Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк

протягивая запечатанный сверток.

Рука Державина дрогнула: пакет неожиданно оказался тяжел. В тот же миг гвардеец, воскликнув: "Честь имею!" — развернулся по артикулу кругом через левое плечо и удалился строевым шагом.

Князь вытер пот со лба батистовым платком.

— Ч-что все это значит?

Державин прочел надпись на пакете:

— "Из Оренбурга, от киргизской царевны мурзе Державину".

Сердце застучало дробью: прочла! Откликнулась! Даже пошутила!

Всего лишь на миг он закрыл глаза… И словно наяву, прекрасная дама в гвардейской треуголке вновь пронеслась мимо него на белом коне, одарив лучезарной улыбкой. Видение пропало так же быстро, как и появилось. А рядом бубнил Вяземский:

— Ничего не понимаю! Что за царевна? Почему из Оренбурга? Уж не взятка ли это, святой вы наш…

Державин вскрыл пакет. Казалось, тысяча солнц разом вспыхнули и заиграли разноцветными огнями! В пакете оказалась золотая табакерка, усыпанная бриллиантами. Драгоценные камни сверкали и переливались, составляя причудливый узор.

— Боже мой, — простонал Вяземский. — Какая роскошь! А что внутри? Только осторожнее… Вот кнопочка.

Внутри табакерки находилось пятьсот золотых империалов!

— Да-а… — еле выдохнул генерал-прокурор. — Подарок с выдумкой и тонким вкусом, как и подобает императрице.

— Почему вы думаете, что это от нее?

— Ужасно трудно догадаться! Взгляните на вензель! — Князь указал на затейливую букву "Е" в бриллиантовых завитушках. — Но чем вы заслужили сию неслыханную милость? И почему ее величество называет вас мурзой?

Пришлось Державину рассказать об оде "Фелица".

— Государыня изволила пошутить со мной, — пояснил он.

— Ничего себе шуточки… А как вам удалось сочинить оду? Вы поэт?

— Кажется, сегодня я поверил в это.

Несколько мгновений генерал-прокурор молча хлопал рыжеватыми ресницами, потом, словно очнувшись, расплылся в льстивой улыбке.

— Поздравляю, Гавриил Романович, и горю желанием поскорее прочитать ваше творение! Обожаю стихи!

— Об этом я наслышан… А как с делом о подлоге?

Вяземский с жаром воскликнул:

— Выгоню подлеца! С позором! Не посмотрю, что родственник!

***

Присев за небольшим круглым столиком, Екатерина Алексеевна снова с удовольствием раскрыла альманах "Собеседник". В жизни она не встречала ничего подобного! И вовсе не комплименты автора так поразили ее… Слыхала она и более громкие дифирамбы в свою честь. Но те шли не от сердца и потому не трогали. Впервые поэт изобразил свою императрицу живой женщиной, прекрасной, доброй и простой, радеющей о пользе Отечества, но в чем-то слабой и обманутой своими лукавыми царедворцами. "Откуда он так хорошо знает меня и моих вельмож? Верно, Господь надоумил…" — думала Екатерина, перечитывая оду Державина и останавливая взор то на одной, то на другой строчке. Раньше она любила только прозу и мало интересовалась стихами, считая сам способ выражения мысли в рифму неестественным. Но "Фелица" растрогала ее душу. "Читаю и плачу, как дура", — призналась она княгине Дашковой, которая однажды спросила, понравилась ли ей ода Державина.

Она не только проливала слезы умиления, но и рассылала книжки альманаха своим министрам и фаворитам, пороки которых высмеял поэт, и собственноручно подчеркивала касающиеся их строки. Особенно удачным, по ее мнению, получился Григорий Потемкин:

А я, проспавши до полудни,

Курю табак и кофе пью,

Преобращая в праздник будни,

Кружу в химерах мысль мою:

То плен от персов похищаю,

То стрелы к туркам обращаю,

То, возомнив, что я султан,

Вселенну устрашаю взглядом,

То вдруг, прельщался нарядом,

Скачу к портному по кафтан…

Вельможи хоть и злились, но не осмеливались мстить дерзкому стихотворцу. Он словно получил индульгенцию из рук самой государыни и отныне был защищен от всех посягательств.

Опомнились и знаменитые поэты России. Херасков из Москвы прислал Державину письмо с поздравлением. Гаврилу Романыча стали приглашать в известные литературные гостиные, куда ему доселе был доступ закрыт. Вместе с ним высшее поэтическое общество стали посещать и его молодые друзья: Капнист, Львов и Хемницер.

Николай и Мария Львовы недавно сыграли свадьбу. А влюбленный в Машу Иван Хемницер, самый молодой и впечатлительный из их компании, хотел было застрелиться, но передумал после того, как "Собеседник" опубликовал его первые басни — вольные переводы Лафонтена и собственные сочинения. Особенно понравилась его басня "Богач и бедняк", которая быстро разошлась на цитаты:

Сей свет таков, что кто богат,

Тот каждому и друг и брат,

Хоть не имей заслуг и чина

И будь скотина…

Читатели говорили, что в этом роде поэзии Хемницер превзошел самого Сумарокова. Но никто не мог затмить славу Державина…

Императрица приняла его во дворце и около часа расспрашивала о житье-бытье. А потом частенько присылала ему приглашения то на спектакль, то в маскарад, то на званый ужин. Державин обожал ее и считал идеальной правительницей. Все безобразия, творившиеся в России, он относил к ее недругам — бесчестным вельможам и алчным сановникам. А она была добра, прекрасна и не ведала, что ее бесстыдно обманывают те, кому она доверилась. Словом, поэт пожинал плоды своей славы и пребывал в некоем сладком сне.

Между тем злоупотребления в Сенате не прекращались, и Державин, уверенный в своей правоте и торжестве закона, снова принялся писать рапорты Вяземскому. Тот терпел, сколько мог, а потом взорвался и выполнил свою давнюю угрозу "превратить его жизнь в ад". Для этого он воспользовался помощью подчиненных. Многие сослуживцы Державина, ранее благоволившие к нему, теперь втайне завидовали его успехам. В глаза говорили комплименты, а сами выискивали в его работе нечаянные промахи и даже подло подставляли, сообщая неверные цифры в деловых бумагах.

Все кончилось тем, что Державин был вынужден уйти из Сената. К тому времени он был уже в чине статского советника, и его назначили губернатором в захолустное Олонецкое наместничество, хотя в те дни освободилась должность губернатора в его родной Казани.

Ему бы похлопотать о себе, обратиться с прошением к государыне, а он…

Глава 13

БОГ

Случилось так, что как раз в ту пору на Державина вдруг снизошло вдохновение, и, позабыв о служебных неурядицах, поэт очертя голову бросился в его объятия.

Эта тема волновала его всегда. Как появился мир — земля, звезды, люди? Кто их творец? Благообразный старец на облаке или некий непостижимый высший разум? И для чего рожден человек?

Однажды в канун Христова Воскресенья он стоял всенощную в храме и вдруг почувствовал в глазах блики света. Кто-то неведомый, добрый и великий посылал ему знак… Державин разомкнул уста и, как когда-то в младенчестве, произнес только одно слово: "Бог!" Вернувшись домой, долго