«Франкенштейн» и другие страшные истории - Сельма Лагерлеф

того, чтобы пройтись по этому маленькому саду.

– В таком случае, – добродушно и весело, стараясь его хоть как-то развлечь, сказал Аттерсон, – мы остановимся здесь, под окном, и продолжим нашу беседу, не сходя с места.

– Именно это я и хотел предложить вам, – со своей обычной доб-рой улыбкой согласился доктор. И вдруг… Вдруг улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением нестерпимого смертельного ужаса. Лицо его исказилось до неузнаваемости.

Хлопнула рама, зазвенели стекла. Свет в глубине комнаты померк. Пораженные, друзья невольно отступили от окна. Не в силах произнести ни слова, Аттерсон и Энфилд торопливо и молча покинули сад. И только очутившись на знакомой улице, они наконец взглянули друг на друга.

– Да пошлет Бог силы нашему другу, – прошептал нотариус. – Какие странные конвульсии…

– Скорее, судороги, – упавшим голосом сказал Энфилд. – Он стал совсем не похож на себя.

Всеобщий страх

Мистер Аттерсон, едва притронувшись к ужину, сел у камина. Его до сих пор не отпускала ледяная дрожь.

Неожиданно послышался негромкий стук, и в кабинет вошел Пул.

– Боже милостивый, что вас сюда привело? – с удивлением воскликнул нотариус. – Что случилось? Доктор заболел?

– Мистер Аттерсон, – проговорил старый слуга тихо и сдержанно, – действительно случилась беда.

– Садитесь, выпейте вина, – скрывая тревогу, предложил нотариус. – И не спеша объясните, что, собственно, произошло?

– Вы ведь знаете, сэр, – начал Пул, – последнее время мой хозяин частенько запирается у себя в кабинете. И мне это не нравится… право слово, я боюсь.

– Успокойтесь, дружок, – сказал нотариус. – Объясните яснее, чего вы боитесь?

Пул сидел, опустив голову. Его рука, державшая бокал, дрожала.

– Я полагаю, произошло преступление, – хрипло ответил Пул.

– Преступление? – воскликнул пораженный нотариус. – Что за бред вы несете?

– Не смею объяснить, сэр, – упавшим голосом ответил Пул. – Лучше будет, если вы пойдете со мной и сами посмотрите.

«Да, пожалуй, мне лучше самому во всем разобраться», – подумал нотариус.

Он надел пальто, взял шляпу и вместе с Пулом вышел на улицу. Холодный ветер с силой закрутился вокруг них. Они подошли к дому мистера Джекила.

– Дай-то бог, чтобы все обошлось, – не в силах скрыть душевную тревогу, проговорил Пул.

– Аминь, – отозвался нотариус.

Они вошли в прихожую. В камине беспечно и равнодушно горел огонь. Возле камина, словно овцы, тесно жались друг к другу все слуги доктора: и мужчины, и женщины. При виде мистера Аттерсона молоденькая горничная истерически зарыдала.

– Что это? – кисло спросил нотариус. – Почему все собрались здесь? Весьма прискорбный непорядок. Ваш хозяин будет недоволен.

– Они боятся, – сказал Пул.

Последовало глухое молчание. И только горничная, задыхаясь, старалась сдержать рыдания.

– Ну-ка подай мне свечу! – Дворецкий повернулся к кухонному мальчишке. – Сейчас мы со всем этим покончим. – Он сделал мистеру Аттерсону знак следовать за ним и повел его вглубь дома.

Стараясь сдержать нервную мелкую дрожь, мистер Аттерсон прошел за дворецким. Сначала через лабораторию, потом через анатомический театр, заставленный ящиками с химической посудой. Пул робко и неуверенно постучал в дверь, обитую плотным сукном.

– Сэр, вас хочет видеть мистер Аттерсон! – Пул старался проговорить это почтительно и спокойно.

– Скажите ему, что я никого не принимаю! – послышался из-за двери приглушенный невнятный голос.

Пул, осторожно держа свечу, огонек которой качался и изгибался, грозя погаснуть, повел Аттерсона тем же путем обратно через комнаты. Наконец он остановился и поставил свечу на круглый стол.

– Сэр, – спросил он, глядя мистеру Аттерсону прямо в глаза, – это был голос моего хозяина? Как вам кажется?

– Болезнь могла его изменить, – побледнев, сказал нотариус.

– Болезнь? – убежденно возразил Пул. – Я прослужил здесь двадцать лет; больной или здоровый, но я не мог бы не узнать голос моего любимого хозяина. Нет, сэр, моего хозяина убили.

– Вдумайтесь, что вы говорите, любезный Пул, – голос нотариуса стал тверже и увереннее. – Даже если мы предположим, что доктор Джекил был… Но это только туманное предположение… Тогда скажите, зачем убийце оставаться в тех комнатах? Почему он не пытается скрыться, убежать? Это противоречит здравому смыслу, логике.

– Вас трудно убедить, мистер Аттерсон, но я все же попробую, – голос Пула был полон отчаяния. – Всю эту неделю он… ну тот, кто поселился в кабинете доктора, день и ночь требует какое-то лекарство, но мы никак не найдем, что ему нужно. Раньше наш добрый хозяин имел привычку писать на листке название лекарства, которое ему необходимо, и выбрасывал листок на лестницу. Никто хозяина не видел, в то время даже еду мы ему оставляли на ступеньках. Так вот, сэр, каждый день только и были эти листочки: приказы да жалобы. Я обошел всех лондонских аптекарей. Чуть принесу это снадобье, пройдет немного времени – опять листок с распоряжением отнести его назад аптекарю… дескать, оно с примесью. И приказ обратиться в другую аптеку, в другую фирму. Увы, там снова нам предлагали лекарство с примесью. Я все аптеки оббегал, верно, уж очень нужно моему хозяину это снадобье.

– Скажите, Пул, у вас не сохранились эти записки? – спросил мистер Аттерсон.

Пул пошарил по карманам и вытащил скомканную бумажку, которую нотариус, наклонившись к свече, стал пристально разглядывать.

Аттерсон прочел:

Доктор Джекил с почтением заверяет фирму МАУ, что последний образчик опять содержит примеси и совершенно непригоден для намеченной цели. В 18… году доктор Джекил приобрел у вашей фирмы большую партию этого препарата, совершенно чистую, без каких-либо примесей. Теперь он просит со всем тщанием проверить, не осталось ли у вас препарата точно такого же состава. Просьба выслать его немедленно. Цена не имеет значения.

Умоляю, ради всего святого, разыщите для меня этот препарат.

– Странное письмо, – озабоченно проговорил нотариус, – да и вообще все слишком необъяснимо. Возможно, Пул, ваш хозяин стал жертвой одной из тех болезней, которые искажают голос и даже лицо несчастного. Вот почему он так упорно старается отыскать это лекарство в надежде исцелиться. Тогда понятно, почему он избегает встреч со своими друзьями. Но по почерку можно судить…

– При чем тут почерк? – Лицо Пула покрылось бледно-серыми пятнами. – Ведь один раз я видел самого хозяина. Он возился в дальнем конце кабинета среди ящиков.

– И вы молчали? – вскрикнул нотариус.

– Я видел его одну минуту, – угрюмо сказал Пул, – но у меня волосы встали дыбом. Двадцать лет – это двадцать лет! Неужели вы думаете, я не узнал бы моего хозяина, если бы даже видел его одно лишь мгновение?

– Бог с вами, Пул! Что вы говорите? – с волнением воскликнул Аттерсон.

– Сэр, это был не доктор Джекил, – голос Пула срывался и дрожал. – Одному богу известно, что это была за тварь, но это был не доктор Джекил,