Ловушка для графа, или три правила острова Скай (СИ) - Бергер Евгения Александровна

— Это всего лишь привычная практика, мэм, — успокоил ее мистер Галлахер. — Я обязан придерживаться установленных правил. — И он выдвинул из-под кровати чемодан исчезнувшей девушки.

Действовал он с явной сноровкой, руки его так и порхали, расстегивая ремни и ныряя в многочисленные кармашки; впрочем, единственным необычным предметом, найденном в чемодане, оказалась книга в мягкой обложке, при виде которой у миссис Лукас буквально закатились глаза. Это был томик под авторством Мэри Уолстонкрафт «Защита прав женщин», и в нем, насколько знал Спенсер, брак называли «узаконенной проституцией».

Миссис Лукас тоже знала об этом, так как стеная: «И это после всего, что я для них сделала!», привалилась к стене, бледная как привидение. Вокруг нее, предлагая воды, нюхательных солей и опоры, замельтешили обе ее подопечные.

— От Гортензии этого стоило ожидать, — проговорила мисс Джонстон осуждающим тоном.

Амелия попросила ее не наговаривать на подругу… И под этот неумолчный квартет инспектор перешел в комнату следующей девушки: Эммы Джонстон. В ней, к счастью полуживой компаньонки, ничего предосудительнее бисквитных крошек на покрывале, обнаружено не было. В вот Амелия Холланд выдала себя с головой, краснея намеренно или нет, когда пальцы Даррена Спенсера перебирали ее сорочки и шелковые чулки в комоде с вещами. Сам Спенсер казался слишком задумчивым, погруженным в себя, чтобы тоже заметить ужимки вздыхающей мисс… Мисс Хартли, касаясь чужих вещей, мучительно соображала, не найдутся ли в ее комнате изобличающие предметы… Хотелось бы верить, что нет. Они старались продумать все мелочи…

Но куда все-таки делась Гортензия?

Кто написал имя графини в пыли на ломберном столике?

И что именно она видела… перед падением с лестницы?

Авантюра с ее маскарадом на Скае перестала казаться хоть сколько-нибудь забавной, хотя, если по правде, о забавах изначально не было речи… И все-таки статус мужчины, импонировавший ей поначалу, теперь начинал тяготить, особенно в отношении графа. Она кинула на него быстрый взгляд… Теперь же хотелось отбросить притворство, поговорить по душам.

Вон как следит за ней и инспектором…

Ладно — за ней, но что ему сделал инспектор?

— Миссис Лукас, мы идем к вам, — сказал Галлахер, и они перешли в соседнюю комнату.

Вскоре дошла очередь и до комнаты графа, который замер у двери, явно желая погнать всех взашей, а не пускать к себе в душу. Эмилии тоже ничуть не хотелось касаться вещей его покойной жены… Казалось, граф четвертует за них с особой жестокостью. Впрочем, Галлахер не отступился, и граф пустил его внутрь… Мисс Хартли пришлось войти в комнату и, ощущая душевное противление, приблизиться к шкафу.

— Мистер Спенсер, приступайте к осмотру! — поторопил ее Галлахер, и, столкнувшись с хозяином комнаты взглядом, Эмилия потупилась. Раскрыла створки и… не смогла прикоснуться к шелковым платьям: так и стояла, глядя на них с притихшим вдруг сердцем. С сердцем, словно дикий зверек, притаившимся в глубокой норе грудной клетки… С мыслями, выскребавшими нечто важное изнутри черепной коробки…

А инспектор рыскал по туалетному столику: выдвигал ящички, хмыкал в усы, простукивал задние стенки. Дотошный, как присосавшийся клещ, он отлично знал свое дело!

— Чьи это вещи, сэр? — обратился он к графу. — Вашей… эмм, лю…

— … Жены, — кинул граф.

— Жены? — удивился мужчина и поглядел на толпившихся на пороге девиц. — Разве вы не вдовец?

Дерби скрипнул зубами.

— Моя жена умерла, если вы спрашиваете об этом, — холодно процедил он.

— Хм… вы, похоже, ее очень любили, уж простите за констатацию.

— Это еще здесь причем?!

— Ну, — инспектор окинул взглядом женские вещи вокруг, — это бросается в глаза, уж простите. А это что? — мужчина заметил какие-то склянки в одной из задвижек. Такие обычно использовались в лаборатории… На дне той, которую держал Галлахер, виднелись остатки розовой жидкости.

Граф бесцветно ответил:

— Колбы для химических опытов. — У мисс Хартли либо разыгралось воображение, либо граф побледнел при виде этих сосудов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И вы храните эти предметы в задвижке туалетного столика?

— Это вышло случайно.

— А что это за жидкость? — Дотошный инспектор, сунув палец в стекляшку, потянул его к языку.

Граф Дерби взвился:

— Не будьте ребенком, инспектор: это может быть синильная кислота.

Тот вздрогнул, поспешно встряхнув всей рукой. Кажется, испугался! И разозлился на собственную реакцию, так как кинул весьма раздраженно:

— Кстати, о вашей лаборатории, граф: ее нам тоже придется внимательно осмотреть.

— Сколько угодно, инспектор, главное, не тащите в рот все что ни попадя. — И, щелкнув тем самым Галлахера по носу, он замер каменным истуканом.

А Эмилия снова посмотрела на платья…

И вдруг вспомнила слова Бартона, сказанные однажды: «Боюсь, призраки некоторых людей никогда нас не оставляют». И слова графа, сказанные вот только: «Моя жена умерла, если вы спрашиваете об этом».

Умерла, но… мертва ли? Призраки…

«Спенсер-проныра и Спенсер-трусишка…» Ледяное дыхание у виска. Белое облако с человеческими глазами.

— Розалин Дерби, — прошептала она сухими губами.

— Вы что-то сказали? — Инспектор поглядел на нее с интересом.

— На шляпной коробке написано «Розалин Дерби», — отозвалась она, уже без утайки, большими от страшной догадки глазами поглядев на Эдварда Дерби.

Между ними словно щелкнуло что-то, что-то вот только что пришло в действие: закрутились шестерни и анкера, завращались колесики…

— В Линдфорд-холл живет привидение, — одними губами, беззвучно прошептала мисс Хартли, чтобы попробовать эту мысль на вкус. — В Линдфорд-холл… в этой комнате… живет привидение. — Слова горчили на кончике языка и кислотой разливались по небу… А в глазах отражался испуг Эдварда Дерби.

Он что же, умеет читать по губам?

Или она произнесла это вслух?

Нет, кажется, нет. Всё казалось обычным, как прежде. Все казались обычными, кроме них с Эдвардом Дерби, схватившим ее за рукав…

— Мистер Спенсер, у вас сотрясение? — спросил он очень тихо неприветливым тоном.

Она отрицательно дернула головой.

— Просветление, — столь же тихо поправила собеседника. — Я, наконец, разгадала секрет Линдфор-холла! Ваш секрет, граф.

Длинные пальцы пребольно стиснули ее руку, впиваясь, как иглы, под кожу.

— И что это значит? — Тихий шепот у уха, так что мурашки бегут по спине.

Эмилия не хотела быть злой, но слова вышли с присвистом, словно шипение:

— Розалин Дерби, ваша жена. Мертвая… да не очень… Вы настолько любили ее, что нашли способ вернуть, пусть даже… призраком… А теперь попробуйте отрицать?

Пальцы сдавили сильней, захотелось скривиться от боли, но мисс Хартли сдержалась усилием воли. Глаза графа, глядевшие на нее, сделались черными безднами — поглощали не только свет в пасмурной комнате, но и ее целиком. В них растворилась окружающая реальность… Остались граф и она один на один. Только бездна и секретарь. Только бездна и разбитое сердце, осколки которого сыпались на пол…

И вдруг:

— Эй, что происходит? — Голос инспектора и ладонь, коснувшаяся плеча, прошибли ее словно током. Эмилия дернулась… Мир снова стал четким.

— У меня сотрясение. Мне нужно прилечь! — сказала она и, шатаясь, выскочила из комнаты.

Стены спальни сдавили ее. Присутствие черной бездны манило и отталкивало одновременно… Ей не прилечь было нужно, а провести трансплантацию сердца, которое, ошалев от внезапной догадки, все-таки не переставало твердить: «Наверное, этому есть объяснение. Оправдание… Не сходи с ума, слышишь!»

Только оправдания ее глупости не было.

Ладно граф: он любил и… Но она? Как она угодила в эту ловушку?! Мистер Солсбери должен был сразу ее удержать, надавать оплеух, если пришлось бы, сказать в тот же миг, что план ее — глупость, и сама она — глупая дурочка.

А теперь еще и влюбленная глупая дурочка с раненым сердцем.