Деза. Четвертая власть против СССР - Виктор Кожемяко

Не принимаю никаких оправданий, выстроенных Колодным. Обида, что Шолохов «не спас» ее мужа, то есть не вызвал с фронта, о чем мы уже говорили? Можно таким образом что-то объяснить, но оправдать – ни в коем случае. Однако вслед за Кудашевой Колодный в беседе с одним из самых злобных ненавистников Шолохова – бывшим нашим соотечественником, а теперь гражданином Израиля – Бар-Селлой повторяет там, в Израиле: «Шолохов его с фронта не вызвал, поскольку, как сказала Матильда, известно, чем Шолохов в Москве занимался – пьянствовал и по бабам… И погиб Кудашев».

Кощунственные, несправедливые слова! Так написал об этом Ф. Кузнецов. Так говорю и я. Можно лишь поражаться, что язык у Колодного повернулся произнести такое. Он-то знает: Шолохов в это время был на фронте. Да если бы и мог выполнить просьбу друга, каким-то образом добиться, чтобы того с фронта срочно отозвали, думается, сделать это Михаилу Александровичу нравственно было не просто. Ведь так или иначе он должен был на это пойти ради получения своей рукописи. А немцы рвутся к столице, смертельная опасность над Москвой и над всей страной…

Впрочем, что Колодному какие-то нравственные мотивы! Равно и Кудашевой. Они были сосредоточены на другом. Матильда Емельяновна, получив за чужую рукопись квартиру и телефон, теперь хочет чего-нибудь еще. Лев Ефимович вполне ее понимает. Недаром в интервью Бар-Селле отметил, что за почерковедческую экспертизу рукописи он «заплатил из своего кармана». Надо полагать, тоже хотелось дивидендов. Словом, тут у них единомыслие.

Интересно послушать Колодного в том же израильском интервью, как он предпринял первые попытки сбыть рукопись. Вряд ли стоит придавать серьезное значение декларации: «А я хотел, чтобы рукопись была передана государству. Я – советский человек…» Хотел бы – так давно к тому времени была бы передана! Интересное дальше.

Уже началось горбачевское время. «И пошел я, – рассказывает Колодный, – к Жоре Пряхину (тогда работник ЦК партии. – В.К .). И Жора направил меня к своему начальнику – зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС. Тот направил меня к помощнику Горбачева – академику Фролову. Прихожу – сидит такой барин вальяжный и говорит: «Ну что – давайте дадим сообщение об этом в «Известиях ЦК КПСС», а рукопись возьмем к себе в архив. Шолохов ведь был членом ЦК, значит, рукописи там самое место». Я даже не стал этим заниматься – охота стараться для «Известий ЦК». Я сказал, чтобы дали этой семье машину, а Матильда и дочь были готовы отдать государству рукопись».

Стоп! Остановимся. Готовы были «отдать». Но – за машину. Действуют пока советские мерки: квартира, машина, фигурировали также дача и издание собрания сочинений Кудашева. Все это как своего рода плата за присвоенную шолоховскую рукопись. Не буду комментировать «барина вальяжного», однако в принципе непонятно, почему надо было что-то за труд Шолохова требовать. Отдайте государству, коли «готовы отдать»! Это же – национальное достояние.

Нет, «чтобы дали этой семье машину».

Кто назначил тогда такую цену? Матильда? Ее дочь? Колодный? Их трудно теперь разделить.

«Я сказал, чтобы дали», – говорит Лев Ефимович. В любом случае он это сказал, представляя Кудашевых (хотя и не называя их – они продолжали оставаться анонимными). То есть выступил как посредник. Чего же обижается, когда директор ИМЛИ называет его так? Он и с институтом вел себя как посредник. А поскольку Советская власть в 1991-м рухнула, и ЦК КПСС перестал существовать даже в том беспомощном, жалком горбачевском состоянии, Колодный теперь предлагает рукописи Институту мировой литературы.

Хотел обеспечить им надежное хранение и квалифицированное изучение? Это хорошо бы. Только предложение опять не бескорыстное. Причем учтена резко изменившаяся ситуация. Господин рынок пришел на смену проклятому социализму с его аскетической моралью и всякими ограничениями. Свобода! Доллар взошел на горизонте!

И новой ценой, назначенной за самоправно приватизированную рукопись классика с учетом новой, рыночной, конъюнктуры, становится уже не советская автомашина, а 50 тысяч долларов. Такую цену называет директору Института мировой литературы журналист Колодный – по-прежнему от имени никому, кроме него, не известных владельцев.

Для института, который, как и вся отечественная наука, ввергнут в бездну нищеты, найти 50 тысяч валюты совсем не просто.

А цена между тем возрастает. Через некоторое время Колодный называет уже 100 тысяч долларов.

А еще через некоторое – 500 тысяч. Полмиллиона!

«Я говорил с Феликсом Кузнецовым – директором Института мировой литературы, он мне сказал, что обратится к Зюганову, в Госдуму. Я не сказал ему, у кого находится рукопись, сказал, что пусть он достанет деньги – всего-то полмиллиона».

Всего-то…

Это я снова процитировал интервью Льва Ефимовича Колодного израильтянину Бар-Селле.

И снова можно спросить: а такую цену назначил кто?

В интервью сказано: «Матильда и дочь решили рукопись продать. Они прочли в какой-то газете, что в Европе на аукционе продали рукопись «Отцов и детей» за 400.000 фунтов. А что – Шолохов хуже Тургенева? Вот и решили продать за полмиллиона долларов».

Слава богу, взлом не состоялся!

– Это цена Колодного, – скажет потом наследница Кудашевых, у которой и будет в конце концов приобретена государством (не за 500 тысяч все-таки, а за 50) рукопись Михаила Александровича Шолохова.

Можно привести и другие свидетельства, что он, Колодный, имел прямое отношение к установлению полумиллионной цены. Но даже не в этом главное. Вообще не имели права торговать! Ни юридического, ни – тем более – морального.

Мне, как и Ф. Кузнецову, видится кара Божия в смерти от рака, одной за другой, матери и дочери Кудашевых. В 1995-м умирает Матильда, в 1997-м – ее дочь Наталья. А ровно полгода спустя, 25 февраля 1998 года, в «Известиях» появляется статья под тревожным заголовком «Тихий Дон» течет на Запад?»

Вот ее суть: «Запросив за всю рукопись полмиллиона американских долларов и не найдя, видимо, охотников выложить такую сумму за черновики русского классика, владелец архива, похоже, решился на постраничную распродажу. Поскольку эта рукопись является национальным культурным достоянием, ее, по идее, невозможно вывезти из России и предложить мало-мальски солидным аукционным домам. Потому-то операция и проводится в условиях сугубой конфиденциальности. Имя владельца по разным причинам, в том числе из страха перед отечественными бандитами, засекречено. Понятно, что подтвердить или опровергнуть всю эту информацию строго юридически пока невозможно. Однако знающие люди утверждают: рукопись уплывает из России».

«Знающие люди» – это Лев Колодный. Как теперь сообщает сам Лев Ефимович, именно он инспирировал статью в «Известиях». Для чего? Он скажет, что хотел таким образом воспрепятствовать «уплыванию» рукописи. Однако зачем столь сложный путь? Если бы действительно этого хотел, пошел бы в государственные организации и сказал, где находится рукопись, помог наконец вернуть ее законным владельцам.

Нет, совсем другая забота была у него! Статья стала своеобразным способом надавить на общественно-государственные структуры, чтобы выжать все-таки заветные полмиллиона баксов.

Заодно решалась и другая задача – вызвать «на связь» тех, кому Наталья Васильевна Кудашева завещала свое имущество. Дело в том, что Наталья, как и ее мать, умирала в больнице, квартира в это время была заперта, а после смерти, поскольку прямых наследников не имелось, – опечатана.

Есть ли завещание и на кого оно? Это Колодному не было известно.

Возле опечатанной двери, так получилось, почти одновременно оказались представители ИМЛИ, активизировавшие свой поиск после статьи в «Известиях», и Колодный. Чувствуя, что добыча может уйти из его рук, решается на крайность: вскрыть опечатанную квартиру.

Слава богу, вызванный соседями участковый милиционер проявил бдительность и твердость. Он сказал: «Вскроете только по суду». А наследница, двоюродная племянница Матильды Кудашевой, узнав об этом случае, забрала шолоховские материалы и, еще до заключения договора с институтом, отдала часть их в ИМЛИ, который к тому времени уже разыскал ее. Отдала, чтобы провести необходимую экспертизу.

Колодный все-таки тоже нашел новую владелицу. Используя опять свои московские властные связи, предложил ей за рукопись четырехкомнатную квартиру.

Не получилось.

И тогда, в ноябре прошлого года, именно в тот момент, когда висевшая на волоске судьба бесценной для России рукописи вот-вот должна была окончательно решиться, Колодный появляется… в Тель-Авиве. Случайно? Не за большими ли деньгами, чтобы перебить на последнем этапе досадных «конкурентов», метнулся он туда? «Лев Ефимович в Израиле не живет, – вскользь заметил его собеседник и лютый шолоховский ненавистник Зеев Бар-Селла, – но бывает здесь регулярно… Причины личные и широким массам читателей не интересные…»