Монарх от Бога - Александр Антонов

К тому же венгры предупредили царя Симеона: если он пойдёт войной на Византию, то они выступят с войском против него. Дошла до Софии весть и о том, что печенежская орда движется из Днестровья к Дунаю. Лакапину было отчего чувствовать себя бодрым и уверенным в победе над Болгарией. Он был благодарен логофету дрома Тавриону за то, что его послы и посланники поработали хорошо, дали понять Болгарии, что Византия достойна того, чтобы её уважать и не бросаться с мечом и опущенным забралом в драку.

Но, отдавая должное всем названным причинам, способствовавшим замирению с Болгарией, Роман Лакапин отдавал предпочтение последней причине, которую не назвал. Её последствия проявились пока в малой степени, но оказались важнее и сильнее других. Всё случилось ещё до того, как Болгарии погрозили венгры и печенеги, а флот Иоанна Куркуя был далеко от её рубежей. И происходило это на глазах у Лакапина. Великий доместик с двумя тагмами скорыми переходами вышел далеко за Филиппополь, приблизился к рубежу с Болгарией, поставил лагерь и занял позиции там, где болгары каждый раз врывались в Византию. Три дня его войско отдыхало, и болгары не давали о себе знать. Дозоры, которые наблюдали с больших деревьев и высот за болгарской землёй, всякий раз возвращались с дежурства с коротким докладом: «В Болгарии всё тихо».

На четвёртый день этот покой был нарушен. Дозорные принесли весть турмарху гвардии Стирикту о том, что к рубежам Византии приближается отряд воинов в сто человек, сопровождающие колесницу редкой красоты с упряжкой в три пары гнедых коней. Стирикт поспешил к шатру Лакапина, доложил ему обо всём и спросил:

- Что делать, великий доместик?

- Наблюдать и ни одной стрелой не нарушать покой болгар. Пусть считают, что нас нет на рубеже. Помни, что сто воинов - это не войско.

- Верно, - согласился Стирикт и снова спросил: - А если всё-таки пойдут на нашу землю?

- Пропустить.

- Но мы ничем не рискуем?

- Ничем. Мы выигрываем. Кто бы они ни были, возьмём в плен. Если это знатные воины, потребуем выкуп. Иди, действуй, Стирикт.

Но едва Стирикт вышел из шатра, как тут же вернулся с молодым воином.

- Великий доместик, прискакал Патрокл и докладывает, что отряд приблизился к нашим холмам и разбивает стан.

- Новое дело. Они что, на своей земле? Посмотрю-ка я сам на них. Как только Лакапин вышел из шатра, стременной Кастор подвёл ему коня, подставил стремя. Лакапин поднялся в седло. За ним взлетел на коня стременной, махнул рукой, и из-за шатра выехали десять гвардейцев. Группа поскакала к холмам. До лесистого холма, куда держал путь Лакапин, было не больше двух стадиев, доскакали в несколько мгновений. Это был предпорубежный холм, и болгар на нём не было. Спешившись у подножия холма, отряд поднялся на него. На северном склоне, на высоком грабе было устроено дозорное «гнездо». Подниматься к нему следовало по лестнице. Лакапин без раздумий полез вверх. Вот и «гнездо». С него открывался вид на торговый тракт. По нему в мирное время двигались десятки купцов в ту и другую страну. Сейчас оно было пустым, а на кромке византийской земли, на последнем холме был разбит стан и высился шатёр. Над ним развевалось царское знамя.

- С чего бы это? Неужели сам царь Симеон пожаловал в гости?! - воскликнул Лакапин. - Вот уж не спишь, да выспишь.

На лестнице, поднявшись по грудь над площадкой, появился Стирикт.

- Великий доместик, что ты увидел? - спросил он.

- Царский стяг вижу над шатром, который стоит на нашей земле. Ещё крытую колесницу, вроде бы царскую.

- Так повели окружить их.

- Ну полно. Этот холм давно спорный. Болгары считают, что они на своей земле. А если нет, так выходит, что Симеон пришёл с миром. Давай-ка слезай, и я следом.

На земле Лакапин сказал Стирикту:

- Возьми десять воинов да стяг не забудь: едем к Симеону в гости.

Вскоре конный отряд в двенадцать человек подъехал к болгарскому стану, который всё-таки был разбит на византийском холме. Лакапин остановился возле шатра, и тут же перед ним возникли три воина с обнажёнными мечами.

- Уберите-ка оружие, болгары. Вы наши гости, а мы здесь хозяева. Кто у вас за господина?

Воины убрали мечи, но молчали и не двигались с места. В шатре услышали голоса приезжих, и из него вышел молодой царевич Пётр.

- Здравствуй, великий доместик Лакапин. Ты меня помнишь?

- Как не помнить, когда ты на мою внучку Марию весь вечер глаза пялил. - И Лакапин засмеялся.

- Так уж и пялил, - с лёгкой обидой произнёс Пётр. - Просто она мне понравилась. Как она там, невестится?

- Ой, рыцарь, «просто» не нравятся, с корыстью - да. Ты что, с отцом приехал? Где он?

- Здесь батюшка, в шатре, но ногами слаб, не может к тебе выйти. Заходи в шатёр.

- Ну, если желает видеть, зайду. За честь сочту. - Лакапин спешился, отдал повод подоспевшему Кастору. - Веди, - сказал он царевичу Петру.

Пётр первым пропустил Лакапина в шатёр. В нём царил сумеречный свет. Присмотревшись, Роман увидел ложе и на нём полулежащего и постаревшего царя Симеона.

- Э-э, государь, так не годится. Зачем рано сошёл с боевого коня? - пошутил Лакапин.

- Если бы не сошёл, так мы бы с тобой в Царьграде встретились: я - на стене, а ты - под стеной.

- Знаю твою удаль, чего говорить. С чем пришёл царь Симеон в Византию?

- Потому и пришёл, что обложили меня, как борзые медведя в берлоге: с одной стороны - хазары, с другой - печенеги. Да и твой Куркуй с грозной силой подходит. А главный-то в этой своре мой сынок.

Полюбуйся на него. Ни за что не пришёл бы сюда, если бы не он…

В голосе Симеона ещё звенела бравада, но сел могучий бас до тонкого младенческого голоска, как на исходе. Дышал он часто, но не хватало ему воздуха. Кашлем зашёлся. Наконец отдышался, кое-как сказал:

- Садись, Лакапин, в кресло. Ты здесь хозяин, а я - проситель.

- Что случилось, царь-батюшка? - с почтительностью к старости Симеона спросил Лакапин.

- А вот пусть царевич Пётр говорит. - Симеон обратился к сыну: - Ну так выполняй волю отца, наследник престола.

Тот недолго думая, шагнул к сидевшему в кресле Лакапину, бухнулся на колени и, перекрестившись, выпалил:

- Отдай, великий доместик, свою внучку Марию мне в жены. Свет она мне затмила!

- Вот те раз! Да ты и видел-то её единожды!

- Верно. Да с первого взгляда она вошла мне вглубь сердца. Сплю и вижу лишь её.

- Тут уж ничего не скажешь. Знаю, что такое сердечная заноза, - вздохнул Лакапин и вспомнил Зою-августу. - А твой батюшка как на это смотрит?

- Он здесь. Спроси его, великий доместик.

- Я и без спроса, отвечу. Видел твою Марию, славная девочка поднимается. - И царь откровенно, простодушно добавил: - Да ведь для меня главное не она, а ты. Сегодня стоишь позади императора, а завтра, глядишь, и рядом встанешь, в корону облачишься.

- Твоими устами да мёд бы пить, - усмехнулся Лакапин.

Но сказанное польстило ему. Выходило, что не только он видит в себе достойного соправителя, но и другие это заметили. «Спасибо, Симеон, тебе за откровенность», - подумал он, промолвил же другое:

- Хотел бы я отдать свою внучку за твоего сына, царь Симеон. Но у неё есть родитель - вот он уж решит, быть ли по-нашему.

- Да полно, великий доместик, - загорячился Симеон. - Грохнешь кулаком по столу, и не устоит твой Христофор. Он тебе не ровня.

Лакапина забавляла отважная и прямодушная речь царя Симеона. «Придётся дать согласие. Чего уж тут душой кривить. А Христофор? Он понятливый, за мной пойдёт», - решил Лакапина и повернулся к Петру:

- Твой батюшка верно сказал: моя воля над внучкой Марией царствует. Потому, чтобы не томить тебя, славный царевич, моё благословение ты услышал. Быть моей внучке твоей супругой.

- Да хранит тебя Господь, великий доместик! - воскликнул Пётр.

- Встань, рыцарь, и собирайся в Константинополь. Должно тебе там с невестой встретиться да решить всё по-божески. Пётр встал, поспешил к отцу, возле ложа опустился на колени.

- Благослови, батюшка, и ты.

- Легко отделаться думаешь, сынок. Ты поклянись на кресте, что никогда не обнажишь меча против своего тестя и против Византии.

- Батюшка, я принял эту клятву в сердце своём давно, с той самой поры, как увидел и полюбил Марию. Клянусь теперь с чистой совестью не поднимать меч на великую Византию. Мы питаемся богатством и знаниями Византии. Как же нам воевать с нею?!

Лакапин понял, что всё главное уже сказано, и хотел было подняться, но славянское великодушие не знает пределов. Неведомо когда и как на низком походном столе появились вино, кубки, закуски. Царь Симеон пригласил Лакапина к столу.

- Я помню, как чествовали меня в Царьграде, когда корону императора воздевали. Хочу и я тебя почествовать, Лакапин. Садись к столу, наполним кубки, и будет тебе моё слово.