Симфония любви - Кэтрин Сатклифф

– В чем дело, ваша светлость? Боитесь, что ничего не получится? Я за этим и пришла. Чтобы немного помочь вам.

– А что заставляет тебя думать, что я отвечу на твои приставания?

– Нищим не приходится выбирать, правда?

Он отшвырнул ее. Зацепившись за ковер, Молли упала на спину; ее юбка задралась до колен, открыв раздвинутые бедра.

– Проклятый псих! – крикнула она. – О чем я только думала, соглашаясь на это? Надо было сказать ее светлости…

– Сказать ее светлости?

Губы Молли скривились, глаза прищурились, а голос зазвучал грубо.

– А вы думали, что я здесь ради собственного удовольствия?

Он окаменел.

– Совершенно верно, – кивнула она. – Чтобы снова сделать вас мужчиной.

Он с такой яростью взглянул на нее, что она отползла в сторону, подобрала блузку, а затем бросилась к двери, распахнула ее и скрылась в темноте.

Стиснув зубы, он сполз с постели, ухватился трясущейся рукой за столбик кровати и, раскачиваясь из стороны в сторону, попытался поймать равновесие, со страхом ожидая, что в любой момент ноги перестанут держать его.

– Ваша светлость! – донесся с порога спальни Марии тихий взволнованный возглас, и в то же мгновение она оказалась рядом. В тусклом свете его комнаты ее простенькая ночная рубашка сверкала белизной.

– Что это вы задумали, сэр? – вскрикнула она, обхватив руками его талию и вся дрожа от напряжения. – Быстро дайте мне опустить вас на кровать. Не сопротивляйтесь… Перестаньте, иначе мы оба упадем.

– Оставьте меня в покое, – прорычал он и попытался оттолкнуть ее.

Она сильнее вцепилась в нега, прижавшись щекой к напряженным мускулам ею влажной от пота груди. Волосы серебристым водопадом рассыпались по ее плечам.

Схватив Марию за волосы, он грубо оторвал ее от себя. Она вскрикнула. Глаза ее стали огромными, на лице отразилось отчаяние.

– Странно, всего несколько часов назад вы презирали меня, а теперь влетаете сюда, как ангел милосердия, – процедил он сквозь зубы. – Она вас тоже купила, мисс Эштон? И сколько же стоит ваша преданность?

Мария отчаянно затрясла головой. Ее лицо исказилось от боли и обиды.

Он отшвырнул ее от себя. Со сдавленным криком она упала на пол.

* * *

В огромном доме все стихло, но она продолжала ходить из угла в угол своей комнаты. Горящие в камине смолистые дрова и торф распространяли резкий неприятный запах. Ее губы припухли и саднили.

Как можно быть такой глупой и позволять ему подобные вольности? Одним прикосновением губ он превратил ее в недалекую и бесстыжую шлюху, вроде Молли. Всем своим существом она жаждала прильнуть к нему, позволить ему делать все, что угодно, с ее губами, ее телом, ее рукой… О Боже!. Там, под полотенцем, ее пальцы касались его плоти и жестких волос…

Мария покосилась на свою кровать с толстой пуховой периной и обтянутыми шелком подушками. Маленькая лампа освещала своим бледно-желтым светом только небольшую часть комнаты. Концентрические блики падали на пол, кровать и разноцветные подушки.

Разве она осмелится снова взглянуть ему в глаза?

А может, она неправильно истолковала его намерения, а он, в свою очередь, не понял ее. Она убежала не потому, что считала его безобразным, а оттого, что больше не могла сопротивляться нахлынувшим на нее чувствам. Не могла управлять ими. В какой-то момент она желала только одного – стать такой же покладистой, как Молли, чтобы испытать то дикое наслаждение, что заставляет женщину совокупляться с мужчиной на кухонном столе, и так глубоко погрузиться в бездну блаженства, что не придавать значения, если кто-нибудь увидит их.

Даже сейчас, когда прошло несколько часов, нервное и физическое возбуждение заставляло ее ходить по комнате. Странно, но огонек желания с каждой минутой разгорался все сильнее. Каждый раз, когда она думала о Салтердоне, жар охватывал ее грудь, живот, спускался ниже, между ног.

Ей казалось, что она сходит с ума.

Боже милосердный, неужели она никогда больше не обретет душевный покой? Неужели ей не удастся избавься от этого навязчивого чувства – безумного влечения к человеку, который явно презирает ее?

Когда страх, который она испытывала перед его внешностью и свирепым характером, уступил место чувству долга? Когда обязанности превратились в товарищеские отношения, товарищеские отношения сменились нежностью, а нежность… чем?

– Нет, – вслух сказала она. – Глупая девчонка, ты не должна допускать даже мысли об этом. Ты не можешь влюбиться в герцога Салтердона. Ты не посмеешь! В противном случае тебе следует собрать свои жалкие пожитки и сию же минуту убираться из Торн Роуз. Страшно представить, как он отреагирует, если услышит о подобной глупости. А что подумает его бабушка?!

Мария представила себе, как отреагирует ее тело, если он снова прикоснется к ней.

* * *

Утро выдалось мрачным и холодным. Проснувшись, Мария тщательно вымылась водой из кувшина. Она плеснула водой в лицо, и пока холодные струйки стекали у нее по шее, перед ее внутренним взором чередой промелькнули картины вчерашнего дня.

«Нужно быть действительно не в своем уме, чтобы остаться здесь, – думала она. – Необходимо потребовать у ее светлости, чтобы она отправила меня в Хоуорт. Оттуда я смогу поехать куда угодно: в Лондон, Ливерпуль – подальше от этого безумия. Как мне теперь смотреть ему в глаза? Как мне жить в этой комнате, этом доме, этой проклятой местности, когда все вокруг напоминает о том, что чуть было не произошло? Если бы он хотел найти способ уничтожить меня, то не смог бы придумать ничего лучше».

Она подошла к окну и отодвинула занавеску из тяжелого шелка. Стекла были покрыты морозными узорами. Мария очистила круг и сквозь него взглянула на суровый пейзаж за окном. В доме еще было тихо. Так же тихо, как на серых холмах вокруг.

Сквозь туман в одном из домиков мелькнул огонек, и она вспомнила, как они с Полом выбирались из дома через окно спальни и в облачках пара бежали к кладбищу на вершине холма. Там они играли в игру, угадывая какое окно загорится первым, затем вторым, затем третьим… Мария всегда выигрывала, хотя догадывалась, что Пол специально поддается. Она не встречала человека, умнее брата. Он находил решение любой проблемы.

Если бы он был сейчас здесь, то, наверное, смог бы объяснить, что с ней происходит. Почему она продолжает, отбрасывая гордость, попытки помочь человеку, который отвергает ее. Почему она переносит его насмешки и оскорбления, его враждебность и унизительные обвинения. Почему ее чувство сострадания и желание помочь (не говоря уже об обязанностях сиделки) оказались вытеснены физической потребностью каждую минуту быть рядом с ним, несмотря на его высокомерие и озлобленность, несмотря на его вчерашнее поведение…