля — Ольга Петровна Выборнова — писала родителям Володи о своих последних встречах с Володей перед его отправкой в тыл врага:

«Здравствуйте, уважаемые Фемистокл Христофорович и Александра Ивановна! Шлю я вам привет и желаю быть здоровыми и поскорее увидаться с сыном Володей… Кончил он учиться, пришел ко мне — я его едва узнала. Полный стал, мужественный, на щеках ямочки, жизнерадостный. «Ну, — говорит он мне, — теперь провожайте меня в армию». Пришел Володя во всем казенном, в стеганых брюках, меховом пиджаке, меховых варежках, шапке… Словом, так одет, хоть на Северный полюс посылай. Кормят, говорит, хорошо, белый хлеб с маслом едят и мясное ежедневно.