Битва за Кавказ - Анатолий Корольченко

И опять удар в самолёт!.. Скрежет разрываемого металла слился почти одновременно со взрывом. Дверцу в отсек, где находились башенные стрелки, сорвало. Пулемёты разом смолкли.

Ещё один взрыв прогремел у бомболюков, где находились шесть десантников. Двое упали у самых люков, через которые предстояло прыгать.

   — Освобождай люки! — кричал Десятников. — Освобождай!

   — Быстрей! Быстрей! — торопил штурман.

Мальцев и Нащёкин с трудом оттянули от люка товарища. Это был Василий Типко. Осколок угодил ему в шею, и из-за ворота куртки с меховым воротником лилась кровь.

Вторым был Алёша Пасюк, спокойный рыжеватый парень, трудяга в работе и любивший поспать да послушать байки. Ему осколок попал в бок, и он был ещё жив Он хрипел, но из-за гула ничего нельзя было понять.

Все в самолёте готовы были выброситься из этой летящей цели, по которой со всех сторон били с земли. Вокруг самолёта и сам самолёт секли очереди зенитных пулемётов и осколки снарядов. Десантников удерживала выдержка и привычка подчиняться командам.

Едва люки освободили, как штурман рванулся с места. Держа над головой картон с командой «Прыгай!», он толкал десантников и кричал, повторяя команду:

— Прыгай! Прыгай!

А сам так и был без парашюта. Он оставил его на земле.

Люки были неширокие, приходилось садиться на край и лишь потом соскальзывать вниз.

Уже ушли вниз три смены, когда снова прогремело. На этот раз снаряд угодил прямо в левый бак, куда вмещалось две тонны бензина. Взрыв потряс корпус, оглушил всех, кто находился в самолёте. Из вспоротой обшивки левой плоскости выплеснулось косматое пламя. Горел пол и стены фюзеляжа, шпангоуты и переборки. Горели люди.

Штурмана корабля Косолапова отшвырнуло куда-то. Лежали без сознания бортовой техник Гогин и его помощник Гонтарев.

Десантники бросились к люкам. Объятые огнём, они живыми факелами вываливались из самолёта. Весь в огне выпрыгнул Володя Гульник. За ним устремился Мальцев. Не сбив с себя пламя, он раньше времени раскрыл парашют, и тот вспыхнул.

Капитан Десятников стоял среди огня, руководя выброской. Самолёт наклонился влево, в сторону развороченного крыла, и капитан с трудом удержался на ногах. На нем горели полы куртки, меховой воротник.

   — Прыгай же! — толкнул он в люк очередного, последнего, и только тогда прыгнул сам.

Он летел, не раскрывая парашюта, больше половины расстояния, отделявшего самолёт от земли. Прыгать с задержкой раскрытия парашюта он умел. Сейчас к этому вынуждала обстановка: он рассчитывал, что в свободном падении воздух собьёт пламя, а кроме того, в воздухе он может уцелеть.

Первое, что он увидел, раскрыв парашют, был самолёт. Сильно накренившись на левое крыло, никем не управляемый бомбардировщик летел, объятый пламенем. Потом он перешёл в крутое пикирование и врезался в землю. На месте падения взметнулся огненный шар.

Неподалёку от Десятникова спускался кто-то из экипажа самолёта. Это был капитан Гаврилов.

Когда взорвался бак, горящий поток бензина быстро проник через сорванную дверь в кабину лётчиков. Пламя взвилось стеной между сиденьями. Всё вокруг скрывалось в густом дыме и огне.

   — Лейтенант! Сухих! — крикнул Гаврилов помощнику и протянул руку: кресло было пустым.

Тогда он стал работать штурвалом регулировки стабилизатора в надежде посадить самолёт на аэродром. Но самолёт не подчинился. Он продолжал терять высоту, всё более кренясь на левое крыло.

Прыгать! Немедленно прыгать! Лётчик встал на сиденье, с трудом подтянулся к левому борту. Несмотря на встречный вихрь, пламя бушевало. Оно обжигало лицо, шею, руки. На капитане горел реглан, даже сапоги охватило пламенем.

Закрыв глаза, Гаврилов перевалился через борт. Правая рука подсознательно дёрнулась к левому плечу, к кольцу. Он схватил его, потянул, но рука не могла выдернуть его из брезентового кармашка. Тогда он ударил левой рукой по правой и тотчас услышал шелест, а затем и тугой хлопок.

Первым к лётчику подбежал капитан Десятников.

   — Кто это?

Он вгляделся в распухшее незнакомое лицо. Кожа висела лоскутами, поблескивали выступившие капли жидкости, губы обгорели.

   — Серафим? Жив? А остальные?..

   — Не знаю, — прохрипел Гаврилов.

   — Да ты же горишь! — Реглан и в самом деле тлел, источая едкий запах. — Дай-ка я ножом...

Стащив с лётчика лямки, Десятников вспорол реглан. Гаврилову стало легче, однако боль не утихла.

Подбежал старшина Соловьёв и с ним три или четыре десантника.

   — К самолётам! — приказал капитан Десятников. — Соловьёв, не теряй времени!

Старшина и десантники бросились к самолётам.

   — Гульник, твой крайний слева! — командовал Соловьёв. — Щербаков, твои рядом два! Павленко, бери правей!

Теперь пулемёты, что вели огонь по самолётам, простреливали поле аэродрома. Но, боясь поразить «мессершмитты», пулемётчики не стреляли в сторону стоянки.

А тем временем Десятников намечал путь отхода. Вначале предстояло выйти к Новым Садам, которые находились юго-восточнее аэродрома, а уж оттуда в горы. Вести их должны были проводники.

   — Терещенко! Суханов! — позвал их Десятников.

Никто не отозвался. Он окликнул ещё раз.

   — Чего кричать-то? Там они остались...

Голос не объяснил, где это «там», но и без того было понятно.

Путь к Новым Садам проходил через стоянку самолётов. Где уже полыхал с десяток костров. Языки огня колебались, словно живые, и в свете пожара мелькали фигуры десантников...

Прошло двадцать минут, как первый десантник покинул самолёт, а бой на аэродроме кипел вовсю. Прожекторы погасли. Видимо, режим работы вынудил выключить их на время. Однако и без них было светло. Горели «мессеры», полыхал склад, догорал упавший на аэродром бомбардировщик.

Зенитные пушки перестали стучать, но вовсю продолжалась оглушительная пальба из пулемётов и автоматов. Бегущими пунктирами метались над землёй трассы очередей. Крякали мины, сея вокруг осколки. Глухо рвались гранаты.

Проводников не было. Находившийся рядом с Соловьёвым Гульник подтвердил, что из бомбардировщика они не выпрыгнули, остались в нем. Старшина понял, что теперь ему придётся вести десантников незнакомым путём к далёкому селению Хамишки, где их должны встретить.

   — Товарищ старшина, автомобили! — прозвучал из темноты голос.

На дороге, пересекающей путь отхода, засветили автомобильные фары: целая колонна! Из близлежащих гарнизонов спешило подкрепление. И раздавался шум моторов справа, от железнодорожной станции.

Соловьёв достал ракетницу. В небо взлетела ракета, рассыпалась на зелёные звёздочки. Вслед за ней понеслась вторая, тоже зелёная.

   — Отходить! Всем отходить!

В группе Муравьева находились Фрумин и Перепелица. Распалённые боем, они отклонились в сторону и после сигнала торопились догнать товарищей. Отходили под огнём невидимых преследователей. Над ними то и дело слышался короткий посвист пролетавших пуль.

   — Не отставай! — крикнул Муравьев и забежал за длинный сарай.

Неподалёку виднелись редкие строения, и он надеялся там оторваться от врагов. Последним отходил Перепелица.

Едва миновали крайний дом, как на пути вырос высокий, густо оплетённый колючей проволокой забор.

   — Подрывай гранатой! — распорядился Муравьев.

   — Дай-ка попробую ножом! — Перепелица вырвал из чехла нож.

   — Не мудри! — остановил его Фрумин. — Там на щите лопаты. Попробуем ими...

Он бросился к дому и возвратился с двумя лопатами. Одной перебили нижнюю нитку изгороди, второй приподняли колючую сеть.

А по ним снова стали стрелять.

   — Ползите! Я прикрою!

Перепелица отбежал от прохода, лёг, вскинул автомат.

Вслед за Муравьевым пополз Фрумин. Позади застучал автомат Перепелицы.

   — Отходи, Василий! — крикнул ему Муравьев.

   — Уходи... — послышался в ответ оборванный, потонувший в стуке автоматной очереди крик.

В группе, где находился лётчик Гаврилов, — единственный из экипажа оставшийся в живых, — было девять десантников. Выбравшись с аэродрома, они натолкнулись на пулемётчика. Гитлеровец заставил их залечь. Освещённые пожарами десантники распластались на земле, потом открыли ответный огонь. Кто-то метнул гранату, но она взорвалась, не долетев до огневой точки.

Лежавший слева сержант Михаил Типер отполз в тень. Оттуда он перебежал к канаве. Двигаясь по ней, обошёл пулемётчика. Приблизившись, достал гранату — выбрал «лимонку», ту, что даёт больше осколков, — дождался, когда пулемёт заработает, и едва тот начал очередь, приподнялся и метнул гранату.

Иван Касьянов и Александр Щербаков отходили каждый в одиночку. Касьянову удалось перейти линию фронта и добраться до своих, Александру не повезло.