Записки Видока - Эжен-Франсуа Видок

Горилла в то время работал в «Черном солнце» вышибалой; он учил уму-разуму упрямых клиентов трактира, но, если те продолжали сопротивляться, содержательница выпускала на них двух бульдогов, челюсти которых могли бы перемолоть железо. Горилла, кроме того, находил время ухаживать за хозяйкой, лицо которой, обезображенное ожогом, было поистине страшно. Что касается ее, то она курила с утра до вечера и каждый день выпивала бутылку абсента. Ее поклонник делал то же самое, но это не мешало ему следить за всеми и всем. Однажды вечером, разговаривая с хозяйкой, он сказал:

— Мне кажется, на нас донесли. Меня даже предупредили, что за нами следят шпионы.

— Удвоим меры предосторожности! — ответила та. — К тому же Сена недалеко, и оттуда не так-то легко выбраться.

В ту же минуту появился субъект с подозрительной физиономией и изъявил желание поговорить с воровской мамой. Это был старый ростовщик, желавший обделать одно дельце с бриллиантами, для которого ему требовались двое решительных молодцов.

— Нет ничего легче, господин Жакобюс, — ответила хозяйка.

— Как, вы знаете мое имя?! — удивленно воскликнул жид.

— Еще бы!

— Но я вас никогда не видел.

— Видели. Посмотрите на меня хорошенько.

«Какое страшное лицо!» — подумал про себя гость.

— Неужели вы меня забыли?

— Да кто же вы, наконец?!

— Жуанита.

— Быть не может!

— Но это так, — проговорила она, едва сдерживая рыдание.

— А я считал вас умершей!

Обожженная и страшно изуродованная, Жуанита вернулась в Париж и укрылась в Сите. Она сняла трактир «Черное солнце» и почти никогда оттуда не выходила.

— Ах! — воскликнула она, припоминая о случившихся с ней несчастьях. — Я такой была красавицей в прежние времена! Проклятый Кандас, только попадись он мне!

Еврей мог бы, пожалуй, порассказать ей что-нибудь о ее муже, но это не входило в его планы. Он ограничился тем, что покончил со своим дельцем и, как всегда, осторожный, вышел через потайную дверь на улицу. Едва он вышел, как с той же стороны появились Лупар и Габлёр. В зале они встретили молодого человека, желавшего получить от них кое-какие сведения. Габлёр, приняв его за шпиона Пьенуара, спросил, принес ли он 10 000 франков.

— Вы их получите, если дадите мне ключ к раскрытию тайны, которую я хочу узнать во что бы то ни стало.

При этих словах Лупар и Габлёр, заподозрив в молодом человеке сыщика, поспешили удалиться. Видя, что юноша последовал за ними, Горилла вернулся к хозяйке, чтобы узнать, не следует ли им разделаться по-своему с докучливым незнакомцем.

Генрих — а это был он, — осознав, какая ему грозит опасность, бросил на стойку туго набитый кошелек и произнес:

— Вы ошибаетесь, я не имею никакого отношения к полиции; вот мое имя. — И он подал Горилле свою визитную карточку, украшенную гербом.

— А! — протянул тот. — Посмотрите-ка, хозяйка, вот его карточка, на ней написано: «маркиз де Кандас».

— Маркиз де Кандас! — повторила странным голосом Жуанита и смущенно взглянула на Генриха.

«Да… — подумал Горилла. — Подобные люди не заходят к нам с добрыми намерениями».

— Я с ним покончу, — прибавил он вслух.

— Несчастный! — шепнула ему Жуанита. — Это мой сын!

Потом, увлекая Генриха в свою комнату, она принялась расспрашивать его про отца.

— Сможете ли вы его узнать? — спросил Генрих.

— Конечно! Но где он?

— В Париже.

— Ах! Кандас в Париже?! — воскликнула Жуанита, а потом прибавила: — Но что же привело вас в наше гнездо разврата? Говорите, ничего не бойтесь.

— Если вы хотите знать, то вот настоящая причина: я собирался проследить за Кандасом. Он придет сюда на свидание с двумя людьми, с которыми я только что говорил. Сделайте так, чтобы я мог слышать, о чем они будут говорить, и я вас щедро награжу.

Жуанита, предчувствуя, что за всем этим кроется какая-то тайна, согласилась.

— Вот посмотрите, в эту щелку мы сможем видеть и слышать все, что происходит в зале.

В эту самую минуту воры собрались на ужин.

— Ну, ленивцы, поторапливайтесь! — подгонял помощник хозяйки полудюжину негодяев, медленно входивших в помещение.

— Вот две лисицы, которые снова возвращаются в нору, — сказал кто-то из шайки, указывая на Фигаса и Пьенуара, — они хотели повидаться с Лупаром и Габлёром.

— Эти двое только что вышли и, вероятно, не замедлят вернуться к ужину, — заметил Горилла.

— Не отправить ли за ними экипаж? — предложил один из приглашенных, прозванный Ворасом. — Впрочем, давайте лучше есть.

Не обнаружив хозяйки за столом, многие стали осведомляться о ее здоровье, зная, что она подвержена мигрени. Надо заметить, что эта мигрень, на которую жаловалась Жуанита, была следствием ее чрезмерного пристрастия к табаку и вину. В этот день она была, впрочем, здорова и не верила своим глазам, узнав в двух вновь прибывших прежнего наставника своего мужа и своего бывшего любовника в Гамбурге, Стефана (Пьенуара). В свою очередь, и Генрих не мог прийти в себя от изумления: его отец и господин Лосине чувствовали себя как дома в окружении этих мошенников. В то время как за столом присутствующие обменивались грубыми шутками, послышались три удара в дверь.

— Это наверняка наши молодцы, — сказал Пьенуар Фигасу, — смотри же, нам нельзя их упустить!

Охранник пошел отворять дверь, и на пороге появились Лупар и Габлёр, волоча по земле связанную бесчувственную женщину.

— Что за дичь вы там тащите? — спросил Ворас.

— Женщину, которая выслеживала нас в аллее.

В ту же минуту все вскочили с мест, окружили несчастную и принялись срывать с нее серьги, кольца и прочие золотые украшения. Но представьте себе, каково было удивление Пьенуара и Фигаса, когда в беззащитной женщине, все еще лишенной чувств, но уже развязанной, они узнали герцогиню де Кандас! В свою очередь, Генрих и Жуанита остолбенели при виде незнакомки: первый — узнав в ней свою мачеху, вторая — супругу генерала, знакомую ей по Гамбургу, женщину, которую она считала своей соперницей.

Между тем герцогиня открыла глаза и пришла в ужас, увидев разбойников. Как ей было убедить их, что она потому очутилась в этом месте, что приехала оказать помощь одной несчастной девушке, умирающей с голоду, и как раз спустилась с чердака в аллею, когда ее схватили! Пьенуар и Фигас были уверены, что она говорит правду, зная о свойственной ей щедрости; что же касается прочих разбойников, то, опасаясь измены, они решились просто ее убить. При этих словах несчастная женщина чуть было снова не лишилась чувств; Генрих хотел кинуться к ней на помощь, но Жуанита его удержала, и только при виде грозящей герцогине смертельной опасности Фигас и Пьенуар бросились на Лупара и Габлёра. Захваченные врасплох, злодеи пытались сопротивляться, но два выстрела уложили их на землю. Началась общая свалка, Фигас убил выстрелом Вораса и пригрозил расправой помощнику хозяйки, если он сию же минуту не отворит двери; тот вынужден был подчиниться, потому что шум перестрелки, бряцанье оружия и лай собак могли привлечь стражу.

Радуясь окончанию стычки, Пьенуар и Фигас спаслись бегством, унося с собой полумертвую герцогиню. Пока шла эта ужасная потасовка, Жуанита поняла, что произошло в действительности: она ни минуты не сомневалась, что Стефан убил ее мужа для того, чтобы воспользоваться его бумагами и имуществом; Генриху тоже приходило это на ум, но ему нужны были доказательства, чтобы уличить обманщика.

— Рано или поздно вы узнаете решение этой загадки, — сказала Жуанита, предлагая ему удалиться, — но обещайте мне пока хранить молчание.

Генрих поклялся молчать с условием, что она придет к нему в особняк Кандаса. Полчаса спустя Во-рас, Лупар и Габлёр были уже на дне Сены.

Два сообщника

На другой день Генрих, едва оправившись от замешательства, рассказал обо всем невозмутимому Дидье, который и в этом усмотрел лишь странное стечение обстоятельств. Сама герцогиня, принимая объяснения своего мужа, услышала от него в оправдание то, что ему хотелось вместе с Лосине посетить из любопытства кабаки старого Парижа. Добрая женщина приписала происшедшее с ней Провидению божьему, которое послало ей защитников в такую критическую минуту ее жизни, но тем не менее просила умолчать об этом происшествии. В то же время она объявила мужу — гораздо раньше, нежели сама того хотела, — о своей беременности, прибавив, что доктор считает нужным отправить ее в деревню во избежание потрясений. При этом известии Пьенуар испытал радость, к которой примешивались угрызения совести. Небо или ад ниспослали ему этого ребенка?

Поместье Кандасов находилось в глубине Бретани; герцогиня не могла решиться на подобное путешествие, и ей пришло на ум поселиться на время у одной подруги детства, жившей в окрестностях Парижа. Понятно, что Пьенуар согласился на это беспрекословно. Герцогиня выразила желание, чтобы ее сопровождал Генрих; она преследовала свою цель — надеялась, что хорошенькие глазки дочери госпожи Вилла-Ренальд произведут приятное впечатление на меланхоличного Генриха.