Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан

Изменившийся Мерис не радовал мою опухшую совесть. Между нами до сих пор стоял призрак Вланы, и мне было проще служить для генерала объектом раздражения, чем симпатии.

А ещё нужно было рассказать Колину о том, что Тоо погиб, и это лишало меня желания видеть и его, и всех остальных.

— Твои нашли на полигоне потерянную шлюпку, — сказал генерал, читая мои мрачные мысли. — Келли боится тебе докладывать. Млич попросил меня.

Я кивнул и прикусил губу от и до боли.

Да, после отключения алайцами би-пространственных генераторов, задача отыскать шлюпку стала вполне решаемой. Теперь нам будет, кого хоронить.

— Один выжил, — продолжал Мерис быстро. — Пилот, самый молоденький. Эмор его фамилия. Чуть не плачет, комик. Говорит, что в медкапсулу его те, что постарше, силком затолкали.

— Неджел и Тоо?

— Погибли от множественных кровоизлияний в мозг.

— Колин знает?

— Колин знает всё, — невесело усмехнулся Мерис и поднялся. Похоже, какая-то мысль неожиданно клюнула генерала в темечко. — Лечись, я позже зайду.

На пороге он обернулся:

— Твои девицы рвутся, пустить?

Девицы, понятное дело, были эйнитскими, других на «Факеле» не водилось.

Почему вдруг мои? А девиц на военные корабли привожу исключительно я. Вот собаки родятся и без меня. А девицы — только с моей подачи.

Эйнитки, покорив «Персефону», взялись за «Факел». Большая часть команды пребывала в обалделом восхищении от красоты и смелости девушек. Они не просто вошли в совещательный зал «Целебера», где всё ещё шла резня, но и перепугали до комы боевиков.

Но чего им, спрашивается, бояться? В эйнитов не стреляют ещё со времён хаттской войны. Это табу и у нас, и в Содружестве.

Если доживу, спрошу у Айяны, как же так вышло?

История тридцать третья. «Секса много (не) бывает» (окончание)

За сутки «до». Финал совещания. Открытый космос. «Целебер»

В совещательном зале воняло алайской и человеческой кровью, рвотой.

Рвало Энрека. Он всё-таки отведал зелёного мяса, и теперь его выворачивало наизнанку.

Данини отстранила генерала Мериса, колдовавшего над моей рукой со спас-пакетом, и взялась за дело сама.

Я сосредоточился на дыхании, чтобы не застонать. Рука — ерунда, а вот голова состояла из одного сплошного комка боли. Мне не руку надо было перевязывать — башку.

Колин вытер с лица зелёную кровь и громко сказал что-то на алайском.

Какого языка он не знает? Парабского?

Эйгуй замяукал в ответ.

Инспектор Джастин позволил ему встать, но взирал как на букашку.

Имэ закашлялся, приходя в сознание. Застонал. Как ему, наверное, больно сейчас кашлять.

Я в первый раз пожалел недорегента. Мужик хотел так много, а получил меньше, чем ничего.

Мерис обвёл глазами поле боя, хмыкнул:

— Ну что, — спросил он, оглядываясь на северян. — Продолжим совещание?

— Я знаю, где ты продолжишь совещание! — взревел Херриг.

А как молчал, как молчал… Видать, тоже наделал в штаны, пока мы тут с алайцами упражнялись.

— Тю-тю-тю, — поддразнил его Мерис. — Сорок пять лет назад я уже видел тебя в ненадёванной обуви!

Мерис закрыл на пару секунд глаза, а потом расплылся в улыбке.

Я знал, что по утверждённому вчера плану корабли крыла должны сейчас окружать алайскую эскадру, отжимая «Целебер».

Наверно, отжали.

Да!

Эйгуй напрягся. Ему-то связь не глушили.

А потом и лицо Херрига потемнело от злости. Он открыл рот, но Колин нашёл его глазами, «надавил», и министр захлебнулся кашлем, так и не сумев донести до нас что-то по-имперски «разумное, доброе, вечное».

— Договор! — потребовал Колин у Эйгуя.

Тот слабо махнул рукой в направлении стола.

Лендслер подошёл к развороченному креслу алайского министра, отыскал лист с гербами, пробежался глазами по тексту и демонстративно разорвал неподатливый пластик.

Ну, так и я могу. По усилиям это примерно как оторвать руку или ногу.

— Ты за это ответишь! — взвизгнул Херриг.

Он перегрелся от напряжения. Багровая морда разве что волдырями не пошла. Интересно, а пар из ушей повалит?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— За что конкретно? — деловито спросил Колин.

Он оглянулся, поманил Данини.

Девушка закрепила у меня на руке повязку, поднялась с колен, отряхнула юбку.

Колин что-то спросил негромко. Данини кивнула.

Эйниты двинулись к столу. Туда же попёрся бледный до синевы Энрек.

Пятеро. С Колином — шесть…

Я понял, что считаю их.

Инспектор Джастин — семь. Ну пусть даже я буду восьмым… Но кто девятый?

Мерис протянул ладонь. Я ухватился за неё, потолок совершил кульбит, в голову выстрелили разрывными, но на ногах я устоял.

По всему выходило, что сам я к столу буду идти часа полтора, и генерал повёл меня как пожилую леди, под локоток.

Когда я ухватился за столешницу с зелёной тканью и поднял глаза, то увидел девятого. Это был Имэ.

Я выругался одними губами. Говорить было больно.

Энрек сложил руки крестом, намекая мне на обряд, о котором рассказывали в эйнитской общине.

И что? Мы планируем доверять недорегенту? Вот этому экзотскому предателю? Он своих предал, нас ему кинуть — как два пальца!..

Я ощутил такое раздражение, что даже забыл о боли.

Они что, офонарели тут все? Сделать Имэ одним из тех, кто сейчас послужит крестом для изменения реальности?

— Тише, Анджей, — Дьюп обернулся ко мне, коснулся здорового плеча. Пальцы были горячими, и от них жгло, как от монеты. — Времени мало. Нам нужно взять кого-то девятым.

— Но…

— Но причинность и не может родиться без своей тёмной части. Кто-то должен привнести в неё боль и кровь. Пусть он будет наказан так.

Наказан?

Я вгляделся в лицо Имэ.

А чего он вообще хотел?

Имэ пытался снести меня, потому что я представлял здесь Империю… Стоп. Он что, хотел, чтобы вся имперская верхушка собралась на «Целебере», а он бы срубил её одним махом? Типа, хотел спасти Юг?

А алайцы… Да пусть потом хоть сожрут героя.

Тёмная Мать!..

Недорегент? Один против всех?

Какой нелепый экзотический бред.

Я посмотрел на Колина, и он кивнул. Друг видел недорегента насквозь. И он посчитал, что Имэ наказан достаточно. Значит, моя версия близка к реальному?

Хэд…

Значит, Колин полагает, что Имэ сражался за Юг, но не сумел понять, кто его враги, кто друзья? И он достаточно наказан, будучи спасён своими «врагами»?

Сражаться против нас — это было для него как бороться против себя, не узнавая и не понимая. Лупить по собственному телу палкой и орать от боли, не понимая, кто тебя бьёт. И вдруг увидеть в зеркало, кого ты лупишь палкой.

Я посмотрел на недорегента. На Имэ просто лица не было. Похоже, я угадал. Он понял, что пошёл против своих. Против воли Локьё, Симелина.

В запале наката он не сразу сообразил, с кем он воюет за Юг.

Генерал Райко, кем бы он ни был, весело переговаривался тем временем с «Эцебатом»: «Ах, какое горе, алайцы напали на министра Херрига и захватили беднягу в плен. А чего вы хотели? Алайцы — это же продажные твари. Да-да, захватили министра и требуют выкуп. Корабли крыла безуспешно пытаются отжать „Целебер“ от алайской эскадры…»

Колин сделал мне знак: быстрее!

Данини взяла меня за руку — белые пальчики на шершавой от крови руке.

— Проводить будем я и Ликста, — сообщила она.

Энрек втащил в круг истекающего зеленоватой кровью боевика. Ликста наклонился и коснулся раны растопыренными пальцами.

— Вот и всё, — сказал он.

— Что? — дёрнулся я, и голова заболела с удвоенной силой.

Кераи обняла меня.

— Ещё чуть-чуть потерпи, да? Потом полечим тебя. А сейчас — потерпи.

— А что?.. — от боли я не мог говорить.

— Всё хорошо, — прошептала мне девушка. — Сейчас реальность откатит до исходных меток. В ней изменится малое. Вот этот несчастный мужчина умрёт, — она указала на алайца. Только он. — А в завтрашнем совещании примет участие лендслер армии Юга. И всё пойдёт по другой ветке. А это — забудь. Всё-всё, что ты видел сегодня. Теперь всё в ваших настоящих руках.