Могильный червь (ЛП) - Каррэн Тим

Бад хмыкнул.

- Хочешь знать мое мнение? Держись от нее подальше.

- Не знаю, смогу ли я это сделать.

- Ну, тебе лучше научиться, - сказал ему Уилкс нехарактерно резко. - Эта женщина сыта тобой по горло, и я почти уверен, что тебе больше не рады в ее владениях. Если что-то и происходит, то ты можешь испортить расследование. Держись от нее подальше.

Он снова хмыкнул.

Уилкс немного смягчился.

- Я бы сказал, что пока все, приятель. Все, что мы можем сделать, это ждать, скрестить пальцы и надеяться на лучшее. Может быть, что-то изменится.

Бад посмотрел на него усталыми, слезящимися глазами.

- Она мертва, ты же знаешь. Она мертва с первого дня, и я думаю, что знаю это так же, как и ты.

Уилкс ничего не ответил. Это было правдой. Когда исчезает пожилой человек, полицейский думает о самом плохом. И он думал так с тех пор, как ввязался в это дело. Стэплтон был полицейским. Невозможно было приукрасить это для такого старого ветерана, как он.

- Нам придется подождать и посмотреть.

- Подожди и увидишь, - сказал Бад, отбрасывая журнал. - Я собираюсь это выяснить.

- Будь осторожен с этим, - предупредил его Уилкс. - Держись подальше от этой женщины. Похоже, она не из тех, кого можно злить.

Бад встал.

- Ты делай то, что ты должен, а я буду делать то, что я должен.

60

Фрэнк и Стив придумали план, согласно которому они по очереди будут наблюдать за домом Тары, пока она не появится. Что-то вроде засады полоумного телевизионного полицейского, но это было все, что они могли придумать. Когда она появится, тот, кто наблюдает, позвонит другому. Это было выполнимо.

Стив остался на дежурстве, поэтому Фрэнк проделал долгий путь до своей квартиры, проезжая мимо Лайман-парка, когда последние лучи солнца пробивались сквозь высокие вязы и тени густо изгибались на площадке для пикника. Он увидел вдалеке женщину, которая выгуливала свою собаку и возвращалась в город. В парке была пустота, которая странно беспокоила. В июле здесь было полно народу, музыка, ларьки мороженым, дети толпились на пляже... теперь он просто совершенно пуст.

Он поехал по извилистой дороге к пляжу только по той причине, что ему действительно было нечего делать. Он проверил свой сотовый. От Стива ничего. Ветер усилился, когда он приблизился к пляжу, листья шелестели, а ветви сгибались.

Он припарковался у пляжного домика, спустился к бетонному волнорезу и сел там, вспоминая все, но ничего особенного. Уже темнело, и он уставился на берег, на воду, прикуривая сигарету от зажженной спички и напоминая себе, что ему нужно бросить курить.

Он подумал о Стиве.

Он подумал о Таре.

Он трахает твою девушку, ты же знаешь. Эта мысль непроизвольно пришла ему в голову, и он усмехнулся себе под нос. Нет, не моя девушка. Уже нет. Если она вообще когда-нибудь была. Он так долго горевал из-за этого, что теперь его поразило, как легко было ее отпустить. Но такова природа жизни, предположил он, легко позволить чему-то выскользнуть из твоих пальцев, что ты никогда по-настоящему не держал в руках. Все, что тебе нужно было сделать, это признать, что это не твое.

Вдалеке он услышал собачий лай, низкий и похожий на волчий.

От ветра у него по спине и голым рукам пробежал холодок. Он смотрел, как вода вспенивается над пляжем, осыпая кусочки плавника и озерной травы.

Позади него треснула палка.

Оторвав взгляд от бурлящего серого озера, он повернулся и увидел силуэт, исчезающий в деревьях за пляжным домиком. Не его дело, кто это был, но он почему-то зациклился на том, чтобы разглядеть его. Его нервы все еще были немного натянутыми после дома Тары, и то, что кто-то был здесь с ним, когда он думал, что он один, заставляло его кишки сжиматься.

Он подошел к пляжному домику.

Он увидел темную дорогу, петляющую обратно в парк. Высокие, шелестящие на ветру деревья выстроились по обе стороны от него. Он увидел фигуру, движущуюся сквозь них, совсем рядом с кромкой воды.

Это была Тара.

Он понял это по тому, как она двигалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Зная, что ему следует позвонить Стиву, он бросил сигарету и побежал через стоянку по траве, провожая ее взглядом и крича:

- Тара! Тара!

Но она продолжала отдаляться от него. Пока он бежал, в лицо ему дул озерный ветерок, пахнущий сыростью, озерной грязью и заросшими сорняками. Тара двигалась между деревьями, как дрейфующий ангел с кладбища, ветер развевал ее волосы дикими противоречивыми потоками.

Он догнал ее и схватил за плечо.

- Тара, - сказал он, и она повернулась, лицо ее было белым, как мел, а глаза черными в угасающем свете.

Она казалась невероятно костлявой под его пальцами, хрупкой, как кукурузная шелуха, которая вот-вот рассыплется на мякину.

Сквозь оскаленные зубы, пронзительным шепотом она сказала:

- Убирайся. Ты не играешь в эту игру. Тебя никто не приглашал...

Но он не отпускал ее. Он попытался оттащить ее, когда она попыталась уйти, и она вырвалась из его хватки извилистым, змеиным движением, от которого его сердце пропустило удар. Глаза сверкали, как хром, она приготовилась к нападению.

- Тара... Подожди минутку...

Тара прыгнула на него, цепляясь пальцами за его глаза, с пеной на губах, как будто была бешеной. Он поймал ее запястья и повернул бедро, когда она попыталась ударить его коленом в пах. Она боролась и дрожала, ее запястья были горячими в его руках, ее тело двигалось с плавными, почти бескостными изгибами. Он бросил ее на землю, и она посмотрела на него, волосы упали ей на лицо, ленты слюны свисали с ее губ, которые были оттянуты от ровных белых зубов. Она выглядела абсолютно первобытной.

Она зашипела на него и подпрыгнула.

Фрэнк снова схватил ее за запястья, когда она потянулась к его глазам, и она отчаянно боролась в его хватке, голова моталась из стороны в сторону, слюна и пена пузырились у нее изо рта, сопли текли из левой ноздри по щеке, пряди волос прилипли к лицу. Она была сумасшедшей. Абсолютно блядское безумие.

- Господи, Тара, подожди... подожди минутку.

Но она не стала ждать. Ее запястья были жирными в его кулаках, и она высвободилась, зубы приближались к его лицу, скрежеща, кусая, пытаясь добраться до его горла. У него не было выбора: он вывел ее из равновесия и ударил в лицо коротким жестким ударом правой. Она вскрикнула и свернулась у его ног.

Потом она снова вскочила, и он закричал на нее, но она набросилась на него с новой яростью, и он увидел, как что-то серебряное блеснуло в ее кулаке, как электрическая дуга. Она полоснула его по руке и вонзилась в бок, царапая ребра... А потом она повернулась и убежала, растворившись в тени, а он упал на колени, наполненный не только ужасом, но и яростью от того, что она только что сделала. Он прижал руку к ребрам, и она стала красной от крови.

Она ударила его ножом.

Она действительно ударила его ножом.

На мгновение ему показалось, что он видит, как она бежит между деревьями, но он не был уверен. Только то, что он услышал, как что-то эхом разнеслось над озером: искаженный, истерический смех триумфа и ненависти.

Чувствуя, как кровь стекает по боку, он, спотыкаясь, побрел к своему грузовику, вдыхая прохладный ночной воздух.

61

Тара упала в сорняки на берегу озера. Они были толстыми и жадными, опутанными паутиной пауков. На животе она двигалась сквозь них, ползла, медленно продвигаясь вперед. Она кралась по траве, вдыхая запах земли и черной тьмы озера. Когда она добралась до воды и почувствовала, как ее сырость наполняет ее голову, она снова и снова погружала в нее лицо, пока жар не спал. Она смахнула листья с волос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она не помнила, как напала на Фрэнка Дюваля.

Было только озеро, трава, ночь.

- Мне пора возвращаться, - сказала она. - Скоро придет время играть в эту игру.

На животе она пробиралась сквозь сорняки, пока не нашла траву. Затем она побежала, сначала на четвереньках, потом прямо против ветра.