Мессия Дюны - Фрэнк Герберт

Пауль вдруг понял, что моргает. Этого не могло быть… но тем не менее! Он ощущал глаза. И видел… он глядел из какого-то непонятного места… взгляд его дергался из стороны в сторону. Вот! Перед глазами появился нож. Потрясенный, не веря себе, Пауль понял. Он видел глазами одного из своих детей! Он видел нож Скитале из колыбели, нож блестел совсем рядом. Да — Пауль видел и себя самого. Он неподвижно стоял, опустив голову, ни для кого не опасный, позабытый всеми в комнате.

— Начнем с того, что вы откажетесь от всей своей доли в КООАМ, — предложил Скитале.

— Всей? — переспросила Алия.

— Всей.

Видя себя самого из колыбели, Пауль потянулся к ножу на поясе. Он ощущал странную двойственность. Тщательно высчитал расстояние, угол. Другого шанса не будет. И как положено Бене Гессерит, он подготовил все свое тело, словно заводя пружину для единственного движения, вмещавшего все… праджна требовала объединенного действия всех мышц в едином усилии.

Крис вылетел из его руки, сверкнув молочным блеском, и вонзился в правый глаз Скитале, ударил, отбросив голову лицедела назад. Вскинув вверх руки, Скитале отшатнулся к стене, нож его взлетел к потолку, звякнул об пол. Ударившись о стену, Скитале рухнул; смерть наступила прежде, чем тело коснулось пола.

Все еще теми глазами из колыбели, Пауль увидел потрясенные лица, обращенные к нему, слепцу. А потом Алия метнулась к колыбели и закрыла от него комнату.

— Ох, они в безопасности, — выдохнула Алия, — все в порядке.

— Мой господин, — прошептал Айдахо. — И вот это тоже было частью вашего видения?

— Нет, — он махнул Айдахо рукой. — Но так лучше.

— Прости меня, Пауль, — проговорила Алия, — но когда эта тварь сказала, что может… оживить…

— Есть цена, которую Атрейдес платить не может, — отвечал Пауль. — И ты знаешь это.

— Знаю, — вздохнула она. — Но искушение…

— Кто не знал искушений? Вот и я… — горько сказал Пауль. Он отвернулся ото всех, добрался до стены, припал к ней лицом, пытаясь понять, что он сделал. И, главное, как? Как? И эти глаза в колыбели. Он был словно на грани потрясающего откровения.

«Это мои глаза, отец», — затрепетали перед его внутренним взором слова.

— Сын! — отвечал Пауль, тихо, чтобы никто не слышал. — Ты… сознаешь?

«Да, отец. Погляди!»

Головокружение заставило Пауля теснее прижаться к стене. Он чувствовал себя вывернутым и опустошенным. И собственная жизнь промелькнула мимо него. Он увидел собственного отца. И стал им. А потом дедом и прадедом — всеми, что жили до него. Сознание его мчалось от пращура к пращуру — по безумному коридору жизней всех его предков по мужской линии. Как? — безмолвно спросил он.

Неясно проступили слова и растаяли, словно им трудно было удержаться в сознании. Пауль вытер утолок рта. Он вспомнил, как пробудилось сознание Алие в чреве леди Джессики. Но сейчас… ведь не было воды жизни, не было меланжи… или была, но он не знал об этом? Может быть, Чани и была так голодна из-за этого? Или, быть может, просто такова наследственность его рода, предвиденная Преподобной Гайей-Еленой Мохийам, результат генетической программы Бене Гессерит?

И Пауль чувствовал, что лежит в колыбели, а Алия воркует над ним. Руки ее утешали. Огромное лицо глядело прямо на него. Алия повернула ребенка, и он увидел свою соседку… худенькую малышку, исполненную той силы, которая передается обитателями Пустыни по наследству. Эта головка в густых темно-рыжих кудрях! Она открыла глаза перед его взором. Эти глаза! Из них глядела Чани… леди Джессика. И не только они… множество жизней…

— Погляди-ка, — сказала Алия. — Они глядят друг на друга.

— Дети в этом возрасте еще не могут сфокусировать взгляд, — отвечала Хара.

— Ну, я-то ведь могла, — возразила Алия.

Пауль медленно высвобождался из этой бесконечной цепи сознаний. И вновь оказался у своей Стены плача. Айдахо осторожно тронул его за плечо.

— Мой господин?

— Пусть сын мой в честь деда зовется Лето, — произнес Пауль, выпрямляясь.

— Во время именования, — проговорила Хара, — я стану возле тебя как подруга матери и назову это имя.

— А моя дочь, — продолжал Пауль, — пусть зовется Ганима.

— Усул! — запротестовала Хара. — Гханима… это имя принесет неудачу.

— Оно спасло тебе жизнь, — напомнил Пауль. — Да, моя сестра дразнила тебя, ну и что? Пусть моя дочь зовется Ганимой, добычей битвы.

Пауль услышал, как позади скрипнули колеса: это на каталке повезли тело Чани. Медленно начался речитатив водного обряда.

— Халь Йаум! — воскликнула Хара. — Я должна уйти, ведь мне надлежит удостовериться в священной истине и стоять возле подруги, уходящей в последний путь. Вода ее принадлежит племени.

— Вода ее принадлежит племени, — пробормотал Пауль. Он слышал, как удаляются шаги Хары. Потянувшись, он тронул руку Айдахо. — Дункан, отведи меня в мои апартаменты.

Оказавшись там, он мягко высвободился. Настало время побыть одному. Но не успел Айдахо выйти, как возле двери послышалась какая-то возня.

— Господин! — закричал от двери Биджас.

— Дункан, — велел Пауль. — Пусть он сделает два шага вперед. Если сделает третий — убей его.

— Слушаюсь, — отвечал Айдахо.

— Значит, это Дункан? — спросил Биджас. — Настоящий Дункан Айдахо?

— Да, — согласился Айдахо. — Я все вспомнил.

— Значит, план Скитале удался?

— Скитале умер, — отвечал Пауль.

— Но я жив и план вместе со мной, — возразил Биджас. — Клянусь баком, в котором я вырос! Это возможно! И теперь я сам узнаю свое прошлое — все свои прошлые жизни. Нужен лишь спусковой крючок.

— Крючок? — спросил Пауль.

— Принуждение, — полным ярости голосом проговорил Айдахо. — Они заставляли меня убить тебя. Расчет ментата: они поняли, что ты прежде был для меня сыном, которого у меня никогда не было. И Дункан не мог убить вас, и чтобы не допустить этого, взял контроль над телом гхолы. Но план мог и сорваться. Скажи мне, карлик, если бы план не удался… что бы вы сделали, если бы я убил его?

— О, мы предложил бы сделку сестре… Но нынешний вариант лучше.

Пауль прерывисто вздохнул. Он слышал, как плакальщицы спускались в глубины… к нижним залам, где вода мертвых возвращалась племени.

— Еще не поздно, милорд, — настаивал Биджас. — И вы получите назад свою любимую. Мы восстановим ее. Конечно, в виде гхолы. Но на этот раз мы предлагаем полную реставрацию. Не послать ли слуг с криогенным баком за телом вашей возлюбленной?

Теперь ему было гораздо труднее. Пауль уже истратил столько сил в борьбе с первым искушением тлейлаксу. И словно впустую! Снова ощутить рядом с собой Чани…

— Останови его! — приказал он Айдахо на боевом языке Атрейдесов. Он слышал, как Айдахо шагнул к двери.

Господин! — взвизгнул карлик.

Если ты любишь меня, — продолжал Пауль на боевом языке, — заклинаю тебя, убей его прежде, чем я соглашусь… Нееееее… — завопил Биджас.

Голос его захлебнулся в ужасном бульканье.

— Вот я и сделал одно доброе дело, — пробормотал Айдахо. Пауль наклонил голову, прислушался. Плакальщиц не было слышно. Он представил себе древний фрименский обряд, свершаемый ныне в глубинах сиетча… там, в траурном зале, племя возвращало себе свою воду.

— Не было выбора, не было… — проговорил Пауль. — Ты понимаешь, Дункан?

— Понимаю.

— Есть такие вещи, которых не выдержать никому из людей. Слишком долго я плутал в лабиринтах вариантов грядущего, мне казалось я его создаю, а это оно создавало меня.

— Мой господин, не надо…

— В этой Вселенной не всякая задача имеет ответ, — горько сказал Пауль. — И ничего нельзя сделать. Абсолютно ничего.

Говоря это, Пауль ощутил, как разрывается его связь с видением. Его разум словно пытался сжаться, съежиться, укрываясь от бесчисленных вероятностей. Утраченное пророческое зрение превратилось в ветер, дующий над бесконечным простором.

~ ~ ~

Мы говорим, что Муад'Диб удалился в края, где человек не оставляет следов на песке.

Предисловие к Катехизису Квизарета

Канава с водой служила границей посадок, принадлежащих сиетчу. За ней подымался скальный уступ, а потом под ногами Айдахо оказалась Пустыня. В ночном небе высились скалы, среди которых укрывался сиетч Табр. Очертания их инеем серебрились в свете обеих лун. Сад спускался к самой воде.

Айдахо остановился на краю Пустыни, поглядел на цветущие ветви, повисшие над тихой водой, на четыре луны: две в воде, две над нею. Дистикомб скользил по коже, запах влажного кремня достигал ноздрей, несмотря на все фильтры. Ветер зловеще шелестел ветвями сада. Айдахо вслушивался в ночь. У края воды в траве шуршали кенгуровые мыши, коршуновая сова промелькнула и исчезла в тени утесов, ветер донес из открытой Пустыни шипящий шорох осыпающегося песка.